Два лика России, Жена и Любовница, Фонд и фронтовая волонтёрская Стихия, системный и контркультурный патриот, официоз и андеграунд, норма и избыток.
Ещё одна подборка от Екатерины Ефимовой касается моего противостояния с протагонистом. Юлии Мищенко пришлось нелегко. Ей досталась позитивная роль. Очень трудно играть положительных персонажей так, чтобы им поверили. Она - фигура Закона, голос системы, Жена Воина, имеющая на него, как ей кажется монопольное право, подобно тому, как охранителям кажется, что они имеют монопольное право на Родину. Ее образ выписан штрихами и слегка незавершен. Я не знала, как к ней подобраться так, чтобы её страдание тоже было передано. Сначала я писала очень гротескно, пародийно.
Первое знакомство с Юлей произошло в православном театре, где из меня пытались сделать вторую жену вместо Любовницы, но я настояла, чтобы маргинальный подвальный образ моей героини был сохранен. Скажу более: сам спектакль у меня родился после первой конфликтной встречи с ней, когда я приревновала к Худому.
Такие, как я, всегда ревнуют мужчин к женам, а Родину - к системным, фондовым, легитимным и причесанным ее сторонникам, потому что мы знаем нашу Родину, наших мужчин, изнутри их травматической реальности окопов и неврозов, а они - снаружи, с точки зрения официозной прилизаннности, правильных стихов про Победу, догматической патриотики и ханжеской ретуши "секса", то есть, - открытой страсти к человеку и Отчизне. Что уж говорить, если к таким, как моя героиня, обращаются жены узнать, где воюет их муж, жив ли он, если не жив, почему не эвакуируют и т.д. Быть вестницей чужой смерти для таких, как мы, - ад, но другого выхода нет, потому что женщины, часто закидывающие нас камнями, не знают порой позывных своих мужей и, если надо спросить, когда он вернётся или о ходе войны, обращаются к нам.
Потом я узнала Юлю глубже и поняла, что моей героине / Любовнице как фигуре андеграунда от Мозгового до Вагнера свойственны черты Жены (порядок и дисциплина,), а Жене - черты моей героини (истерия, страсть, вино на столе, тайные страхи). Режиссер Игорь Аникин максимально добавил в мою тьму каплю белого, в ее стерильную белизну - каплю черного, как в случае со Скарлетт и Мелани. И в конце спектакля мы сходимся, как у барьера, чтобы в итоге крепко обняться: так воплощается моя мечта оо общерусской соборности в условиях усилившихся чвар между системными и контркультурными патриотами, женами и любовницами Родины.
Ибо я хочу только метафизики всеединства. Вот сверхзадача спектакля.
Напоследок размещаю типичное для Валькирии свое стихотворение, подходящее для моей героини. Его очень любил Худой, но, как он говорит, жить легче и Родине, и мужчине с типажом Юлиной героини, а с такими, как моя героиня, интересно говорить и чувствовать. Юлия Мищенко , спасибо за игру на пределе жизненных сил и нашу актерскую взаимность.
БЖ. На границах Империи
Веет, веет ветер степной, суховей.
Буржуазные матери от меня
Уводят своих изысканных сыновей.
Говорят: "Отдайте уж этот Донбасс нацистам,
Лишь бы мой сын, айтишник, не стал триста.
Пусть умирают те, кто в социуме чуть снизу.
Перемирие лучше, чем тепловизор".
Все эти тётки, шамкающие по салонам:
"У нас здесь так принято,
Это город Ахматовой и Мандельштама.
Это с детей шахтеров катится пот соленый,
А с наших - сладкий, гранты на обучение, Совместная фирма, Анталия с Амстердамом".
Веет, веет ветер степной, суховей.
"Бильченко, там где вы, там взрывы".
Если это сделает их немного счастливее,
Не взрывы, где я, а я там, где взрывы,
Где кровавой земли ухабы и рытвины:
Вожу теплаки и цевьё, спасаю других детей.
Тех, что учились в школе на три и два.
Тех, кем большая Русская Мама
От Малороссии до Новороссии,
От Новороссии до России Великой ещё жива.
Тех, что не сдались, оставшись втроём с утра
(Кирпич, ты помнишь, как расхуярили
Всю седьмую бригаду?)
Тех, что попали в тюрьму, потом в Вагнера.
Тех, что висят на кресте меж раем и адом.