40.
вам Саша давеча читал
свой текст, и Саша в тексте том
он собран в нём, будто конструктор
из сочетаний детских травм
и было нам предельно жутко
хоть и, конечно же, смешно
он корчил гипсовые рожи
и клокотал утробной жилой
как будто всей небесной залой
с него дамоклово спросили
из всех страшнее была рожа
всего смешнее рожа та
что с маяковского волохи
зачем-то Сашею снята
и вот, в нехватческом соборе
стояло тело слоевое
маяковский
суворов
фотограф
нехватчик
и вязкое что-то
безликое, беспамятное
сиротливое
что-то
всем видное что-то, всё же
выпирающее
вытекающее
из прорезей прорезей глаз
и широких штанин
прошёптывая, кажется, слово
оканчивающееся на "-нин"
большое такое слово
с заглавной, даже
С.

39.
я помню, Толя написал жутчайший текст
там батюшка, по-моему, насильничал сестрёнку
и, вроде, уходил инцест
в совсем уж непотребные детали
и видел я, как яростно дрожали
на побелевшем подбородке губы
как в зале, омертвевшие, молчали
голоса, доселе буйны
и
и ясно стало, вроде как
тогда
кристально
что породить такое может только детство
детство Тольки
и евтушенко
долбоёбский
я б тоже
как и Толя
матушку ебал в очко её сырое
евтушенки вашей начитавшись вдоволь
и рифмы его заебатые
вслух проговаривал бы
"баба" - "задом"
ооох, заебато
давай, мамаша, тоже
задом.

книгу дописываю.

38.
меня в детстве порицали за красную шапку
яркую слишком, якобы
глумились
смеялись
тешились над красною шапкой моей
поносили, хуесосили, пидорили красную шапку мою
и меня
мол, дурацкая шапка
уебанская у тебя шапка
уебищная, даже пидорская
яркая красная шапка
красная я, мол, шапочка
полупидор
недопацан
писаю сидя
плачу без повода
шапку отняли за школьным спортзалом
закинули на провода
знают, что я не допрыгну
и камнем её не сшибу
силы не хватит и координации
я даже в море камней не кидал никогда
боясь промахнуться
только потом, много лет спустя
запустил кирпичом в чеченца
в магаданскую новогоднюю ночь
насиловавшего кого-то
кинул и побежал
по своему обыкновению, плохо
меня тогда, кажется, и не заметили
и продолжили насильничать и насиловаться
мою красную шапку рома и петя
закинули так высоко
пугающе высоко
я пропрыгал всю ночь
и смог зацепиться только за ниточку
пальцы в холоде не разомкнуть
я распустил свою шапку за ниточку
только бубон не расплёлся, остался на проводе
и я повесился на своей шапочке
окоченевший на холоде
и даже почти не плакал
и даже пописал, выходит, вытянувшись
почти стоя
в магадане почти не слышно шума прибоя
море скованно льдом десять месяцев из двенадцати
я мёртв
я мёртв и мертвее моря
я держусь за ниточку окоченевшими пальцами.

37.
я вышел с самолёта сотворенный
и ноги, и глаза, и челюсть – всё при мне
и лопнувшие от давления гангрены
и выцветшее имя на стекле
очков
уже совсем не нужных
но всё ещё висящих на ушах
я вышел с самолёта к вам, наружу
но всё-таки остался в небесах
в чехле передстоящего сиденья
как наушники одноразовые
уебищно трещащие так
нахуя вы их раздаёте
сами же знаете, что не работают
аэрофлот.

36.
сижу я, безмятежный, жду полёта
и с каждым получасом тяжелей моргать
таким макаром я и не заметил
как оттащили моё тело дознавать
а я – куда ж без тела?
меня в том теле надо в самолёт
чтобы летел я, плача и потея
смотря в воздушный, беспросветный лёд
...вернули в чемодажном саркофаге
поломаным на тысячу частей
сказали, так лететь
а я не спорю
победа так победа, вроде.

35.
уселся я с комфортом и изыском
за столиком вкруг пальмочки ветвистой
и дожидаться принялся отлёта
как вдруг раздался громкий женский шёпот
я вспомнил сразу, чуть оторопев
как воспитательница, вроде бы татьяна
викторовна
над моим тельцем, зябким и противным
шептала громогласно и жужжа
мол, обосрался
и потащила трусики стирать
в советском детском писсуаре
так запомнилось, по крайней.

34.
меня в гагарин телом притащило
заранее, за несколько часов
ведь никогда не мчался я победой
промеж обледенелых облаков
чуть посидел, дождался регистраций
оформился за несколько секунд
и выдохнул: хух, фух
как оказалось просто и легко!