ТЕМНЫЕ ДВАДЦАТЫЕ: ЭХО-КАМЕРЫ НАСТОЯЩЕГО
В декабре 2024 года АфишаDaily подводил музыкальные итоги. И казалось бы: а нам-то что? Ну список, ну очередного года… А интересное все ж в нем было: трэп-критик Даня Порнорэп, описывая малоизвестный альбом «Мой край» исполнителя Бездомный, впервые (и как бы между прочим) употребил термин «Темные Двадцатые». И внимательный, жадный взгляд сразу выхватил в этих словах нечто куда более интригующее, чем имена всех упомянутых в статье музыкантов.
В одном из следующих
текстов Порнорэп уточнил, что Темные Двадцатые — это
«время, в котором мы живем» (разумеется, это не исчерпывающее определение, но пока я не видел последовательного описания этого явления — и есть ли это явление вообще?). Тем не менее, «Темные Двадцатые» буквально становятся субкультурным
мемом, и одновременно с тем — в другой среде, не музыкальной, — появляется иная точка зрения на универсальность этой конструкции (пусть и не применительно к настоящему времени).
В феврале 2025 года в Центре Вознесенского открылась выставка «Темная оттепель», посвященная обратной стороне всеми любимого советского периода. Спустя два месяца художественный критик
Сергей Гуськов опубликовал ряд соображений об этой выставке, где в числе прочего есть следующий фрагмент:
Не знаю, как вам, а лично мне слово «темный» в философском значении изрядно надоело. Куда только его не пихали: темный Делез, темный музей, темная экология, темные онтологии, темный логос, темная урбанистика, темное Просвещение и т.д. А прямо сейчас количество подобных наименований только растет. Если лет десять назад указание на такой атрибут теории или явления, как «темность», казалось оправданным, то в настоящее время оно порядком девальвировано, поскольку совершается часто вне связи с теоретическими конструкциями, породившими эту область мысли, и работает скорее как маркетинговая уловка.
Во всем этом меня интересует не столько универсальность слова «темный» — его культурная, описательная или даже маркетинговая функция, — сколько критическая непроницаемость, которая, как мне кажется, и является ключом к пониманию сегодняшнего времени. Несмотря на обилие авторов, блогеров, критиков, каждый из них, как правило, существует в рамках собственной среды, не стремясь или не имея возможности выйти за ее пределы.
Так, художественные критики обсуждают выставки в замкнутом кругу, где все знакомы между собой, музыкальные журналисты пишут исключительно для аудитории, вовлеченной в ту же музыкальную сцену, а кинообозреватели размышляют в поле, изолированном от остального культурного контекста, etc. В результате культурный портрет времени не складывается — или складывается исключительно фрагментарно. Герметизация сред разрушает идею культуры как целостного явления, где возможны диалог, сопоставление и — в идеале — выработка общих смыслов.
Музыкальная, арт-, кино- и любая другая критика не просто могут, но должны иметь точки пересечения. И как следствие — площадки. Темные Двадцатые или не Темные, а я все еще грежу об Афишевских Нулевых, когда рядом, один за другим шли материалы, посвященные «Городу грехов», Брайну Ино и Алексею Октябриновичу Балабанову.
И вот он сразу — дух времени. А не эти наши — эхо-камеры.
Даниил Бельцов для рубрики #критика
📷: Скриншот из аккаунта timatiofficial в Instagram (запрещён в России, принадлежит Meta) и работы Николая Вечтомова из собрания ГТГ: «Конец последнего жителя» (1990), «Дорога» (1983), «Реквием» (1958)