Битва за псевдоним Доктор Лиза

Опубликовано Постановление Президиума СИП по делу СИП-726/2024 с хорошей проработкой вопроса о том, вправе ли наследник оспаривать регистрацию псевдонима в качестве товарного знака на имя явно не постороннего лица в ситуации, когда сам наследник ранее уже был признан злоупотребившими своим правом на защиту этого псевдонима.

Как установлено судебными актами по делу А40-241440/2020, почти сразу после гибели Елизаветы Петровны Глинки муж погибшей вступил в члены некоммерческой организации, которая долгое время возглавлялась ею вплоть до своей гибели, дал согласие на включение в ее наименование псевдонима своей погибшей супруги, затем их общий с Елизаветой Петровной сын зарегистрировал на себя товарный знак «Доктор Лиза», а еще позднее муж вышел из организации и тут же (буквально через несколько дней) вместе с сыном предъявил к этой организации совместный иск о защите права на товарный знак, на псевдоним и на внешний облик.

При рассмотрении данного дела в удовлетворении иска  было отказано полностью на основании злоупотребления правом с применением принципа эстоппель. Причем злоупотреблением была признана и сама регистрация товарного знака на имя сына погибшей.

Далее этот знак на основании такого решения был аннулирован Роспатентом, а регистрацию такого же товарного знака получила победившая в том деле организация Доктора Лизы.

Но далее уже сам муж погибшей (а, фактически, та же группа лиц) подала новую свою заявку на регистрацию ранее аннулированного товарного знака «Доктор Лиза» и атаковала товарный знак организации со ссылкой на норму пп. 2 п. 9 ст. 1483 ГК о недопустимости регистрации в качестве товарных знаков псевдонимов известных людей. Организация защищалась тем доводом, что такая атака преследует цель той же группы лиц заполучить новую регистрацию взамен ранее аннулированной, поскольку снимает для этого препятствие в виде товарного знака организации. Соотвественно, эти действия направлены на обход судебных актов, принятых по вышеуказанному делу АС г. Москвы, и представляют собой злоупотребление правом, что является достаточным основанием отказать в удовлетворении требований.

Да, формально наследники считаются заинтересованным в оспаривании, но что делать, если правообладатель не беспочвенно заявляет о злоупотреблении при таком оспаривании? По сути, он говорил о том, что личное право на имя (псевдоним) в этой ситуации используется родственниками лишь как предлог для недобросовестных действий, имеющих своей целью понудить-таки в итоге организацию, которой руководила Доктор Лиза, сменить свое наименование.

Президиум СИПа постановил, что вообще злоупотребление правом на оспаривание товарного знака возможно (аналогия с пунктами 169, 171 Постановления Пленума ВС #10), но в данном конкретном споре говорить о монополизации псевдонима родственниками погибшей преждевременно (цитата: «подача возражения не гарантирует последующую регистрацию собственного знака»), а оспаривание товарного знака не преследует цель запретить организации использовать ее наименование (цитата: «организация сохранила право использования, и этим обеспечен баланс»). И монополизация ею самой псевдонима через регистрацию товарного знака все-таки тоже, как посчитал суд, недопустима в силу пп. 2 п. 9 ст. 1483 ГК.

Я бы, конечно, отличал цели субъекта от возможности их достижения, но позиция суда такова. 

Отметим приведение в судебном акте интересной ссылки на доктрину.

Развитие принципа эстоппель в IP спорах.

Так получилось (некоторые усилия довелось к этому приложить), что принцип эстоппель очень хорошо раскрыт именно в судебной практике по IP спорам.

Сначала он получил свое определение в постановлении Президиума СИП от 20.12.2018, принятом по делу СИП-127/2018, где правообладатель старшего товарного знака сначала дал нашему клиенту согласие на регистрацию сходного знака, а затем попытался его оспорить из-за введения потребителей в заблуждение (п. 3 ст. 1483 ГК РФ).

Далее этот принцип стал применяться к месту и не к месту при любом противоречивом поведении стороны, но в прошлом году Верховный Суд по делу СИП-295/2023 (Определение СКЭС от 08.10.2024) установил некоторые рамки его применения, а именно:

а) если другая сторона тоже была противоречива, это нужно учесть;

б) суду необходимо в качестве условия применения принципа эстоппель установить, обманулся ли контрагент, в чем именно, какие ожидания он испытывал и обоснованно ли он их испытывал;

в) противоречивость поведения не означает, что не нужно устанавливать сами факты, с которыми связаны правовые последствия.

Иными словами, принцип эстоппель - это правило о правовых последствиях установленного судом противоречивого поведения, а не правило установления фактов как таковых. Противоречивое поведение не снимает с суда обязанности установить фактические обстоятельства, с которыми закон связывает определенные правовые последствия. Даже при противоречивом поведении стороны необходимо сначала установить все факты, а только потом решить, применять ли принцип эстоппель.

Именно такое толкование вышеуказанному определению ВС дал 9ААС в постановлении от 18.03.2025 по нашему делу А40-19685/2024.

Надеемся, этот подход устоится и  поможет избавиться от неправильной, на мой, судебной практики, когда фактическое обстоятельство устанавливается по первому из двух противоположных заявлений стороны, а проверки достоверности второго добиться уже не получается: тебе просто говорят, что ты врун, и потому заслуживаешь только отказа в иске.

Ожившие картины: есть ли у них автор?

На симпозиуме, посвященном юбилею присоединения России к Бернской конвенции, поговорили об охране «оживших» (оживленных) полотен художников и изображений, созданных с помощью компьютерных технологий.

Сегодня невозможно по внешним признакам отличить изображение, созданное на компьютере с творческим участием человека, от изображения, созданного искусственным интеллектом без такового участия, на основании достаточно простого промта.

И тогда, если мы остаемся на известных основах авторского права и не откажемся от них (возникновение правовой охраны на результаты любого творчества человека, принадлежность прав на результат пользователю инструмента, а не владельцу инструмента, отсутствие авторско-правовой охраны у нетворческих результатов), то для решения вопроса о том, есть ли у вышеуказанных результатов автор и возникли ли авторские права, необходимо анализировать саму деятельность пользователя цифровой платформы: творческой ли она была или нет. Нам приходится реконструировать процесс создания.

И в США при регистрации произведений, созданных с использованием ИИ, создатели начинают фиксировать, как они работали в цифровой платформе, и представлять такие материалы в Copyright Office с целью регистрации. А иначе скорее всего будет отказ.

Получается, что действует презумпция: то, что сделано с помощью ИИ - это не произведение человеческого творчества.
Не согласны? Есть доказательства обратного? Тогда подтверждайте.

Об этом - прилагаемая моя презентация.

«Особо сложные» объекты: недокатегория без правового режима?

Сегодня на конференции уважаемого IP CLUB, приуроченной к его 10-летию (мои поздравления!), поговорили о сложных объектах интеллектуальной собственности:

https://ipclub.in/10Y-CON.html

Согласно статье 1240 ГК РФ и Верховному Суду это - такие объекты, которые состоят из нескольких органически связанных РИДов и при этом относятся к одному из следующих видов: аудиовизуальное произведение, театрально-зрелищное мероприятие, база данных или мультимедийный продукт. Других квалифицирующих признаков таких объектов нет.

Но ведь бывают и другие объекты, создаваемые синтезом нескольких разнородных РИДов: интернет-сайт (графика+тексты), фонограмма песни (песня+исполнение+запись), просто песни, произведения градостроительства и др. Я уж не говорю про единую технологию, которую убрали из ГК, но которая не перестала существовать как явление материального мира. 

Получается, что законодатель по не вполне ясному лично мне критерию среди объектов, осложненных их созданием из нескольких разновидовых чужих РИДов, обособляет некую группу особых составных объектов, чтобы…

И здесь самое интересное. Вот, например, сложные вещи законодатель выделяет для того, чтобы сделать их единым объектом сделок без необходимости договариваться о правах на каждый составной элемент. Для сложного объекта ИС тоже можно было бы установить особые правила распоряжения правами или правила их защиты. А что мы видим в ГК из элементов правового режима таких объектов? Какие особые права и обязанности есть в отношении них, которых нет в отношении других составных/синтезированных объектов?

А никаких! Есть только те правила, что по умолчанию организатор их создания получает от авторов вошедших элементов  исключительное право в полном объеме (если вид договора сторонами не определен) и полную лицензию на весь срок и территорию (если в лицензионном договоре с автором временные и территориальные ограничения отсутствуют).

Но сказать, что такие диспозитивные правила аккумулирования прав на элементы создаваемого объекта являются его правовым режимом - это все равно, что сказать, будто правила о договоре строительного подряда являются правовым режимом готового построенного дома.

Причем я так и не смог понять, что мешало  установить эти правила в соответствующих статьях о договорах и почему они должны действовать не для всех составных/синтезированных объектов, а только для вышеуказанных «особенно сложных». Причем легальных определений таких из них, как театрально-зрелищное мероприятие и мультимедийный продукт в законе нет, из-за чего с уверенностью давать некоторым произведениям такую квалификацию не получается.

Ну да, еще право на отзыв произведения, включенного в «особенно сложный» объект, не работает.

Вот я и пришел к выводу, что рассматриваемая группа объектов интеллектуальной собственности мало того, что произвольно и нечетко определена, но к тому же она не имеет специфического правового режима.

Поэтому не уверен, что от введения в закон этого понятия есть польза. По крайней мере, в таком виде.

Товарные знаки против псевдонимов и наоборот.

Рассказал для сообщества «Юристы музыкальной индустрии» про подходы к разрешению споров между артистами и правообладателями товарных знаков, которые зарегистрировали на себя псевдонимы артистов (чаще всего, так делают продюсеры).

Использование псевдонима - это вообще использование товарного знака? Сможет ли продюсер через регистрацию товарного знака лишить своего подопечного псевдонима? А артист сможет аннулировать такой товарный знак? А если он зарегистрирован для напитков и ресторанов?

По всем этим вопросам уже есть судебная практика. И оказывается, что она нестабильная.

Да, как я уже писал в своих постах, суды стабильно отказывают правообладателям товарных знаков в запрете артистам использовать свои псевдонимы. Но обоснования такого отказа совершенно различны: в одних делах отказывают из-за того, что это вообще не использование товарного знака (т.е. псевдоним, название группы - это не товарный знак, потому что это не обозначение услуги), в других - со ссылкой на личное неимущественное право на имя, а в третьих - просто называя действия правообладателя злоупотреблением.

Обо всем этом - в презентации.

Лично я придерживаюсь первого подхода.

Русский продукт против Увелки (спор о сходстве упаковок геркулеса)

Как считаете, один производитель делает? Могли бы вы так подумать?

Русский продукт считает, что да. А мы не согласны.

Русский продукт обладает правами на многочисленные более ранние товарные знаки с дизайном лицевой стороны его упаковок геркулеса и взялся со ссылкой на них оспаривать три промышленных образца Увелки, которыми защищена ее упаковка, по основанию «отсутствие оригинальности, а именно смешение и введение в заблуждение».

Пока что мы выиграли: коллегия Палаты по патентным спорам сегодня отказала в удовлетворении возражений против выдачи патентов. Спор был жаркий. Но впереди следующие раунды. Буду рассказывать.