никто не знает, что ты выкинешь сегодня,
и от судьбы получишь пиздюли или джекпот.
ты как младенец, — даже не в исподнем, —
когда кричащий свой разинешь рот:
душонка льётся из тебя наружу
и пачкает блевотой липкий пол.
и никому твой пьяный гвалт не нужен,
но ты уже залез на стол,
и вот орёшь, солдат на бруствере безглавый,
картонный ленин для синюшных мужиков,
кривой-косой адольфик барный
со списком неоплаченных долгов.
и в сотый раз так делая, опять
ты думаешь: "меня оттуда стащат".
но в баре начинают ликовать
и ставят тебе пива ящик.
ты шаришь вкруге дикими глазами
и малышню тряхаешь за грудки,
мол, что это за шутки, бляди,
но... погодите, вы это серьёзно, мужики?
и сквозь тебя глядя плывущими глазами,
они руками трут свои краснючие носы,
и говорят, что их всегда все попрекали,
но тут им дал надежду о великий ты.
и, возгордившись, ты взлетишь до люстры,
визгливо восклицая о вождях.
взметнутся вверх пивные кружки,
зажатые в мозолистых руках.
вот он, триумф, что был так ожидаем —
упейся им, вбери, впитай!
всё потому, что он сейчас растает —
и кулаком по морде получай!
ты, сукин сын? какая диктатура?
совсем там снаркоманился, еблан?
и кто родил тебя на свет, какая дура?
я рот её и твой ебал!
ты сплюнешь кровь — вчерашний царь горы,
позорно скинутый попойцами с вершины.
и поплетёшься в ночь под ритм тишины.
опять один — и миром всем гонимый.
несчастный, бедный, просветлённый ты,
с небес ниспосланный, но изгнанный людьми мессия!
не оценили грешные священной правоты,
которая в словах твоих сквозила!
не понятый ботами нежный гений
в дворах укрылся, невзирая на испуг.
душа болит и сердце плачет от неверных мнений —
любой поэт тебя поймёт, мой друг.