– Ты пришел в мой дом, надеясь обрести бессмертие? – Эфрат точно не собиралась ждать, пока он ответит, – Вам людям кажется, что ваша жалкая жизнь стоит того, чтобы длиться веками?!
Ее любимым занятием было наблюдать, как люди, с таким энтузиазмом истребляющие друг друга, находили все новые и новые поводы для этого. То, за что вчера можно было поплатиться жизнью или здоровьем, завтра становилось выражением уточненного вкуса и повсеместно входило в моду.
– А кроме талантливых пианистов, – Эфрат говорила с улыбкой, – кого ты берешь под свое крыло чаще прочих?
– Галереи. Художественные галереи. Не отдельных художников, хотя и это случается, а пространства. Это похоже на возможность дать чему-то настоящему шанс жить в тот момент, когда оно появляется, а не тогда, когда люди наконец-то будут к этому готовы. Последнее чаще всего случается после смерти автора, и я считаю это чертовски несправедливым.
– Это удивительная слепота. Считать себя венцом эволюции только потому, что они с таким ожесточением уничтожали всех, кто мог бы сделать их жизнь лучше.
Для того, чтоб прекратить стоять по середине, нужно отпустить оба края, за которые держишься. Тогда ты увидишь все то, что и без тебя удерживало и будет удерживать их вместе. А ты сможешь идти дальше.
Я не знаю, что тебя так испортило, хорошая музыка или хорошая литература, но ты стоишь опасно близко к реальному миру и вот-вот рискуешь упасть в его пропасть.
– Я знаю тебя как будто целую вечность.
– Ты – человек, ты не знаешь, что такое вечность.
– Знаю. Она лежит у меня на коленях.
Если любовь – это нечто способное укротить хаос, превратив его в красоту мира, поделенного на двоих, если любовь – это смотреть в его глаза и чувствовать, что с другой стороны на тебя смотрит бог, взгляд которого, такой желанный и нежный, тот самый, который когда-то погас для нее под сводами храма, из которого ее выволокли почти в беспамятстве, выплевывающей собственную кровь, если любовь – это улыбаться в вечность, и смотреть в нее всей собой, без страха, без попыток убежать, чувствуя ветер движения мира, если все это любовь – то да, Эфрат полюбила его.
Старейшины говорят, что вампира делает вампиром Тьма, бесконечное полотно, усеянное звездами, часть которого живет в каждом из нас, и потому мы ходим по земле ночью, чтобы быть ближе к источнику своей силы, мы есть везде, где есть тьма, потому что мы – ее часть. Мы можем слиться с ней, обернувшись туманом, и можем снова стать собой, появившись заново в любой точке, где есть тьма. И как ты знаешь, – продолжала Эфрат, – этот мир любит баланс. И там, где есть существа, созданные тьмой, обязательно найдутся существа, созданные светом. Старейшины называют это Великим Танцем, когда тьма и свет, находя опору друг в друге, день изо дня создают этот мир.
Бытует мнение, что вампиры и свет плохо совместимы, в действительности это не так, свет и тьма следуют друг за другом.
-Нам всем нужен кто-то особенный, чтобы прожить свою особенную вечность.
– Особенная вечность звучит хорошо.
По какой-то причине двигаться вообще не хотелось. Как если бы он оказался в месте, где он его не существует, где его настолько мало, что едва удается сохранять сознание.
Эфрат знала, что вера творит мир, и пусть через мгновение он мог исчезнуть навсегда, оставив аромат меда лишь в ее памяти, она была спокойна. Она верила и пока она верит, храм есть.
Молчание. Молчание всегда вне времени и всегда преодолевает пространство быстрее всех прочих.
Эстетика из 📷
Цитаты:
Я хочу стать вампиром