Практически все мои посты в канале посвящены не столько истории как таковой, сколько истории памяти о войне, или истории, взятой в её человеческом преломлении. К этому меня обязывает как профессия гида, старающегося популярным языком рассказать о сложных событиях прошлого, так и общий интерес к тому, как сохраняется память о трагических событиях прошлого.
В осмыслении того, как мы вспоминаем о прошлом и того, как эта память передаётся государством, музеями, обществом и на индивидуальном уровне есть несколько слоёв, каждый из которых заслуживает глубокого изучения. Есть история "политики памяти", которая прослеживает влияние государственной идеологии, а также социальных групп (ветеранов, военных, коллективов предприятий и т.д.), которые влияли на создание того образа прошлого, который сформировался в советские и постсоветские годы. Есть история военных памятников и мемориальных кладбищ, образы которых во многих случаях не были спущены приказом сверху, но формировались в ходе общественных дискуссий под влиянием многих "групп интересов". И также есть фундаментальный уровень философских вопросов о ценности и подлинности такой памяти.
Как именно трагические события прошлого находят отражение в нашей памяти? Почему полученная при переживании этих событий травма не даёт очевидцам сформировать последовательный рассказ об этих событиях? Могут ли свидетельства очевидца о прошлом полноценно передавать его переживания, или они должны быть пересобраны и дополнены для полноценного восприятия их человеком будущего? Может ли сконструированная по прошествии многих лет музейная экспозиция или текст полноценно передать этот травматический опыт?
В связи с серьёзным оставанием отечественной философии и социальных наук, вызванным идеологическими причинами, наука о памяти у нас в стране является относительно молодой дисциплиной. Первые исследования в этой сфере появились ещё в 1990-е годы, а к настоящему времени memory studies в России уже можно назвать утвердившейся в научном плане дисциплиной. Тем не менее, широкой публике эти исследования почти неизвестны. Отчасти это вызвано предельной академичностью их текстов, часто грешащих использованием калькированных терминов из европейских источников, отчасти тем, что сами авторы видят эту тематику исключительно как предмет для дискуссии "среди своих". Как и в многих других сферах, популяризация у нас часто считается делом если не постыдным для учёного, то как минимум чем-то малоценным.
Идея перевести эту статью появилась у меня и
Димы Евменова более года назад, когда мы вместе задались вопросом о том, почему какое-то целостное и внятное изложение событий блокады и Великой Отечественной войны в целом в нашем обществе не сформировалось. Помимо идеологических баталий и "сумятицы в умах", возникшей в 90-е годы и тщательно подготовленной нагромождением лжи и лакировки в советское время, были ещё более серьёзные и глубинные факторы, которые препятствовали формированию структурированной памяти о тех событиях.
Мы выбрали именно этот текст исследовательницы
Зильке Арнольд де-Симин по той причине, что он представляет собой обзор современных теорий о формировании исторической памяти и её воспроизведения. Как в любом приличном философском тексте, в нём мало прямых ответов, но много хорошо поставленных вопросов (например "свидетели Холокоста постепенно умирают - как без них мы будем помнить о нём?"), которые уместны не только при обсуждении европейских, но и отечественных катастроф.
Дима оказал мне неоценимую помощь при переводе, поделившись своими обширными знаниями в области психоанализа и философских теорий второй половины 20 века, а также сделав перевод части текста с немецкого и указав на германизмы в академическом английском оригинала. Я же выступал в качестве "продюсера" перевода, стараясь по возможности заменять иностранные термины русскими и полируя текст с той целью, чтобы от него не устал заинтересованный, но не привыкший переваривать академический язык читатель.
https://histours.ru/node/199