Sero autem post sabbatum, cum illucesceret in primam sabbati, venit Maria Magdalene et altera Maria videre sepulcrum.
Et ecce terrae motus factus est magnus: angelus enim Domini descendit de caelo et accedens revolvit lapidem et sedebat super eum.
Erat autem aspectus eius sicut fulgur, et vestimentum eius candidum sicut nix.
Prae timore autem eius exterriti sunt custodes et facti sunt velut mortui.
Respondens autem angelus dixit mulieribus: «Nolite timere vos! Scio enim quod Iesum, qui crucifixus est, quaeritis.
Non est hic: surrexit enim, sicut dixit. Venite, videte locum, ubi positus erat.
Et cito euntes dicite discipulis eius: "Surrexit a mortuis et ecce praecedit vos in Galilaeam; ibi eum videbitis". Ecce dixi vobis».
Цитата: Matthaeus 28.1-6
Иллюстрация: Гюстав Доре. "Воскресение. Явление ангела женам-мироносицам"

19 апреля 1970 года на автозаводе в Тольятти были собраны первые шесть автомобилей ВАЗ-2101 ("Жигули"), два из них были окрашены в синий цвет и четыре — в красный, по цветам флага РСФСР

Произошёл необъяснимый катаклизм
Я шёл домой по тихой улице своей
А мне навстречу нагло пёр капитализм
Звериный лик свой скрыв под маской «Жигулей»!

Я по подземным переходам не пойду
Визг тормозов мне — как романс о трёх рублях
За то ль я гиб и мёрз в семнадцатом году
Чтоб частный собственник глумился в «Жигулях»!

Он мне не друг и не родственник
Он мне — заклятый враг
Очкастый частный собственник
В зелёных, серых, белых «Жигулях»!

[…]

Мне за грехи мои не будет ничего
Я в психбольнице все права завоевал
И я б их к стенке ставил через одного
И направлял на них груженый самосвал!

Но вскоре я машину сделаю свою
Все части есть, — а от владения уволь
Отполирую — и с разгону разобью
Её под окнами отеля Метрополь

Нет, что-то ёкнуло — ведь части-то свои!
Недосыпал, недоедал, пил только чай
Всё, — еду, еду, еду регистрировать в ГАИ!
О, чёрт! — «Москвич» меня забрызгал, негодяй!

Он мне не друг и не родственник
Он мне — заклятый враг
Очкастый частный собственник
В зелёных, серых, белых «Москвичах»!

Цитата: Владимир Высоцкий «Песня автозавистника»
Иллюстрация: Иван Семенов для журнала «Крокодил» 1969 год (готовящийся в выпуску автомобиль в СССР тогда называли «Фиатом», марки «Жигули» еще не было)

Молодой ярл устал, однако он зашел взглянуть, как подвигается работа в кузнечной мастерской. …

… Кто-то крикнул, и все замерли в тех положениях, в каких каждого застало появление господина.

Оттар подошел к высокому полуголому человеку с коротко остриженной головой.

— Почему ты бездельничаешь? — крикнул ярл. Он сразу заметил, что на верстаке, среди инструментов для гнутья и чеканки металлов, лежал темный череп брони в точно таком же виде, в каком ярл видел его два дня тому назад.

Подскочил траллс, на обязанности которого лежало наблюдение за работами в мастерской. Ярл хлестнул его по щеке.

— Он не хочет. Я наказывал его плетями. Я лишил его воды и пищи, но он не хочет, — оправдывался надсмотрщик с таким лицом, точно Оттар и не ударял его.

Ярл медленно поднял руку над присевшим в ужасе надзирателем. Надсмотрщики дешевле мастеров. Один удар кулаком в висок…

Спасая свою жалкую жизнь, траллс успел прошептать:

— Он говорит, что хочет умереть!..

Это было серьезное обстоятельство, и рука ярла медленно опустилась. Иногда среди траллсов вспыхивало особенное безумие, заразительное и разорительное. Иной раз было достаточно одному показать дурной пример, и траллсы кидались с круч, топились с камнями на шее, набрасывались на вооруженных викингов. Они даже восставали — бессмысленно, без надежды на успех, разоряя господина.

— Веди его за мной! — приказал надсмотрщику Оттар.

За дверями кузницы ярл остановился. Он страстно желал наказать непослушного. … Умелой и медленной пыткой он заставит выть каждую жилку этого ничтожного тела!..

Но… все же это будет исполнением воли траллса, и траллс умрет.

А кто будет работать над доспехами, когда не станет лучшего мастера…? От злобы Оттар прикусил ноготь большого пальца.

Взбунтовавшийся раб стоял, согнув спину, как за верстаком, вялый и безразличный. Он терпеливо ожидал прихода желанной смерти в любой форме, самой ужасной — лишь бы не жить.

Нет, ты очнешься!

Любопытные викинги ждали решения ярла.

— Веревок и лошадей! — приказал Оттар. — Четырех лошадей.

Радостно оживившиеся викинги побежали в конюшню. Вот и потеха!

Осужденный траллс не шевелился, как глухой.

Привели лохматых толстоногих лошадей. Южного наездника могли обмануть их седлистые спины, толстые короткие шеи, тяжелые головы. На самом деле лошади викингов были неприхотливы, сильны и неутомимы.

Готовя на ходу скользящие петли на ременных веревках, викинги подошли к траллсу. Другие набрасывали упряжь на лошадей, таких же безразличных, как траллс.

Останавливая приготовления к забаве, Оттар поднял руку:

— Привести всех остальных кузнецов!

Сбившись в кучу, прячась один за другого, из замолкнувшей кузницы выбрались рабочие с ошейниками на шее. Надсмотрщик вытолкнул последних ударами ноги и плети.

Оттар ударил осужденного, и тот упал на спину. Один из викингов поставил рабу ногу на грудь и не дал подняться

Траллс приподнял голову и посмотрел на товарищей. Жизнь мелькнула в тусклых глазах кузнеца,

— Поставьте его на ноги, пусть он видит, — приказал ярл и обратился к мастеру: — Ты подал первым пример неповиновения. Но ты умрешь последним. Сначала — все они, — Оттар указал на товарищей траллса.

Среди женщин раздались дружные вздохи и восклицания восхищения.

С неожиданной силой кузнец вырвался, бросился к ярлу и обнял ноги господина.

— Прости, прости! — молил он с дикой силой и красноречием отчаяния. — Они невиновны. Я был безумным, но я опомнился. Клянусь, клянусь! Я буду работать, я сделаю тебе лучшие доспехи, лучшее оружие. Таких не видел еще ни один человек. Я умею, я умею!

— Уведите лошадей, — сказал ярл, — справедливое наказание отложено на время.

Оттар не гордился победой над рабом. Ярл всей душой презирал траллсов — людей, которые и на своих землях, на свободе, были способны лишь работать: презренен труд человеческих рук. Он хорош только для тех кто пользуется его результатами, но не для того, кто трудится сам.

Цитата: Валентин Иванов «Повести древних лет»
Иллюстрация: Tapisserie de Bayeux («Гобелен из Байё») XI век

Утром 17 апреля 1975 года столица Камбоджи — Пномпень — перешла под контроль отрядов «красных кхмеров» под руководством Пол Пота. Вскоре все жители 2,5 миллионного Пномпеня были выселены из столицы.

…Эвакуация городов — это один из важнейших факторов в сохранении плодов нашей победы. … Необходимо нейтрализовать имеющуюся в городе политическую и военную оппозицию. Если мы оставим людей в городе, то, несмотря на нашу победу, враги быстро поднимут голову и будут действовать против нас. В случае выселения их в сельскую местность во вновь организованных кооперативах они попадут под наш контроль, и инициатива окажется в наших руках…

…город — обитель порока; можно изменить людей, но не города.
Работая в поте лица по корчеванию джунглей и выращиванию риса, человек поймёт, наконец, подлинный смысл жизни. Нужно, чтобы он помнил, что произошёл от рисового семени.
Все кампучийцы должны стать крестьянами

Цитата: Пол Пот
Иллюстрация: Падение Пномпеня
Фото: Roland Neveu. The Fall of Phnom Penh

14 апреля 1930 года – самоубийство Маяковского

24 февраля 1935 г.
Дорогой товарищ Сталин.
После смерти поэта Маяковского все дела, связанные с изданием его стихов и увековечением его памяти, сосредоточились у меня. У меня весь его архив, черновики, записные книжки, рукописи, все его вещи. Я редактирую его издания. Ко мне обращаются за материалами, сведениями, фотографиями. Я делаю все, что от меня зависит, для того, чтобы его стихи печатались, чтоб вещи сохранились и чтоб все растущий интерес к Маяковскому был хоть сколько-нибудь удовлетворен.
А интерес к Маяковскому растет с каждым годом. Его стихи не только не устарели, но они сегодня абсолютно актуальны и являются сильнейшим революционным оружием.

Прошло почти шесть лет со дня смерти Маяковского, и он еще никем не заменен и как был, так и остался крупнейшим поэтом революции. Но далеко не все это понимают. Скоро шесть лет со дня смерти, а Полное собрание сочинений вышло только наполовину, и то в количестве 10 000 экземпляров.

Уже больше года ведутся разговоры об однотомнике. Материал давно сдан, а книга даже еще не набрана. Детские книги не переиздаются совсем. Книг Маяковского в магазинах нет. Купить невозможно.

После смерти Маяковского в постановлении правительства было предложено организовать кабинет Маяковского при Комакадемии, где должны были быть сосредоточены все материалы и рукописи. До сих пор этого кабинета нет. Материалы разбросаны. Часть находится в московском Литературном музее, который ими абсолютно не интересуется. Это видно хотя бы из того, что в бюллетене музея имя Маяковского почти не упоминается. Года три тому назад райсовет Пролетарского района предложил мне восстановить последнюю квартиру Маяковского и при ней организовать районную библиотеку имени Маяковского. Через некоторое время мне сообщили, что Московский Совет отказал в деньгах, а деньги требовались очень небольшие. Домик маленький, деревянный, из четырех квартир (Таганка, Гендриков переулок, 15). Одна квартира Маяковского. В остальных должна была разместиться библиотека. Немногочисленных жильцов райсовет брался расселить. Квартира была очень характерна для быта Маяковского. Простая, скромная, чистая. Каждый день домик может оказаться снесенным. Вместо того, чтобы через пять лет жалеть об этом и по кусочкам собирать предметы быта и рабочей обстановки великого поэта революции, не лучше ли восстановить все это, пока мы живы. […]
Неоднократно поднимался разговор о переименовании Триумфальной площади в Москве и Надеждинской улицы в Ленинграде в площадь и улицу Маяковского, но и это не осуществлено. Это основное.
Не говоря о ряде мелких фактов, как, например: по распоряжению Наркомпроса из учебников по современной литературе на 1935 год выкинули поэмы "Владимир Ильич Ленин" и "Хорошо!". О них и не упоминается.
Все это, вместе взятое, указывает на то, что наши учреждения не понимают огромного значения Маяковского - его агитационной роли, его революционной актуальности. Недооценивают тот исключительный интерес, который имеется к нему у комсомольской и советской молодежи. Поэтому его так мало и медленно печатают, вместо того, чтобы печатать его избранные стихи в сотнях тысяч экземпляров. Поэтому не заботятся о том, чтобы - пока они не затеряны - собрать все относящиеся к нему материалы. Не думают о том, чтобы сохранить память о нем подрастающего поколения.
Я одна не могу преодолеть эти бюрократические незаинтересованности и сопротивление - и после шести лет работы обращаюсь к Вам, так как не вижу иного способа реализовать огромное революционное наследие Маяковского.
Л. БРИК


Т. Ежов!

Очень прошу Вас обратить внимание на письмо Брик.
Маяковский был и остается лучшим и талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и к его произведениям – преступление.
Жалобы Брик, по-моему, правильны.
Свяжитесь с ней (с Брик), или вызовите ее в Москву, привлеките к делу Таль и Мехлиса и сделайте, пожалуйста, все, что упущено нами.
Если моя помощь понадобится, я готов.
Привет!
И. Сталин.

Марио Варгас Льоса (28 марта 1936— 14 апреля 2025), лауреат Нобелевской премии по литературе (2010)

В нашем мире государство никогда не выражало волю народа. Государство таково, каково правительство, оказавшееся у власти -- либеральное или консервативное, демократическое или тираническое, причем правительство обычно действует в соответствии с меркантилистской моделью. Это значит, что оно принимает законы в пользу небольших групп с особыми интересами (в исследовании они именуются "перераспределительными синдикатами") и ущемляет интересы большинства, имеющего крошечную власть или символические права. Имена привилегированных лиц или семей изменяются с каждым новым правительством, но система остается неизменной: она не только концентрирует национальное богатство в руках меньшинства, но и легализует его права на это богатство.

[…]
Вероятно, многие будут удивлены тем, что бедняки в своей борьбе с элитой могут выбрать целью -- свободу. Один из распространенных трюизмов современной латиноамериканской истории состоит в том, что либеральные демократические идеи сопутствуют военным диктатурам. Не эти ли идеи претворяли в жизнь «чикагские мальчики» в Чили при Пиночете и в Аргентине, когда там правил Мартинес де Хос? Катастрофические результаты этой деятельности нам теперь хорошо известны. Не эти ли политиканы сделали богатых богаче, а бедных беднее в обеих странах? Не они ли ввергли обе страны в бездну небывалых бедствий, от которых эти страны до сих пор не оправились?

Есть лишь один вид свободы, и он явно несовместим с авторитарным и тоталитарным режимами. Экономический либерализм, который они насаждают сверху, будет всегда относителен и отягощен дополнительным ограничением политической свободы — как в Чили и в Аргентине.

Но именно политическая свобода позволяет оценивать, совершенствовать или исправлять новые методы, не работающие на практике.

Экономическая свобода есть неотъемлемая часть политической свободы, и только когда обе части соединены, как обе стороны монеты, они обретают действенность.

Никакая диктатура не может быть истинно либеральной, поскольку основополагающий принцип экономического либерализма гласит: не политическая власть, а независимые и суверенные граждане, имеющие право действовать — … — должны решать, в обществе какого типа они желают жить.

Политическая власть должна лишь гарантировать соблюдение всеми правил игры, чтобы выбор способа действий был честным и свободным. Это требует согласия и поддержки народа, желающего осуществления таких принципов, и может быть реализовано только в условиях демократии.

В рамках либерализма существуют экстремистские тенденции и догматические подходы. Их выразителями обычно являются те, кто отказался изменить свои идеи, когда они не выдержали проверки с помощью лакмусовой бумажки всех политических программ — реальности.
Естественно, что в странах третьего мира с их резким экономическим неравенством, ... и огромными социальными проблемами государство выполняет перераспределительные функции. Лишь когда экономические, социальные и культурные различия будут сокращены до приемлемых границ, мы сможем говорить об истинно справедливых, одинаковых для всех правилах игры.
При существующем сегодня неравенстве —…, — наилучшие мыслимые меры приведут на практике к созданию привилегий и преимуществ для меньшинства и попранию прав и интересов большинства.

Для государства достаточно помнить: прежде чем оно сможет распределять национальное богатство, народ должен его произвести. А для этого необходимо, чтобы действия государства не препятствовали действиям его граждан, которые в конечном счете лучше знают, чего они хотят и что должны делать.

Из предисловия к книге Эрнандо де Сото «Иной Путь»

"We have a problem here", Swigert informed mission control.
"This is Houston, say again please," the capsule communicator, Jack Lousma, responded.
"Houston, we've had a problem," Lovell replied.
Lovell, Jim; Kluger, Jeffrey. Apollo 13: Lost Moon. (1995)

Старт «Аполлона-13» состоялся точно в назначенное время, хотя за два-три дня до пуска возникла необходимость замены пилота основного модуля подполковника ВМС Томаса Маттингли, поскольку у него не оказалось иммунитета против заболевания, обнаруженного у одного из дублеров. Появилось опасение, что Маттингли может заболеть в полете, и он был выведен из состава экипажа «Аполлона-13», стартовавшего к Луне с тремя астронавтами на борту — командиром экипажа полковником ВВС Джеймсом Ловеллом, пилотом основного блока Джоном Суиджертом (он заменил Маттингли) и пилотом лунной кабины Фредом Хейсом.

Полет «Аполлона-13» начался успешно — после коррекции траектории корабль уверенно вышел на лунную трассу.
В нашей печати до предела скупо сообщается об этом полете (была лишь крохотная заметка в «Правде» за 12 апреля), и это еще больше портит мне настроение. Осуществление мечты, которой жила вся планета последние десять лет, перестало интересовать наших руководителей только потому, что на Луну летаем не мы, а американцы.
Я не могу присоединиться к заговору молчания о величайшем достижении человечества и от всей души приветствую успехи наших американских коллег, хотя знаю, что советские космонавты тяжело переживают наше поражение. Сознание того, что в этом поражении нет их личной вины, не утешает и не может быть бальзамом на наши раны.

Полет американских астронавтов к Луне проходит... Я собирался закончить эту фразу словом «нормально», но только что мне доложили по телефону о том, что на борту «Аполлона-13» возникла аварийная обстановка: в основном отсеке корабля началась утечка кислорода, исключающая возможность посадки на Луну. В целях экономии кислорода два члена экипажа перешли в лунный модуль, а третий остался в основном отсеке. Если утечка кислорода не увеличится, то его хватит на 128 часов (для возвращения на Землю астронавтам надо продержаться 84 часа). Экипаж уже включал корректирующий двигатель для перевода корабля на траекторию облета Луны. Завтра «Аполлон-13» обогнет Луну и выйдет на трассу возвращения к Земле.
Сейчас трудно прогнозировать дальнейший ход полета (не исключено увеличение скорости утечки кислорода), но ясно одно: американские парни оказались в очень трудной ситуации, благополучно выбраться из которой им будет нелегко.

Цитата: Николай Каманин «Скрытый космос», запись от 13 апреля 1970 г

12 апреля - День Космонавтики

Старт прошел отлично. Перегрузки на участке выведения заметного влияния на голос космонавта не оказывали. Радиосвязь была хорошей. Космонавт чувствовал себя нормально. На 150-й секунде полета, после сброса обтекателя, Юра доложил: «Светло, вижу Землю, облака, видимость отличная.» Через несколько секунд он доложил об отделении первой ступени носителя. Через 13 минут после старта мы уже знали — первый в мире полет человека по околоземной орбите начался. В момент перехода связи со старта на Колпашево было несколько неприятных секунд: космонавт не слышал нас, а мы не слышали его. Не знаю, как я выглядел в этот момент, но Королев, стоявший рядом со мной, волновался очень сильно: когда он брал микрофон, руки его дрожали, голос срывался, лицо перекашивалось и изменялось до неузнаваемости. Все облегченно вздохнули, когда Колпашево и Москва сообщили о восстановлении связи с космонавтом и о выходе корабля на орбиту.

Через 20 минут после старта я с группой товарищей выехал на аэродром. Самолет Ан-12 поднялся в воздух и взял курс на Сталинград (расчетная точка посадки корабля для данной орбиты была южнее Сталинграда на 110 километров). Уже в воздухе мы прослушали сообщение ТАСС о благополучном приземлении космонавта в районе Саратова, а еще через несколько минут нам сообщили с КП ВВС: «Все в порядке, майор Гагарин вылетает в Куйбышев».

Цитата: Николай Каманин «Скрытый космос» 1961
Иллюстрация: Александр Дейнека «Покорители космоса» 1961

Как-то пришел домой — сам не свой — желтый; не глядя на жену, сказал:
— Это… я деньги потерял. — При этом ломаный его нос (кривой, с горбатинкой) из желтого стал красным. — Сто двадцать рублей.
У жены отвалилась челюсть, на лице появилось просительное выражение: может, это шутка? Да нет, этот кривоносик никогда не шутит, не умеет. Она глупо спросила:
— Где?
Тут он невольно хмыкнул.
— Дак если б я знал, я б пошел и…
— Ну не-ет!! — взревела она. — Ухмыляться ты теперь доолго не будешь! — И побежала за сковородником. — Месяцев девять, гад!
Он схватил с кровати подушку — отражать удары. (Древние только форсили своими сверкающими щитами. Подушка!) Они закружились по комнате…
— Подушку-то, подушку-то мараешь! Самой стирать!..
— Выстираю! Выстираю, кривоносик! А два ребра мои будут! Мои! Мои!..
— По рукам, слушай!..
— От-теньки-коротеньки!.. Кривенькие носики!
— По рукам, зараза! Я ж завтра на бюлитень сяду! Тебе же хуже.
— Садись!
— Тебе же хуже…
— Пускай!
— Ой!
— От так!
— Ну, будет?
— Нет, дай я натешусь! Дай мне душеньку отвести, скважина ты кривоносая! Дятел… — Тут она изловчилась и больно достала его по голове. Немножко сама испугалась…
Он бросил подушку, схватился за голову, застонал. Она пытливо смотрела на него: притворяется или правда больно? Решила, что — правда. Поставила сковородник, села на табуретку и завыла. Да с причетом, с причетом:
— Ох, да за штоже мне долюшка така-ая-а?.. Да копила-то я их, копила!.. Ох, да лишний-то раз кусочка белого не ела-а!.. Ох, да и детушкам своим пряничка сладкого не покупала!.. Все берегла-то я, берегла, скважина ты кривоносая-а!.. Ох-х!.. Каждую-то копеечку откладывала да радовалась: будут у моих детушек к зиме шубки теплые да нарядные! И будут-то они ходить в школу не рваные да не холодные!..
— Где это они у тебя рваные-то ходют? — не вытерпел он.
— Замолчи, скважина! Замолчи. Съел ты эти денюжки от своих же детей! Съел и не подавился… Хоть бы ты подавился имя, нам бы маленько легче было.
— Спасибо на добром слове, — ядовито прошептал он.
— М-хх, скважина!.. Где был-то? Может, вспомнишь?.. Может, на работе забыл где-нибудь? Может, под верстак положил да забыл?
— Где на работе!.. Я в сберкассу-то с работы пошел. На работе…
— Ну, может, заходил к кому, скважина?
— Ни к кому не заходил.
— Может, пиво в ларьке пил с алкоголиками?.. Вспомни. Может, выронил на пол… Беги, они пока ишо отдадут.
— Да не заходил я в ларек!
— Да где ж ты их потерять-то мог, скважина?
— Откуда я знаю?
— Ждала его!.. Счас бы пошли с ребятишками, примерили бы шубки… Я уж там подобрала — какие. А теперь их разберут. Ох, скважина ты, скважина…
— Да будет тебе! Заладила: скважина, скважина…
— Кто же ты?
— Што теперь сделаешь?
— Будешь в две смены работать, скважина! Ты у нас худой будешь… Ты у нас выпьешь теперь читушечку после бани, выпьешь! Сырой водички из колодца…
— Нужна она мне, читушечка. Без нее обойдусь.
— Ты у нас пешком на работу ходить будешь! Ты у нас покатаешься на автобусе.
Тут он удивился:
— В две смены работать и — пешком? Ловко…
— Пешком! Пешком — туда и назад, скважина! А где, так ишо побежишь — штоб не опоздать. Отольются они тебе, эти денюжки, вспомнишь ты их не раз.
— В две не в две, а по полторы месячишко отломаю — ничего, — серьезно сказал он, потирая ушибленное место. — Я уж с мастером договорился… — Он не сообразил сперва, что проговорился. А когда она недоуменно глянула на него, поправился: — Я, как хватился денег-то, на работу снова поехал и договорился.
— Ну-ка дай сберегательную книжку, — потребовала она. Посмотрела, вздохнула и еще раз горько сказала: — Скважина.

Цитата: Василий Шукшин. «Микроскоп» 1965
Иллюстрация Юрий Титов. «Семья» 1981

Утром 17 апреля 1975 года столица Камбоджи — Пномпень — перешла под контроль отрядов «красных кхмеров» под руководством Пол Пота. Вскоре все жители 2,5 миллионного Пномпеня были выселены из столицы.

…Эвакуация городов — это один из важнейших факторов в сохранении плодов нашей победы. … Необходимо нейтрализовать имеющуюся в городе политическую и военную оппозицию. Если мы оставим людей в городе, то, несмотря на нашу победу, враги быстро поднимут голову и будут действовать против нас. В случае выселения их в сельскую местность во вновь организованных кооперативах они попадут под наш контроль, и инициатива окажется в наших руках…

…город — обитель порока; можно изменить людей, но не города.
Работая в поте лица по корчеванию джунглей и выращиванию риса, человек поймёт, наконец, подлинный смысл жизни. Нужно, чтобы он помнил, что произошёл от рисового семени.
Все кампучийцы должны стать крестьянами

Цитата: Пол Пот
Иллюстрация: Падение Пномпеня Фото: Roland Neveu. The Fall of Phnom Penh

9 апреля 1945 года в концлагере Флюссенбург был казнён Дитрих Бонхёффер (1906 -1945), герой антигитлеровского Сопротивления

Глупость - еще более опасный враг добра, чем злоба. Против зла можно протестовать, его можно разоблачить, в крайнем случае его можно пресечь силой; […].
Против глупости мы беззащитны. Здесь ничего не добиться ни протестами, ни силой; доводы не помогают; фактам, противоречащим собственному суждению, просто не верят - в подобных случаях глупец даже превращается в критика, а если факты неопровержимы, их просто отвергают как ничего не значащую случайность.

При этом глупец, в отличие от злодея, абсолютно доволен собой; и даже становится опасен, если в раздражении, которому легко поддается, он переходит в нападение. Здесь причина того, что к глупому человеку подходишь с большей осторожностью, чем к злому.
И ни в коем случае нельзя пытаться переубедить глупца разумными доводами, это безнадежно и опасно.

Можем ли мы справиться с глупостью?
Для этого необходимо постараться понять ее сущность. Известно, что глупость не столько интеллектуальный, сколько человеческий недостаток. Есть люди чрезвычайно сообразительные и тем не менее глупые, [...] С удивлением мы делаем это открытие в определенных ситуациях. … не столько создается впечатление, что глупость прирожденный недостаток, сколько приходишь к выводу, что в определенных обстоятельствах люди оглупляются или сами дают себя оглуплять.
Мы наблюдаем далее, что замкнутые и одинокие люди подвержены этому недостатку реже, чем склонные к общительности (или обреченные на нее) люди и группы людей.
Поэтому глупость представляется скорее социологической, чем психологической проблемой. Она не что иное, как реакция личности на воздействие исторических обстоятельств, побочное психологическое явление в определенной системе внешних отношений.

При внимательном рассмотрении оказывается, что любое мощное усиление внешней власти (…) поражает значительную часть людей глупостью. Создается впечатление, что это прямо-таки социологический и психологический закон. Власть одних нуждается в глупости других.
Процесс заключается не во внезапной деградации или отмирании некоторых (скажем, интеллектуальных) человеческих задатков, а в том, что личность, подавленная зрелищем всесокрушающей власти, лишается внутренней самостоятельности и (более или менее бессознательно) отрекается от поиска собственной позиции в создающейся ситуации.

Глупость часто сопровождается упрямством, но это не должно вводить в заблуждение относительно ее несамостоятельности. Общаясь с таким человеком, просто-таки чувствуешь, что говоришь не с ним самим, не с его личностью, а с овладевшими им лозунгами и призывами. Он находится под заклятьем, он ослеплен, он поруган и осквернен в своей собственной сущности. Став теперь безвольным орудием, глупец способен на любое зло и вместе с тем не в силах распознать его как зло. Здесь коренится опасность дьявольского употребления человека во зло, что может навсегда погубить его.

Но именно здесь становится совершенно ясно, что преодолеть глупость можно не актом поучения, а только актом освобождения. …, однако, следует признать, что подлинное внутреннее освобождение в подавляющем большинстве случаев становится возможным только тогда, когда этому предшествует освобождение внешнее; пока этого не произошло, мы должны оставить все попытки воздействовать на глупца убеждением.
В этой ситуации вполне очевидна тщетность всех наших усилий постичь, о чем думает "народ" и почему этот вопрос совершенно излишен по отношению к людям, мыслящим и действующим в сознании собственной ответственности. "Начало мудрости - страх Господень" (Пс 110, 10). Писание говорит о том, что внутреннее освобождение человека для ответственной жизни перед Богом и есть единственно реальное преодоление глупости.

Кстати, в этих мыслях о глупости все-таки содержится некоторое утешение: они совершенно не позволяют считать большинство людей глупцами при любых обстоятельствах. В действительности все зависит от того, на что делают ставку правители - на людскую глупость или на внутреннюю самостоятельность и разум

На одном из прилавков мы увидели немецкие готовальни.
– Мистер Адамс, неужели в Америке нет своих готовален?

– Конечно, нет! – с жаром ответил Адамс. – Мы не можем делать готовален.
Да, да, сэры, не смейтесь. Не то, что мы не хотим, мы не можем.
Да, да, мистеры, Америка со всей своей грандиозной техникой не может поставить производство готовален.
Та самая Америка, которая делает миллионы автомобилей в год!
А вы знаете, в чем дело?
Если бы готовальни нужны были всему населению, мы организовали бы массовое производство, выпускали бы десятки миллионов превосходных готовален за грошовую цену.
Но население Соединенных Штатов, сэры, не нуждается в десятках миллионов готовален. Ему нужны только десятки тысяч.
Значит, массового производства поставить нельзя, и готовальни придется делать вручную.

А все, что в Америке делается не машиной, а рукой человека, стоит невероятно дорого. И наши готовальни стоили бы в десять раз дороже немецких.

Мистер Илф и мистер Петров, запишите в свои книжечки, что великая Америка иногда бывает бессильна перед старой, жалкой Европой.
Это очень, очень важно знать!

Цитата: Ильф и Петров "Одноэтажная Америка"
Иллюстрация: готовальня «Präzision»
(«Точность») в деревянном футляре, фирма Е. O. Richter&Co, Берлин, 1920-30 гг

На одном из прилавков мы увидели немецкие готовальни.
– Мистер Адамс, неужели в Америке нет своих готовален?

– Конечно, нет! – с жаром ответил Адамс. – Мы не можем делать готовален.
Да, да, сэры, не смейтесь. Не то, что мы не хотим, мы не можем.
Да, да, мистеры, Америка со всей своей грандиозной техникой не может поставить производство готовален. Та самая Америка, которая делает миллионы автомобилей в год!

А вы знаете, в чем дело?
Если бы готовальни нужны были всему населению, мы организовали бы массовое производство, выпускали бы десятки миллионов превосходных готовален за грошовую цену.
Но население Соединенных Штатов, сэры, не нуждается в десятках миллионов готовален. Ему нужны только десятки тысяч. Значит, массового производства поставить нельзя, и готовальни придется делать вручную.

А все, что в Америке делается не машиной, а рукой человека, стоит невероятно дорого. И наши готовальни стоили бы в десять раз дороже немецких.
Мистер Илф и мистер Петров, запишите в свои книжечки, что великая Америка иногда бывает бессильна перед старой, жалкой Европой.
Это очень, очень важно знать!»

Цитата: Ильф и Петров "Одноэтажная Америка"
Иллюстрация: готовальня «Präzision»
(«Точность») в деревянном футляре, фирма Е. O. Richter&Co, Берлин, 1920-30 гг

Полозов был отставной ротмистр или штаб-ротмистр; на службе, по обычаю старого тогдашнего века, кутил и прокутил довольно большое родовое имение. А когда прокутил, то остепенился и вышел в отставку, чтобы заняться устройством себе нового состояния.

Собрав последние крохи, которые оставались, он увидел у себя тысяч десять, — по-тогдашнему на ассигнации, — пустился с ними в мелкую хлебную торговлю, стал брать всякие маленькие подряды, хватался за всякое выгодное дело, приходившееся по его средствам, и лет через десять имел изрядный капитал. С репутациею такого солидного и оборотливого человека, с чином своим и своею известною в тех местах фамилиею, он мог теперь выбирать какую ему угодно невесту из купеческих дочерей в двух губерниях, в которых шли его торговые дела, и выбрал очень основательно, — с полумиллионом (все на ассигнации) приданого.

Тогда ему было лет 50, …. Приложивши такой большой куш к своим прежним деньгам, он повел дела уже в широком размере и лет через десять после того был миллионером и на серебро, как тогда стали считать. Его жена умерла; она, привычная к провинциальной жизни, удерживала его от переселения в Петербург; теперь он переехал в Петербург, пошел в гору еще быстрее и лет еще через десять его считали в трех-четырех миллионах. ...

Полозов шел и шел в гору, — имел бы уж и не три-четыре миллиона, а десяток, если бы занялся откупами, но он имел к ним отвращение и считал честными делами только подряды и поставки.

Собраты по миллионерству смеялись над такою тонкостью подразличения и не были неправы; а он, хоть и был неправ, но твердил свое: «коммерциею занимаюсь, грабежом не хочу богатеть».

Но вот, за год или за полтора перед тем, как дочь его познакомилась с Верой Павловною, явилось слишком ясное доказательство, что его коммерция мало чем отличалась от откупов по сущности дела, хоть и много отличалась по его понятию.

У него был огромный подряд, на холст ли, на провиант ли, на сапожный ли товар, не знаю хорошенько, а он, становившийся с каждым годом упрямее и заносчивее и от лет, и от постоянной удачи, и от возрастающего уважения к нему, поссорился с одним нужным человеком, погорячился, обругал, и штука стала выходить скверная.
Сказали ему через неделю: «покорись», — «не хочу», — «лопнешь», — «а пусть, не хочу»; через месяц то же сказали, он отвечал то же, и точно: покориться — не покорился, а лопнуть — лопнул.
Товар был забракован; кроме того, оказались какие-то провинности ли, злонамеренности ли, и все его три-четыре миллиона ухнули, и Полозов в 60 лет остался нищий.

Цитата: Николай Чернышевский «Что делать»
Иллюстрация: Борис Кустодиев «Купцы»

– Что это значит? – удивилась миссис Джессэп, когда ее муж прочитал ей «Программу» Бэза Уиндрупа и «Лиги забытых людей». – Что за галиматья! Ничего не пойму. Не думаю, чтоб все это понимал и сам мистер Уиндрип.

– Понимает! Можешь быть уверена, понимает. Если Уиндрип и приспособил этого интеллектуального закройщика Сарасона, чтобы тот прихорашивал его идеи, то не следует думать, что сам он их не понимает ...

Я могу тебе совершенно точно сказать, что все это означает: пункты первый и пятый означают, что, если финансисты, транспортные и прочие короли не окажут Бэзу основательной поддержки, им может угрожать повышение подоходного налога и контроль над их делами. Но я слышал, что они уже поддерживают его, и неплохо… они оплачивают выступления Бэза по радио и его парады.

Второй пункт означает, что через контроль над профсоюзами шайка Бэза может поставить рабочих в рабские условия.
Третий пункт обеспечивает полную безопасность крупному капиталу, а четвертый превращает проповедников в запуганных и бесплатных агентов Бэза.
Шестой пункт ничего не означает: фирмы, работающие на военные нужды, получат свои шесть процентов сначала на производстве, потом на перевозке, в третий раз – на продаже… Это по меньшей мере.
Седьмой значит, что мы, не отставая от европейских наций, постараемся согнуть в бараний рог весь мир.

Восьмой означает, что благодаря инфляции крупные промышленные компании смогут скупить свои неоплаченные векселя по центу за доллар, а девятый – что все евреи, не пожелающие откупиться деньгами от этого разбойничьего барона, подвергнутся преследованиям, не исключая тех, которым и откупиться-то нечем.

Десятый – что все хорошо оплачиваемые должности и выгодные места, находящиеся в руках негров, будут захвачены белыми ничтожествами из числа бэзовских почитателей… и за это не только не понесут наказания, но их будут всячески превозносить как патриотов и защитников расовой чистоты.
Одиннадцатый – что Бэз постарается сложить с себя всякую ответственность за неоказание реальной помощи нуждающимся.
Двенадцатый – что в дальнейшем женщины потеряют право голоса и право на высшее образование и что их ловко отстранят от любой хорошей работы и заставят воспитывать солдат...
Тринадцатый – что всякий, кто хоть в чем-либо не согласен с Бэзом, может быть объявлен коммунистом и за это повешен. При такой формулировке и сам Гувер, и Эл Смит, … да и ты, и я… мы все можем оказаться коммунистами.

Четырнадцатый – что Бэз придает большое значение голосам ветеранов и готов заплатить за них очень дорого… чужими деньгами, разумеется.
И пятнадцатый… да, это, единственный пункт, который действительно что-то значит; а значит он, что Уиндрип, и Ли Сарасон, и епископ Прэнг, и, этот полковник Хэйк, и доктор Макгоблин… – все они поняли, что страна так одряхлела, что любая шайка, достаточно нахальная, беспринципная, чтобы действовать «на законном основании», может захватить в свои руки все управление, добиться всей полноты власти и еще вызывать всеобщее одобрение и восхищение, и пользоваться деньгами, и дворцами, и доступными женщинами в полное свое удовольствие.
Их только горсточка, но, подумай только, как невелики были вначале шайки Муссолини, Гитлера, Кемаль-паши и Наполеона!
Ты увидишь, что все эти либеральные проповедники, и воспитатели-модернисты, и недовольные газетчики, и сельские агитаторы… вначале их, может быть, и будут мучить сомнения, но потом они запутаются в паутине пропаганды, …, и будут совершенно убеждены, что хоть за нашим Бэзом и водятся грешки, но зато он на стороне простого народа и против всех политических ограничений, которые мешали людям жить, и они подымут всю страну на поддержку Бэза – великого освободителя (а представители крупного капитала будут помалкивать да потирать руки)… – и тогда, клянусь, этот плут… – ох, не знаю, чего в нем больше: плутовства или истерического фанатизма –вместе со своей шайкой, со всей пятеркой, установит такой режим, что поневоле вспомнишь пирата Генри Моргана.

Цитата: Синклер Льюис «У нас это невозможно» (1935)

2 апреля – Международный день детской книги

– Теперь, – сказал Гарафоли, удобно усевшись, – займёмся нашими счетами, – Ты остался мне должен вчера одно су и обещал вернуть его сегодня. Сколько ты принёс?
Мальчик долго не решался ответить.
– У меня не хватает одного су.
– Что? У тебя не хватает су, и ты говоришь об этом совершенно спокойно?
– Я говорю не о вчерашнем су, мне не хватает одного су за сегодняшний день.
– Значит, не хватает двух су. Подобной наглости я ещё не видел!
– Право, я не виноват.
– Перестань болтать! Снимай куртку: получишь два удара за вчерашнее и два за сегодняшнее. … Рикардо, возьми ремень.

Рикардо снял со стены плётку с короткой ручкой, на конце которой висело два кожаных ремешка с большими узлами. Тем временем тот, у кого не хватало двух су, снял курточку...
– Подожди, – с отвратительной усмешкой остановил его Гарафоли. – Ты вряд ли окажешься в одиночестве, а в компании всё гораздо приятнее.
Дети, молча стоявшие перед своим хозяином, при этой жестокой шутке засмеялись каким-то деланным смехом.
– Я уверен, что у того, кто громче всех смеётся, не хватает всего больше. Ну, кто из вас смеялся громче других? спросил Гарафоли.
Все указали на мальчика, вернувшегося первым.
– Сколько у тебя не хватает?
– Я, право, не виноват…
– Отныне тот, кто ответит: «Я, право, не виноват», получает одним ударом плётки больше, чем ему полагается. Сколько?
– Я принёс доску, большую, хорошую доску…
– Пойди к булочнику и спроси его, даст ли он тебе хлеба в обмен на твой кусок дерева. Сколько?
– У меня тридцать шесть су.
– Тебе не хватает четырёх су, мерзавец, целых четырёх су!
– А доска, которую я принёс…
– Оставь её себе на обед!

Его глупая шутка вызвала смех остальных детей. … вернулись ещё десять мальчиков, и все они поочерёдно подходили давать отчёт о заработке. К двум наказанным прибавилось ещё трое...

– Вот пятеро негодяев, которые обворовывают и грабят меня! – заорал Гарафоли. – Вот что значит быть добрым! Чем я буду платить за мясо и картошку, которыми я вас кормлю, если вы не будете работать!...

Рикардо держал плётку в руке, а пятеро наказанных выстроились перед ним в ряд.

– Ты ведь знаешь, Рикардо, – обратился к нему Гарафоли, – что эти наказания ужасно терзают моё сердце и потому я не люблю на них смотреть; но помни, что я всё слышу и по звуку могу судить о силе твоих ударов. Старайся изо всех сил, ты зарабатываешь свой хлеб.

Он отвернулся к печке, сделав вид, что не в силах смотреть на происходящее. При первом ударе плётки слёзы брызнули у меня из глаз. Я думал, что обо мне забыли, но я ошибался. Гарафоли украдкой наблюдал за мной.
– Вот ребёнок с добрым сердцем, – сказал он, указывая на меня. – Он не похож на вас, – вы смеётесь над несчастьем ваших товарищей и над моим огорчением также. Если он станет вашим товарищем, то может служить вам примером.
От слов «станет вашим товарищем» я задрожал с головы до ног.
После второго удара послышался жалобный стон, а после третьего – душераздирающий крик. Гарафоли поднял руку, Рикардо остановился.

– Ты знаешь, как действуют на мои нервы твои крики, – кротко произнёс Гарафоли, обращаясь к своей жертве. – Плётка дерёт твою кожу, а твои вопли раздирают моё сердце. Поэтому за каждый новый крик ты получишь лишний удар и сам будешь в этом виноват. Подумай, ведь я могу заболеть от огорчения, и, если у тебя есть хоть капля благодарности ко мне, ты не станешь орать. Рикардо, давай!
Рикардо поднял руку, и плётка заходила по спине несчастного.

Но тут дверь отворилась, и вошёл Виталис.
С одного взгляда он понял, что означали крики, которые он слышал, поднимаясь по лестнице. Он подбежал к Рикардо и вырвал у него плётку. Всё произошло так внезапно, что Гарафоли остолбенел.
Но, мгновенно оправившись, он произнёс со сладкой улыбкой
– Ужасно, не правда ли? У этого ребёнка совсем нет сердца.
– Какой позор!.. – вскричал Виталис.
– Я с вами согласен, – перебил его Гарафоли.
– Перестань кривляться, – продолжал гневно Виталис. – Ты понял, что я говорю не об этом ублюдке, а о тебе. Да, это стыдно и подло – мучить детей!

Цитата: Гектор Мало «Без семьи»

Русские, особенно это было характерно в эпоху Советского Союза, часто утверждают, что именно они изобрели многие из наиболее важных технологий современной цивилизации: паровой двигатель, лампочку накаливания, радио, аэроплан, транзистор, лазер, электронную вычислительную машину и многие другие устройства и аппараты. На Западе к этим заявлениям относятся скептически.

Мои исследования российских источников дали удивительные результаты.
Русские действительно построили первый в континентальной Европе паровоз и первый в мире тепловоз.
Они действительно первыми осветили улицы крупных городов посредством электричества.
Они действительно начали передавать радиоволны до Гульельмо Маркони.
Они действительно построили первый многомоторный пассажирский самолет, и сделали это всего спустя несколько лет после первого полета братьев Райт. Они действительно первыми вывели новый вид растений способом полиплоидизации.
Они действительно были пионерами в области разработки транзисторов и диодов.
Они действительно первыми опубликовали работу о принципах действия лазера, на десятилетия опередив всех остальных.
И они действительно создали первую в Европе электронную вычислительную машину. Хотя утверждение, что они «изобрели» все эти устройства, не вполне корректно, совершенно очевидно: русских с полным правом можно назвать пионерами в области разработки этих технологий.

Встает важный вопрос: если русские были первопроходцами в этих сферах, то почему же современная Россия остается таким слабым игроком на мировом рынке технологий?
Экономика страны в значительной степени зависит от экспорта нефти, газа. За исключением производителей вооружений, космических аппаратов, а также пары компаний – разработчиков программного обеспечения, практически невозможно назвать высокотехнологичную компанию российского происхождения, способную конкурировать на мировом уровне. В долларовом эквиваленте маленькая Швейцария ежегодно экспортирует в три или четыре раза больше высоких технологий, чем Россия.
Поиск ответа на этот вопрос навел меня на размышления об одиноких идеях.
Почти триста лет Россия рождает блестящие технические решения.
И не получает от них никакой выгоды.

Русские – люди необычайно творческие, и это наглядно подтверждают их достижения в музыке, литературе, математике, фундаментальных науках.
Русские оказывали и продолжают оказывать значительное влияние на мир искусства, интеллектуальную сферу. Образованным людям в Америке, других странах нет нужды объяснять, кто такие Чайковский, Толстой или Достоевский. Аналогично представителям научного сообщества нет необходимости напоминать о Лобачевском, Менделееве, Колмогорове или Ландау.
Музыка, литература, математика, фундаментальные науки в основном относятся к областям интеллектуальной деятельности, успешным до тех пор, пока люди, которые ими занимаются, имеют возможность получить хорошее образование и финансовую поддержку, необходимую для работы в этих областях. В таких сферах деятельности русские обычно преуспевают.

Однако технологии – это совсем другая история.
Здесь начинается реальная деятельность, когда интеллектуальное творчество взаимодействует с обществом в целом. Это необходимый и сложный процесс, именно общество определяет успех технологических проектов, возможно, даже того не осознавая. Успех конкретной технологии, который обычно означает получение прибыли в условиях конкурентного рынка, происходит за стенами исследовательских лабораторий, в социальной и экономической общественной среде. Преуспеть в этом русским не удается.
Где российские Томас Эдисон, Билл Гейтс или Стив Джобс? Они были и есть, но вы никогда о них не слышали, потому что эти люди потерпели крах, когда попытались коммерциализировать свои изобретения в России…

Цитата: Лорен Грэхэм. «Одинокие идеи» («Lonely Ideas: Can Russia Compete?»)
Иллюстрация: Виктор Бритвин «Левша»

28 марта – Всемирный день историка

Мне кажется, что все историки без исключения ошибались в одном: они не писали о разных в то время известных вещах, именно потому, что предполагали их известными. Отсюда получалось, что в истории римлян, греков и всех других народов нам хотелось бы теперь знания о многом, например, о власти и различии магистратов, о правительственных учреждениях, о родах войска, о величии городов и о других подобных вещах, которые во времена тех писателей были известны всем и каждому и потому ими пропущены. Если бы они подумали, что с долгим течением времени погибают государства и пропадает память о делах, что история пишется именно для того, чтобы сохранить дела эти навеки, они тщательнее писали бы ее, так, чтобы все совершившееся во времена отдаленные, стояло бы перед нашим взором с той же ясностью, как и дела настоящего, а ведь это и есть истинная цель истории.

Франческо Гвиччардини: «Заметки о делах политических и гражданских»

Человеку весьма естественно поддаваться обманчивым иллюзиям надежды, — Мы склонны закрывать глаза на неприятную правду и, наоборот, всегда готовы слушать голос Сирены, пока эта Сирена не обратит нас в дикого зверя.
Это ли участь мудрых людей, вступивших в большую и трудную борьбу за свободу?
Неужели мы склонны быть из числа тех, кто, имея глаза, не видят, и, имея уши, не слышат, вещи, которые им так близки, касающиеся их свободы?
Со своей стороны, я готов узнавать всю правду, сколько тоски духа это ни принесет, знать худшее и приготовиться для него.
У меня есть лишь один руководитель, с помощью которого я прокладываю свой, и это светильник опыта.
Я не знаю другого пути суждения о будущем, как только зная прошлое…

Патрик Генри «Свобода или смерть»

Последний из Немногих

17 марта 2025 года в возрасте 105 лет ушел из жизни летчик Джон Хемингуэй, командир полка Королевских ВВС, награжденный за отличие в Битве за Британию, «последний из Немногих», как его называли в Соединенном королевстве. Хемингуэй пережил всех участников этого сражения.

Перед нами огромная опасность, но настолько же велики наши преимущества и ресурсы. Я перечислял их, потому что народ имеет право знать, что у нас есть крепкое основание для уверенности, которую мы чувствуем, и есть причины верить, что мы способны, как я сказал в один из мрачных дней два месяца назад, вести затяжную войну "если необходимо одни и, если нужно, в течение многих лет". Я это говорю и потому, что осознание того, что Британская Империя - нерушима, и что сопротивление нацизму растет, должно зажечь искру надежды в груди сотен миллионов подавленных и отчаявшихся мужчинах и женщинах по всей Европе, и далеко за ее пределами, и из этих искр сложится очищающее и поглощающее пламя.

Суровые воздушные сражения, которые продолжались над этим Островом в течение последних нескольких недель, достигли высочайшего напряжения. Сейчас рано пытаться определять пределы масштабов и продолжительности этих боев. Естественно, что мы должны ожидать более мощных ударов, чем те, которые враг уже нанес. Враг строит аэродромы повсюду во Франции и в странах Центральной Европы, движения вражеских эскадрилий и арсеналов в нашу стороны все продолжаются. Абсолютно ясно, что не понеся серьезных потерь господин Гитлер не оставит попыток воздушных атак Великобритании. Если после всей его похвальбы и угроз, от которых кровь стынет в жилах, и мрачных достижениях, о которых он трубит по всему миру, о разрушениях и огромном количестве сбитых самолетов, что, как он утверждает, было достигнуто без особых потерь с его стороны; если после всех сказок о подавленных британцах, охваченных паникой и проклинающих плутократичный Парламент, который их привел ко всему этому - если после всего через некоторое время его бешеные воздушные атаки иссякли, правдивость заявлений может быть поставлена под сомнение.

[…]

Широкая и восхитительная система восстановления техники, управляемая Министерством Авиастроения, а также расчетливое и быстрое использование всех запасных частей и материалов, гарантирует скорое возвращение в строй поврежденных машин. В то же время, великолепное - нет, поразительное увеличение производства и восстановления британских самолетов и моторов, которое было достигнуто, как будто с помощью волшебства, гениальной организацией и руководством лорда Бивербрука, дало нам огромный резерв самолетов всех типов, при постоянно растущем количестве и качестве продукции. Конечно, враг гораздо более многочисленнен, чем мы. Но, как мне сообщили, уже сейчас наше производство значительно превышает его, и кроме того мы начинаем получать поставки продукции из Америки. Очевидным фактом, и подтверждения этому я вижу из ежедневных докладов, сейчас является то, что после всех сражений мощь нашей бомбардировочной и истребительной авиации увеличилась как никогда. Мы верим, что сможем продолжать бороться с врагом в воздухе столько, сколько это будет ему угодно, и чем длительнее будет борьба, тем быстрее мы будем приближаться сначала к равенству с противником, а затем и к превосходству над ним в воздушных сражениях, которые являются одном из решающих факторов исхода войны.

Каждый дом на нашем Острове, в нашей Империи, и во всем мире, за исключением домов преступников, благодарен британским пилотам, бесстрашным и неутомимым перед постоянными сложными задачами и смертельной опасностью, которые своей доблестью и преданностью управляют течением Мировой Войны. Никогда раньше в истории человеческих конфликтов так много людей не было многим обязано стольким немногим.

Цитата: Уинстон Черчилль. «Немногие». Речь в Палате Общин 20 августа 1940 года.

21 марта - Всемирный День Поэзии

Романтика, прощай навек!
С резною костью ты ушла, —
Сказал пещерный человек, —
И бьёт теперь кремнём стрела.
Бог Плясок больше не в чести.
Увы, романтика! Прости!»
«Ушла! — вздыхал народ озёр, —
Теперь мы жизнь влачим с трудом,
Она живёт в пещерах гор,
Ей незнаком наш свайный дом,
Холмы, вы сон её блюсти
Должны. Романтика, прости!»
И мрачно говорил солдат:
«Кто нынче битвы господин?
За нас сражается снаряд
Плюющих дымом кулеврин.
Удар никак не нанести!
Где честь? Романтика, прости!»
И говорил Купец, брезглив:
«Я обошёл моря кругом —
Всё возвращается прилив,
И каждый ветер мне знаком.
Я знаю всё, что ждёт в пути
Мой бриг. Романтика, прости!»
И возмущался капитан:
«С углём исчезла красота,
Когда идём мы в океан,
Рассчитан каждый взмах винта.
Мы, как паром, из края в край
Идём. Романтика, прощай!»
И злился дачник, возмущён:
«Мы ловим поезд, чуть дыша,
Бывало, ездил почтальон,
Опаздывая, не спеша.
О, чёрт!» Романтика меж тем
Водила поезд девять-семь.
Послушен под рукой рычаг,
И смазаны золотники,
И будят насыпь и овраг
Её тревожные свистки;
Вдоль доков, мельниц, рудника
Ведёт умелая рука.
Так сеть свою она плела,
Где сердце — кровь и сердце — чад,
Каким-то чудом заперта
В мир, обернувшийся назад.
И пел певец её двора:
«Её мы видели вчера!»

Цитата: Редьярд Киплинг «Королева» (перевод Ады Оношкович-Яцына)
Иллюстрация: Уильям Тёрнер «Дождь, пар и скорость»

20 марта 1815 года, через двадцать дней после высадки на французское побережье, Наполеон Бонапарт вошёл в Париж и стал снова главой Франции - Начало "Ста дней"

Берегитесь, отец; когда придет наша очередь, мы будем безжалостны.

– Я вас не понимаю.

– Вы рассчитываете на возвращение узурпатора?

– Не скрою.

– Вы ошибаетесь, он не сделает и десяти лье в глубь Франции; его выследят, догонят и затравят, как дикого зверя.

– Дорогой друг, император сейчас на пути в Гренобль; десятого или двенадцатого он будет в Лионе, а двадцатого или двадцать пятого в Париже.

– Население подымется…

– Чтобы приветствовать его.

– У него горсточка людей, а против него вышлют целые армии.

– Которые с кликами проводят его до столицы; поверьте мне, Жерар, ….

– Гренобль и Лион – роялистские города, они воздвигнут перед ним непреодолимую преграду.

– Гренобль с радостью распахнет перед ним ворота; весь Лион выйдет ему навстречу. Поверьте мне, мы осведомлены не хуже вас, и наша полиция стоит вашей...

– В самом деле, – отвечал Вильфор, глядя на отца с удивлением, – вы располагаете самыми точными сведениями.

– Да это очень просто; вы, стоящие у власти, владеете только теми средствами, которые можно купить за деньги; а мы, ожидающие власти, располагаем всеми средствами, которые дает нам в руки преданность, которые нам дарит самоотвержение.

– Преданность? – повторил Вильфор с улыбкой.

– Да, преданность; так для приличия называют честолюбие, питающее надежды на будущее.

…
– И скажу тебе, что ты, пожалуй, прав; может быть, ты и в самом деле спас мне жизнь, но не беспокойся, мы скоро поквитаемся.

Вильфор покачал головой.

– Не веришь?

– По крайней мере надеюсь, что вы ошибаетесь.

– Ты еще увидишь короля?

– Может быть.

– Хочешь прослыть у него пророком?

– Пророков, предсказывающих несчастье, плохо принимают при дворе.

– Да, но рано или поздно им отдают должное; допустим, что будет вторичная реставрация; тогда ты прослывешь великим человеком.

– Что же я должен сказать королю?

– Скажи ему вот что: «Ваше величество, вас обманывают относительно состояния Франции, настроения городов, духа армии; тот, кого в Париже вы называете корсиканским людоедом, кого еще зовут узурпатором в Невере, именуется уже Бонапартом в Лионе и императором в Гренобле. Вы считаете, что его преследуют, гонят, что он бежит; а он летит, как орел, которого он нам возвращает. Вы считаете, что его войско умирает с голоду, истощено походом, готово разбежаться; оно растет, как снежный ком. Ваше величество, уезжайте, оставьте Францию ее истинному владыке, тому, кто не купил ее, а завоевал; уезжайте, не потому, чтобы вам грозила опасность: ваш противник достаточно силен, чтобы проявить милость, а потому, что потомку Людовика Святого унизительно быть обязанным жизнью победителю Арколи, Маренго и Аустерлица». Скажи все это королю, Жерар, или, лучше, не говори ему ничего, скрой от всех, что ты был в Париже, не говори, зачем сюда ездил и что здесь делал: найми лошадей, и если сюда ты скакал, то обратно лети; вернись в Марсель ночью; войди в свой дом с заднего крыльца и сиди там тихо, скромно, никуда не показываясь, а главное – сиди смирно, потому что на этот раз, клянусь тебе, мы будем действовать, как люди сильные, знающие своих врагов. Уезжайте, сын мой, уезжайте, и в награду за послушание отцовскому велению, или, если вам угодно, за уважение к советам друга, мы сохраним за вами ваше место. Это позволит вам, – добавил Нуартье с улыбкой, – спасти меня в другой раз, если когда-нибудь на политических качелях вы окажетесь наверху, а я внизу. Прощайте, Жерар; в следующий приезд остановитесь у меня.

Цитата: Александр Дюма. «Граф Монте-Кристо»
Иллюстрация: Карл Штейбен. «Возвращение Наполеона с острова Эльба»)

18 марта – День Парижской коммуны

Последний коммунар

В Кровавую неделю Коммуны, когда правительственные войска вошли в город, сержант Национальной гвардии Адриен Лежен сражался на той самой последней баррикаде на улице Бельвиль, которая держалась до 28 мая 1871 года.

Схваченный с оружием в руках, Лежен был без долгих разговоров приговорен к расстрелу. Его отвели на кладбище Пер-Лашез, вместе с несколькими коммунарами поставили к стене, около которой уже громоздилась пирамида из трупов, солдаты подняли ружья, офицер взмахнул саблей, но, прежде чем грохнул залп, приехал посыльный от министра Тьера. Глава правительства приказал прекратить расстрелы, поскольку центр Парижа и так был завален мертвецами по самые окна.

Лежена отвели в тюрьму, он получил бессрочную каторгу, через пять лет был амнистирован вместе с другими коммунарами, вернулся во Францию, а дальше занимался политикой – депутатствовал в муниципалитетах, выдвигаясь от партии социалистов, а в 1922 году (Лежену было уже семьдесят лет) перешел к коммунистам, в рядах которых был заметной фигурой – герой революции, смотревший в лицо расстрельной команде.

В 1930 году Лежен написал письмо Сталину, с просьбой дать ему возможность умереть на родине победившего пролетариата – а перед смертью увидеть своими глазами то самое светлое завтра, за которое он дрался на парижских баррикадах. Генеральный секретарь оценил идею, в СССР Парижская коммуна считалась важным событием, Ленин ее особенно хвалил, и к 60 -летию Коммуны Лежена привезли в Москву в специальном салон-вагоне, подарили ему квартиру в новом доме на Тверской улице, назначили персональную пенсию, и сажали в президиумы на торжественных собраниях. Сталин с ним, правда, времени встретиться тогда не нашел, но делами Лежена занимался Молотов – тоже не слабо.

Однако вскоре старик загрустил – не понимая ни слова по-русски, даже с персональной пенсией дряхлому французу устроить свой быт в тогдашней Москве было трудно. И Лежен попросил Молотова определить его в какую-нибудь богадельню. Просьбу уважили, и героя Коммуны с почетом отвезли в Барвиху, в санаторий для старых большевиков, политкаторжан и ссыльнопоселенцев, где он и жил совсем уж тихонько.

Летом 1939 года Сталин вдруг вспомнил про Лежена – то ли старик понадобился ему как консультант по французским делам, то ли просто захотел посмотреть на живую реликвию. Лежена привезли, он оказался в совершенном рассудке, много и интересно рассказал об особенностях французской политики, в которой он варился без малого шестьдесят лет, и совершенно очаровал вождя. Под конец беседы Сталин спросил – могут ли партия большевиков и советское правительство что-нибудь сделать, чтобы порадовать французского борца за свободу?

Нет, все хорошо, ответил Лежен, и питание хорошее, и белье свежее, и в парк меня водят гулять, и повар dyadya Spiridon научился варить для меня настоящий луковый суп, но… грустно одному! С тех пор как два года назад из богадельни в Барвихе увезли на расстрел всех старых большевиков, которые учились в гимназии и могли поговорить по-французски – совсем одиноко.

А почему вы решили, товарищ Лежен, что их на расстрел увезли, удивился Сталин? Может быть, их просто повезли в другое место? Знаете там, климат, процедуры… Горный воздух.

Вопрос такой Лежена ничуть не смутил.
Вы, товарищ Сталин, ответил герой Коммуны, наверное забыли, что меня расстреливали в 1871 году, и я помню глаза солдат, которые ставили меня к стенке, и наводили на меня свои ружья. Так вот – у людей, которые уводили моих товарищей – у них были такие же глаза.

Такой ответ настолько умилил Сталина, что он приказал беречь Лежена и назначить тому содержание как для члена ЦК. В сорок первом, с началом войны, девяностолетнего Лежена эвакуировали в Новосибирск, распорядившись строго следить за его здоровьем, а к просьбам старика относиться как к боевым приказам. Правда, встретиться им больше не довелось – последний защитник Коммуны умер в 1942 году.

Из цикла «Рассказы старого партийца»

17 марта - день св Гертруды Нивельской, покровительницы кошек

11 марта 1985 года - на заседании Политбюро ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев избран Генеральным Секретарем ЦК КПСС

«ГРОМЫКО. Скажу прямо. Когда думаешь о кандидатуре на пост Генерального секретаря ЦК КПСС, то, конечно, думаешь о Михаиле Сергеевиче Горбачеве. Когда заглядываем в будущее, а я не скрою, что многим из нас уже трудно туда заглядывать, мы должны ясно ощущать перспективу. А она состоит в том, что мы не имеем права допустить никакого нарушения нашего единства. Мы не имеем права дать миру заметить хоть какую-либо щель в наших отношениях. Хочу еще раз подчеркнуть, что Горбачев обладает большими знаниями, значительным опытом, но этот опыт должен быть помножен на наш опыт. И мы обещаем оказывать новому Генеральному секретарю ЦК КПСС всевозможное содействие и помощь.

ТИХОНОВ. Что я могу сказать о Михаиле Сергеевиче? Это контактный человек, с ним можно обсуждать вопросы, обсуждать на самом 6 высоком уровне. Это - первый из секретарей ЦК, который хорошо разбирается в экономике.

ГРИШИН. Мы вчера вечером, когда узнали о смерти Константина Устиновича, в какой-то мере предрешили этот вопрос, договорившись утвердить Михаила Сергеевича председателем комиссии по похоронам. На мой взгляд, он в наибольшей степени отвечает тем требованиям, которые предъявляются Генеральному секретарю ЦК.

КУНАЕВ. Я хочу доложить вам, мне поручено сказать на заседании Политбюро о том, что, как бы здесь ни развернулось обсуждение, коммунисты Казахстана будут голосовать за избрание Генеральным секретарем ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачева.

РОМАНОВ. Он эрудированный человек. Например, очень быстро разобрался во многих сложнейших вопросах научно-технического прогресса. Николай Александрович Тихонов говорил здесь о работе Михаила Сергеевича Горбачева в Комиссии по совершенствованию хозяйственного механизма. Считаю, что он будет полностью обеспечивать преемственность руководства в нашей партии и вполне справится с теми обязанностями, которые будут на него возложены.

ВОРОТНИКОВ. Сама логика жизни подвела нас к этому решению. Важнейшие качества Михаила Сергеевича - ответственность, умение прислушиваться к мнению других, знание дела. Вот почему он завоевал большой авторитет среди партийного актива. И все товарищи (а мне пришлось встретиться сегодня с большим числом представителей областных партийных организаций России) высказываются за то, чтобы избрать т.Горбачева Генеральным секретарем ЦК КПСС.

ПОНОМАРЕВ. В последнее время мы много занимались новой редакцией Программы партии. И я лично убедился, что он глубоко владеет марксистско-ленинской теорией, умеет разбираться в самых сложных программных вопросах.

ЧЕБРИКОВ. Я, конечно, советовался с моими товарищами по работе. Ведомство у нас такое, которое хорошо должно знать не только внешнеполитические проблемы, но и проблемы внутреннего, социального характера. Так вот с учетом всех этих обстоятельств чекисты поручили мне назвать кандидатуру т. Горбачева на пост Генерального секретаря ЦК КПСС.

ДОЛГИХ. Все мы едины в том мнении, что у него за плечами не только большой опыт, но и будущее.

ШЕВАРДНАДЗЕ. Я знал Михаила Сергеевича Горбачева еще до его работы секретарем ЦК КПСС. Скажу прямо - такое решение ждет сегодня страна и партия.

ЛИГАЧЕВ. Для Михаила Сергеевича Горбачева характерен большой азарт в работе, стремление к поиску в малых и больших делах, умение организовать дело. А это, как вы понимаете, имеет огромное значение для всей партийно-организационной работы... Горбачев пользуется большим уважением в партийных, профсоюзных, комсомольских организациях, в активе нашей партии, в народе в целом.

ГОРБАЧЕВ. Мы переживаем очень сложное, переломное время. Нашей экономике нужен больший динамизм. Этот динамизм нужен и нашей демократии, нашей внешней политике. ...Вижу свою задачу прежде всего в том, чтобы вместе с вами искать новые решения, пути дальнейшего движения нашей страны вперед... Нам надо набирать темпы, двигаться вперед...»

(Цитаты - по опубликованной рабочей записи заседания Политбюро)

10 марта 1945 года в поезде Берлин – Берн состоялся разговор Штирлица с генералом («Семнадцать мгновений весны»)

— В каком вы звании?
— Я дипломат. Советник третьего управления МИДа.
— Слушайте, а я не мог вас видеть вчера в министерстве авиации?
— Я там не был. Странное свойство моей физиономии: всем кажется, что меня где-то только что видели.
— А вы стереотипны.
— Это хорошо или плохо?
— Для шпиков, наверное, хорошо, а для дипломата, видимо, плохо. Вам нужны запоминающиеся лица.
— А военным?
— Военным сейчас надо иметь сильные ноги. Чтобы вовремя сбежать.
— Вы не боитесь так говорить с незнакомым?
— Так вы не знаете моего имени...
— Это легко установить, поскольку у вас очень запоминающееся лицо.
— Да? …. Все равно, пока вы напишете донос, пока они найдут второго свидетеля… все будет кончено. На скамью подсудимых нас будут сажать те, а не эти. И в первую голову вас, дипломатов.
— Вы — жгли, вы — уничтожали, вы — убивали, а судить — нас?
— Мы выполняли приказ. Жгли СС. Мы — воевали.
— А что, изобрели особый способ: воевать — не сжигая и без жертв?
— Война так или иначе необходима. Не такая глупая, конечно. Это война дилетанта. Он решил, что воевать можно так, по наитию. Он решил, что он один знает, что нам всем надо. Он решил, что только он один любит Германию, а мы все так и думаем, как бы ее продать пархатым большевистским казакам...
— Пархатых казаков пока еще не было.
— О, от красных можно ждать всего. Впрочем, от американцев — тоже. ... Этих балбесов погубит их же техника... Они будут наращивать свою техническую мощь и захлебнутся в ней. … Они решат, что им все можно. Красные думают так, потому что они дикие, нищие люди. Американцы думают так, оттого что слишком богаты. Поэтому войны необходимы...
— Нет связки, Что-то здесь в вашей тезе распадается.
— Ничего не распадается. Государства — как люди. Их душат границы. Им нужно движение — это аксиома. Движение — это война. Но если вы, проклятые дипломаты, снова напутаете, тогда вас уничтожат — всех до единого.
— Мы выполняли приказ. Мы — такие же солдаты фюрера.
— Бросьте. … фюрера… Младший чин, выкравший генеральские сапоги...
— Мне страшно говорить с вами, генерал...
— Не лгите. Сейчас вся Германия говорит, как я... Или думает — во всяком случае.
— А мальчики из гитлерюгенд?
— Фанатизм никогда не даст окончательной победы. От фанатизма устают. А потом этот самый фанатизм растворится в думах и манере поведения побежденных. Фанатики могут победить — на первых порах. Они никогда не удержат победы, потому что они устанут от самих себя.
—Тогда отчего же вы не поднимете свою дивизию...
— Корпус...
— Тем более. Почему же тогда вы не сдадитесь в плен вместе со своим корпусом?
— А семья? А фанатики в штабе? А трусы, которым легче драться, веря в мифическую победу, чем сесть в лагерь союзников...
— Вы можете приказать...
— Нет еще таких приказов — жить, сдаваясь врагу.
— А если вы получите такой приказ...
— От кого? От этого неврастеника? Он тянет всех нас за собой в могилу…
— А если приказ придет от Кейтеля?
— У него вместо головы задница.
— Ну хорошо... Ваш главнокомандующий в Италии...
— Кессельринг? Он никогда не пойдет на это.
— Почему?
— Он воспитывался в штабе у Геринга. А тот, кто работает под началом какого-нибудь вождя, обязательно теряет инициативу. И ловкость приобретает, и аналитиком становится, но теряет способность принимать самостоятельные решения. Он, прежде чем решиться на такой шаг, обязательно полетит к Герингу.
— Вы не верите в перспективу?
— Я верю в перспективу... В перспективу скорой гибели... Всех нас, скопом... Это не страшно, поверьте: когда все вместе. И гибель наша будет такой сокрушительной, что память о ней будет ранить сердца многих поколений несчастных немцев...

И вдруг генерал заплакал:
— Я завещал детям: будь проклята любая демократия в Германии. .... Чем больше мы имеем свобод, тем скорее нам хочется СС, тайной полиции, концлагерей и всеобщего страха. Только тогда мы чувствуем себя спокойными. Не надо отстаивать свою точку зрения на судьбы родины, никакой ответственности — только подними руку в честь того, кто этим занимается за тебя,

28 февраля - День Арктики

Ветер — десять баллов. Шторм. Огромный человек стоит, широко расставив ноги. Его шатает, сшибает ветром, он упорствует.

О сапоги, о полы кухлянки яростно бьются волны снега; снежная пыль клокочет, как пена. Человек ссутулился и закрыл лицо обледеневшим шарфом.

Все бело, мутно, призрачно вокруг — ни ночь, ни день, ни земля, ни небо. Реального мира нет — все иссечено пургой, засыпано снегом. Ни линий, ни очертаний. Все взвихрено, вздыблено, подхвачено ветром и брошено в игру.

Один человек реален в своей синей кухлянке с капюшоном и в кожаных сапогах.

Он один стоит, вокруг все в движении. Мимо него с грохотом проносятся камни, обломки льдин, сугробы снега, кочки, покрытые жалким мхом. Осатанелый поземок рвет снежный покров тундры; миллионы снежных песчинок приходят в движение: оголяются горы, бугры, скалы; все срывается с места и мчится, повинуясь ветру. Весь мир — мутный, косматый, колючий — со свистом проносится мимо человека.

Уже трудно стоять на месте и сопротивляться движению. Надо прятаться, как спрятались птицы и звери, или идти. Но человеку в кухлянке некуда идти и негде спрятаться: его машина уткнулась мотором в снег и замерзла, дырявый брезент над кузовом почти не защищает от ветра. Вокруг ни жилья, ни костра, ни дыма.

Человек в кухлянке вытягивает шею, словно хочет что-то увидеть впереди. Огромная ноша сутулит его спину. Это ветер. Ветер сидит на его плечах и злобно толкает вперед. Человек упорствует. Ветер крепок, но человек крепче.


Вокруг все охвачено стремительным, порывистым движением. Это не вихрь, не слепая пурга, не смерчи. Это — бег. Бег ураганной скорости. Непрерывный и целеустремленный бросок вперед.

В нем есть направление: на норд-вест, к морю. С гор срываются голые медно-зеленые камни и, грохоча, подпрыгивая, мчатся на норд-вест. В заливе с шумом валятся острые торосы, и обломки их, перекатываясь, ломаясь, крошась, несутся на норд-вест. Взлохмаченная ветром тундра дымится, по ней кочуют сугробы — на норд-вест, на норд-вест! Вздымая вороха снега, стремглав проносится поземок — на норд-вест, на норд-вест! И кажется, что вся тундра рванулась и понеслась, подгоняемая ветром, на норд-вест, к далекому морю.

Один только человек стоит на месте, лицом к северо-западу, и не делает вперед ни шагу. Шарф уже не защищает его лица, шарф сорвало ветром, он еще трепещется вокруг шеи, надувается и вдруг, развернувшись по ветру, бросается на норд-вест. Свистя и воя, проносится мимо косматый мир.

И тогда человек поворачивается против ветра. Он делает это медленно, очень медленно. Ему приходится преодолевать сопротивление страшной силы: плотную стену шторма. Он разворачивается по кругу, как самолет: сначала заносит правое плечо и вытягивает правую руку, потом делает полуоборот и принимает удар ветра в грудь, выдерживает его и остается на ногах, потом делает еще полуоборот и закрывает лицо руками.

Теперь он стоит против ветра. Яростный, колючий ливень хлещет ему в лицо, словно бьет тысячами хвойных веток. У человека выступают слезы на глазах, текут по щекам и замерзают. Лицо одеревенело, он не чувствует больше кожи. Судорожным усилием открывает он рот, чтобы вздохнуть, и пугается, что кожа на щеках лопнет, потрескается.

Слишком много ветра: человек задыхается, вот с шумом лопнут легкие.

И тогда он начинает кричать.

— Эгей! Ты! Дурак! — Его голос тонет в вое пурги, но он упрямо и зло кричит ветру: — Ты! Иду. Слышь? Иду. Ну? Гей, ты!

Ему кажется, что, когда кричишь, легче идти. Он начинает даже петь — зло, остервенело. Но на песню не хватает дыхания. Можно только кричать, судорожно, отрывисто: «О-о! А-а! Ге-ей!» — или выть, как воет волк.

Каждый шаг дается с бою. Было бы легче ползти, но человек упрямо держится на ногах, падает и подымается. Идет, разрывая руками плотную завесу ветра. Задыхается, сопит, сплевывает густую слизь, но идет.

И вот, наконец, из белесой мглы выступают мутные очертания чего-то темного и бесформенного. Наконец-то! Он торжествующе машет кулаком вьюге, приподымает брезент и влезает в машину. Он — «дома».

Цитата: Борис Горбатов "Обыкновенная Арктика"

Всю войну под завязку
Я все к дому тянулся
Но хотя горячился
Воевал делово
Ну а он торопился
Как-то раз не пригнулся
И в войне взад-вперед обернулся
За два года - всего ничего
Не слыхать его пульса
С сорок третьей весны
Ну а я окунулся
В довоенные сны
И гляжу я, дурея
Но дышу тяжело
Он был проще, добрее
Был проще, добрее, добрее
Ну а мне - повезло
Я за пазухой не жил
Не пил с господом чая
Я ни в тыл не просился
Ни судьбе под подол
Но мне женщины молча
Намекали, встречая
Если б ты там навеки остался
Может, мой бы обратно пришел?!
Для меня - не загадка
Их печальный вопрос
Мне ведь тоже несладко
Что у них не сбылось
Мне ответ подвернулся
"Извините, что цел!
Я случайно вернулся
Вернулся, вернулся, вернулся
Ну а ваш - не сумел"
Мы летали под богом
Возле самого рая
Он поднялся чуть выше и сел там
Ну а я - до земли дотянул
Встретил летчика сухо
Райский аэродром
Он садился на брюхо
Но не ползал на нем
Он уснул - не проснулся
Он запел - не допел
Так, что я вот, вернулся
Вернулся, вернулся, вернулся
Ну а он - не успел
Я кругом и навечно
Виноват перед теми
С кем сегодня встречаться
Я почел бы за честь
И хотя мы живыми
До конца долетели
Жжет нас память, и мучает совесть
У кого, у кого она есть
Кто-то скупо и четко
Отсчитал нам часы
Нашей жизни короткой
Как бетон полосы
И на ней - кто разбился
Кто взлетел навсегда...
Ну а я приземлился
А я приземлился
Вот какая беда...
Вот какая беда...
Вот какая беда

Цитата: Владимир Высоцкий «Песня о погибшем летчике»

Александр Иванович Корейко, один из ничтожнейших служащих ГЕРКУЛЕС’а, был человек в последнем приступе молодости, ему было 38 лет. На красном сургучном лице сидели желтые пшеничные брови и белые глаза. Английские усики цветом даже походили на созревший злак. Лицо его казалось бы совсем молодым, если бы не грубые ефрейторские складки, пересекавшие щеки и шею. На службе Александр Иванович вел себя как сверхсрочный солдат: не рассуждал, был исполнителен, трудолюбив, искателен и туповат.

– Робкий он какой-то, – говорил о нем начальник финсчета, – какой-то уж слишком приниженный, преданный какой-то чересчур. Только объявят подписку на заем, как он уже лезет со своим месячным окладом. Первым подписывается. А весь оклад-то 46 рублей. Хотел бы я знать, как он существует на эти деньги.

[…]
И, конечно, сослуживцы Александра Ивановича, да и сам начальник финсчета товарищ Арников, и не только он, но даже начальник ГЕРКУЛЕС’а товарищ Полыхаев, и личная его секретарша Серна Михайловна, ну, словом, все — были бы чрезвычайно удивлены, если б узнали, что Александр Иванович Корейко, смиреннейший из конторщиков, еще только час назад перетаскивал зачем-то с одного вокзала на другой чемодан, в котором лежали не брюки «Столетие Одессы», не бледная курица и не какие-нибудь «Задачи комсомола в деревне», а десять миллионов рублей в иностранной валюте и советских денежных знаках.
[…]
Корейко понял, что сейчас возможна только подземная торговля, основанная на строжайшей тайне. Все кризисы, которые трясли молодое хозяйство, шли ему на пользу; все, на чем государство теряло, приносило ему доход. Он прорывался в каждую товарную брешь и уносил оттуда свою сотню тысяч. Он торговал хлебопродуктами, сукнами, сахаром, текстилем, всем. И он был один, совершенно один со своими миллионами. В разных концах страны на него работали большие и малые пройдохи, но они не знали, на кого работают. Корейко действовал только через подставных лиц. И лишь сам знал длину цепи, по которой шли к нему деньги.
* * *
Ровно в двенадцать часов Александр Иванович отодвинул в сторону контокоррентную книгу и приступил к завтраку. Он вынул из ящика заранее очищенную сырую репку и, чинно глядя вперед себя, съел ее. Потом он проглотил холодное яйцо всмятку. Холодные яйца всмятку – еда очень невкусная. И хороший веселый человек никогда их не станет есть. Но Александр Иванович не ел, а питался. Он не завтракал, а совершал физиологический процесс введения в организм должного количества жиров, углеводов и витаминов.

Все геркулесовцы увенчивали свой завтрак чаем; Александр Иванович выпил стакан белого кипятку вприкуску. Чай возбуждает излишнюю деятельность сердца, а Корейко дорожил своим здоровьем.

Обладатель десяти миллионов походил на боксера, расчетливо подготавливающего свой триумф. Он подчиняется специальному режиму, не пьет и не курит, старается избегать волнений, тренируется и рано ложится спать; все для того, чтобы в назначенный день выскочить на сияющий ринг счастливым победителем. Александр Иванович хотел быть молодым и свежим в тот день, когда все возвратится к старому и он сможет выйти из подполья, безбоязненно раскрыв свой обыкновенный чемоданишко. В том, что старое вернется, Корейко никогда не сомневался. Он берег себя для капитализма.
И чтобы никто не разгадал его второй и главной жизни, он вел нищенское существование, стараясь не выйти за пределы сорокашестирублевого жалования, которое получал за жалкую и нудную работу в финсчетном отделе, расписанном менадами, дриадами и наядами.

Цитата: Илья Ильф, Евгений Петров «Золотой теленок»
Иллюстрация Василия Шукаева

Горит лампада под иконой,
Спешит философ на экзамен.
Плывут по Охте полусонной
Трамваи с грустными глазами.
И заняты обычным делом
Четыре ветра над верстами
По городам заледенелым,
По белым ставням.

Поземка бьет в стальные двери,
Приказы свернуты петлею,
Турбины "Ту" ревут как звери,
И мы прощаемся с землею.
На целый час сплошного неба,
На шестьдесят веков горячих.
И под крылом земные недра
Открыты зрячим.

Вот пехотинец роет снова
Окопы маленькой лопатой.
На черных просеках сосновых
Лежат немецкие гранаты.
Лежат, разложены по нишам,
Под голубой звездою Вегой,
По черным ящикам, прогнившим
Под талым снегом.

Лежат на сопках отдаленных
Во тьме лихие командиры,
Лежат работники района
В своих протопленных квартирах.
Лежит провинция глухая,
Встают строительные роты,
И долго песня затихает
За поворотом.

Лежат заботы на мужчинах,
На их плечах тяжелым небом.
Пылает ножик перочинный,
Очнувшись рядом с черствым хлебом.
Лежит поэт на красных нарах,
И над его стоят постелью
Заиндевелые гитары
Поморских елей.

Лежат торжественные думы,
На облаках найдя спасенье.
Вот набираем высоту мы
По тыще метров за мгновенье.
Летим как Божие созданье -
Неповторимое, слепое -
На невозможное свиданье
С самим собою.

Цитата: Юрий Визбор. «Рейс Ленинград-Москва» (1968)
Иллюстрация: Георгий Нисский. «Над снегами»

8 февраля – День Российской науки (приурочен к дате основания Петербургской академии наук, учреждённой указом Сената от 28 января (8 февраля по новому стилю) 1724 года.

Ужасно я предан науке! Рубль, сей парус девятнадцатого столетия, для меня не имеет никакой цены, наука его затемнила у моих глаз своими дальнейшими крылами. Всякое открытие терзает меня как гвоздик в спине.
Хотя я невежда и старосветский помещик, а все же таки негодник старый занимаюсь наукой и открытиями, которые собственными руками произвожу и наполняю свою нелепую головешку, свой дикий череп мыслями и комплектом величайших знаний.
Матушка природа есть книга, которую надо читать и видеть. Я много произвел открытий своим собственным умом, таких открытий, каких еще ни один реформатор не изобретал. Скажу без хвастовства, что я не из последних касательно образованности, добытой мозолями, а не богатством родителей т. е. отца и матери или опекунов, которые часто губят детей своих посредством богатства, роскоши и шестиэтажных жилищ с невольниками и электрическими позвонками.
Вот что мой грошовый ум открыл. Я открыл, что наша великая огненная лучистая хламида солнце в день Св. Пасхи рано утром занимательно и живописно играет разноцветными цветами и производит своим чудным мерцанием игривое впечатление.
Другое открытие. Отчего зимою день короткий, а ночь длинная, а летом наоборот? День зимою оттого короткий, что подобно всем прочим предметам видимым и невидимым от холода сжимается и оттого, что солнце рано заходит, а ночь от возжения светильников и фонарей расширяется, ибо согревается.
Потом я открыл еще, что собаки весной траву кушают подобно овцам и что кофей для полнокровных людей вреден, потому что производит в голове головокружение, а в глазах мутный вид и тому подобное прочее. Много я сделал открытий и кроме этого хотя и не имею аттестатов и свидетельств. Приежжайте ко мне дорогой соседушко, ей-богу. Откроем что-нибудь вместе, литературой займемся и Вы меня поганенького вычислениям различным поучите.
Я недавно читал у одного Французского ученого, что львиная морда совсем не похожа на человеческий лик, как думают ученыи. И насщот этого мы поговорим. Приежжайте, сделайте милость. Приежжайте хоть завтра например. Мы теперь постное едим, но для Вас будим готовить скоромное.
Дочь моя Наташенька просила Вас, чтоб Вы с собой какие-нибудь умные книги привезли. Она у меня эманципе, все у ней дураки, только она одна умная. Молодеж теперь я Вам скажу дает себя знать. Дай им бог! Через неделю ко мне прибудет брат мой Иван (Маиор), человек хороший, но между нами сказать, Бурбон и наук не любит.
Это письмо должен Вам доставить мой ключник Трофим ровно в 8 часов вечера. Если же привезет его пожже, то побейте его по щекам, по профессорски, нечего с этим племенем церемониться. Если доставит пожже, то значит в кабак анафема заходил. Обычай ездить к соседям не нами выдуман не нами и окончится, а потому непременно приежжайте с машинками и книгами. Я бы сам к Вам поехал, да конфузлив очень и смелости не хватает. Извените меня негодника за беспокойство.

Остаюсь уважающий Вас Войска Донского отставной урядник из дворян, ваш сосед, Василий Семи-Булатов.

Цитата: Антон Чехов «Письмо к ученому соседу» 1880
Иллюстрация: Анастасия Николаева-Берг «Первое торжественное заседание Российской академии наук» 1996

27 января - День полного освобождения Ленинграда от блокады

Удар, нанесенный под Ленинградом по северной группировке немецких армий в мокрые январские дни ровно через год после прорыва блокады, был первым из десяти сокрушительных ударов 1944 года, в результате которых враг оказался окончательно изгнанным из нашей страны.

Разгрому немцев под Ленинградом очень помог небольшой плацдарм, удерживаемый нами с сорок первого года на южном берегу Финского залива в районе Ораниенбаума, к западу от захваченного немцами Петергофа. Этой узкой прибрежной полоске земли, отрезанной от Ленинграда, но находившейся под надежной защитой кронштадтских орудий, немцы, видимо, не придавали большого значения, так как не делали серьезных попыток овладеть ею. А между тем именно благодаря тому, что Ораниенбаум находился в наших руках, удалось нанести по немцам не один удар, а два одновременных, концентрически сходящихся — со стороны Ораниенбаума и со стороны южных окраин Ленинграда. Обе наступающие группы наших армий устремились навстречу друг другу в направлении поселка Ропша, и после их соединения основные вражеские силы, расположенные возле самого города в районе Петергофа, Стрельны, Лигова, неизбежно должны были попасть в мешок.

Наступление началось четырнадцатого января, а Серов прибыл в Ленинград утром пятнадцатого. Воздух над городом тяжело вздрагивал от артиллерийского гула. Немецкие орудия в Стрельне методически били по городу, и снаряды с воем проносились над улицами. Звенели и сыпались стёкла. Но в городе прислушивались не к разрывам немецких снарядов, а к могучему гуденью фронта, ко всё заглушающему грохоту наших пушек.

В штабе ВВС все были чрезвычайны заняты. Гремели телефоны, трещали пишущие машинки, писаря и адъютанты с ворохами бумаг в руках носились вверх и вниз по лестницам. Некоторые офицеры, служившие в штабе с начала войны, узнавали Серова, радостно ему улыбались, но посидеть с ним и поговорить не имели времени. Пожелтевшие от бессонных ночей, от табачного дыма, они не только заняты были своей штабной работой, но и спешно готовились к переезду: штаб собирался двигаться на запад вслед за войсками, флотом и авиацией.

Адъютант начальника штаба передал Серову приказание явиться в штаб своей дивизии. Оказалось, что штаб дивизии находится уже на южном берегу, где-то за Ораниенбаумом.

С волнением ехал Серов в кузове грузовика по льду Маркизовой лужи, не очень прочному, в котором кое-где чернели и дымились полыньи. Как тут всё знакомо! Вон Исаакий, вон гигантский кран Северной верфи, а там, впереди, кулич Кронштадтского собора. Сколько раз Серов пролетал здесь осенью сорок первого года, сколько раз видел он очертания этих зданий! Вон длинный, низкий Лисий Нос, а вон и синяя полоска петергофского берега. Сколько раз он видел, как оттуда черными стаями летели «Юнкерсы», и сколько раз он вылетал им навстречу...

За Ораниенбаумом грохот фронта стал грозным и оглушительным. Серов ехал среди множества машин, орудий, понтонов, двигавшихся в одном с ним направлении.

Но Серова, конечно, больше всего поражали самолеты.

Чем дальше он ехал, тем чаще видел он их над собой из кузова своей машины. С грозным гуденьем низко над лесом проносились эскадрильи штурмовиков. Многие десятки бомбардировщиков, внезапно заполнив всё небо, двигались в строю, как на параде. И высоко-высоко в посветлевшем небе поблескивали при поворотах быстрые стайки истребителей, как рыбки в светлой заводи. Воздух с утра до вечера звенел от пения моторов. Но Серова, конечно, больше всего поражали самолеты.

Чем дальше он ехал, тем чаще видел он их над собой из кузова своей машины. С грозным гуденьем низко над лесом проносились эскадрильи штурмовиков. Многие десятки бомбардировщиков, внезапно заполнив всё небо, двигались в строю, как на параде. И высоко-высоко в посветлевшем небе поблескивали при поворотах быстрые стайки истребителей, .... Воздух с утра до вечера звенел от пения моторов. Сколько теперь самолетов у Советской державы, и всё — новые! Ни одного такого, как тот, на котором сражался Серов в сорок первом.

Цитата: Николай Чуковский "Балтийское небо"

27 января 1945 года советские войска освободили лагерь смерти Аушвиц-Биркенау (Освенцим).
В годовщину этого события отмечается Международный день памяти жертв Холокоста

И снова ночь. Застыла шлаком.
И небо вороном чернеет.
Как труп, за лагерным бараком
синюшный месяц коченеет.

И Орион — как после сечи
помятый щит в пыли и соре.
Ворчат моторы. Искры мечет
кровавым оком крематорий.

Смесь пота, сырости и гноя
вдыхаю. В горле привкус гари.
Как лапой, душит тишиною
трехмиллионный колумбарий.

Ночь без рассвета. Все затмило.
И дело близится к финалу.
Как божий суд над мертвым миром,
вершится ночь над Биркенау.

Цитата: Тадеуш Боровский "Ночь над Биркенау" (перевод Анатолия Гелескула)
_______
Тадеуш Боровский (1922 - 1951), польский писатель, участник Сопротивления. С 1943 по 1945 год - узник лагерей Освенцима и Дахау

25 января 1938 года - родился Владимир Высоцкий

Вот твой билет, вот твой вагон.
Все в лучшем виде одному тебе дано:
В цветном раю увидеть сон –
Трехвековое непрерывное кино.
Все позади, уже сняты
Все отпечатки, контрабанды не берем.
Как херувим стерилен ты,
А класс второй – не высший класс, зато с бельем.
Вот и сбывается все, что пророчится.
Уходит поезд в небеса – счастливый путь!
Ах, как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно уснуть.
Земной перрон. Не унывай
И не кричи. Для наших воплей он оглох.
Один из нас уехал в рай,
Он встретит бога – ведь есть, наверно, бог.
Ты передай ему привет,
А позабудешь – ничего, переживем.
Осталось нам немного лет,
Мы пошустрим и, как положено, умрем.
Вот и сбывается все, что пророчится.
Уходит поезд в небеса – счастливый путь!
Ах, как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно уснуть.
Уйдут, как мы – в ничто без сна –
И сыновья, и внуки внуков в трех веках.
Не дай господь, чтобы война,
А то мы правнуков оставим в дураках.
Разбудит нас какой-то тип
И пустит в мир, где в прошлом войны, боль и рак.
Где побежден гонконгский грипп.
На всем готовеньком ты счастлив ли? Дурак...
Вот и сбывается все, что пророчится.
Уходит поезд в небеса – счастливый путь!
Ах, как нам хочется, как всем нам хочется
Не умереть, а именно уснуть.
Итак, прощай. Звенит звонок.
Счастливый путь! Храни тебя от всяких бед!
А если там и вправду бог –
Ты все же вспомни, передай ему привет.

Цитата: «Баллада об уходе в рай» из телефильма «Бегство мистера Мак-Кинли»