Чем старше становлюсь, тем лучше понимаю свою бабушку. Она никогда ни с кем ни о чем не спорила. Она и разговаривала-то редко: никогда не рассказывала про войну и репрессии, никогда про ужасы их жизни в те годы. В отличие от деда, который писал дневники воспоминаний, считая, что все, что он пережил достойно книги, а то и нескольких.
Я читала его талмуды, писал он и правда сносно и, если когда-нибудь мне хватит смелости, я издам его труды и подпишу, что это все "художественный вымысел".
Бабушка любила грустные тюремные песни, которым меня научила подружка и которые я пела детским заунывным голоском. И теперь я тоже понимаю, почему. Потому что то ли со мной, то ли с героями этих песен она могла разделить пережитые ужасы - песенная терапия, so to say.
Сейчас мы делаем тоже самое, когда орём "Императрицу" в караоке, если нас бросили.