Дополз до сгоревшего танка, под днищем схоронился. По рации доложил, что я «300» (то есть ранен). Мне говорят: «Выбирайся, если можешь». Я ору, что ноги перебиты, идти не могу. Мне в ответ: «Твои проблемы, за тобой пойдут – не дойдут, уже светает. Продержишься до ночи – поможем».
Да вот хрен там помогли! Я весь день пролежал на земле, хорошо хоть температура плюсовая, а то бы замерз насмерть. Сам себя перевязал, как мог. Из обезболивающих было только несколько ампул «Кеторола». Говно полное! Очень слабый эффект. Хорошо работает «Промедол», одного шприца на четыре часа хватает, во время войны в Чечне он широко применялся. Но его, сука, запретили, так как он входит в перечень наркотических веществ. Но раненые же его НЕ для кайфа колют!
Как стало смеркаться, попытался связаться со своими по рации – не отвечают. Как будто специально с частоты ушли, только шипение в ответ. Не хотели рисковать, вытаскивая меня, тупо ждали, когда я окочурюсь. Поэтому пополз сам, скинув броник, каску, автомат. Расстояние – километра полтора, но ты попробуй проползи их, да еще на одних руках. Я уже через сто метров понял, что не осилю. Перед глазами круги, от боли и от усталости. Скоро потерял сознание. Очнулся – снова ползу. Опять отключаюсь. Слышу: жужжит что-то сверху – дрон! Снижается. Думал, все, сейчас добьют. Но это свои меня заметили. Я уже полностью вырубился. Очнулся от боли. Кто-то волочит меня под локти, а раненые ноги по кочкам мотает. Попросил, чтобы второй выше колен подхватил. Не знаю, что за парни меня вытащили, лиц не запомнил, имен не спросил. Не в том состоянии был. Но век буду им благодарен.
Дотащили меня до подвала, положили у печки, вкололи обезбол, я снова отрубился. Очнулся – темно кругом, никого нет рядом, кричу – а только хрип получается. Ползти уже не могу. Думал бросили меня умирать. Уже второй день пошел, как меня подбили. Снова потерял сознание. Очнулся в машине. Куда-то везут. Посмотрел на ноги – я в своей одежде, кровавой, то есть даже перевязку не сделали. И медики бригадные, видимо, не нашли время, чтоб мной заняться. Должны же в бригаде медики быть. И в батальоне должны быть, и даже в роте!
Привезли в Волноваху. Выгрузили в подвале, где полевой госпиталь был. Только там меня впервые врач осмотрел, раны промыли, обработали, от столбняка вкололи. Сказали: «Жди, скоро поедешь в Марик, у нас хирурга нет, а тебе срочная операция нужна». В Мариуполе я оказался только через полдня. И там срочной операции еще несколько часов ждал. Когда же моя очередь дошла, выяснилось, что ПОЗДНО пить «Боржоми», надо резать — так я лишился части стопы. Вторую ногу тоже хотели ампутировать ниже колена. Но врач попался толковый, удалил осколки, сшил вены. Как потом рассказывали, он случайно рядом оказался, когда молодой хирург уже отрезать ногу собирался. Он обозвал его долбо..бом и выгнал из операционной. Это я со слов других знаю, поэтому не уверен в правдивости истории. Но звучит красиво.
Из Мариуполя привезли меня в Ростов. Думал в военный госпиталь, но оказалось – на аэродром. Оттуда самолетом меня в числе прочих отправили в Москву. Чем дальше от зоны боевых действий – тем уровень «сервиса» выше. Если на передовой даже носилок нет, а в полевом госпитале нет хирурга (а для чего тогда госпиталь?), то в столице прямо на взлетке кареты скорой помощи стоят, быстро загрузили, с мигалками под вой сирен повезли.
В Москве, где все довольно цивильно, я не задержался, долечиваться отправили в Волгоград, там мне аппарат Елизарова поставили в гражданской больнице. Вообще-то в гражданской больнице меня быть НЕ должно, но военные госпиталя забиты под завязку. Теперь я патентованный ИНВАЛИД, хромаю на обе ноги, хожу с палочкой, и то не быстро. Но считаю, что мне очень повезло, что хотя бы на своих двоих.
Много парней ног и рук лишились просто из-за того, что ампутировать конечность легче и быстрее, чем в месиве копаться, сосуды сшивать, осколки выбирать, кости сращивать. Второе мое везение заключается в том, что ВВК проходил по месту жительства в Казани, где меня признали негодным к службе.