Я хочу дополнить предыдущий пост замечанием об эпитете «незавершенный». Вчера я писал текст второпях и даже не подумал, в каком значении я его использую. Как правило, в это слово всегда закрадывается авторский замысел, о котором мы имеем лишь смутное представление. Этакий призрачный хвост произведения, прищемленный призрачной калиткой времени.
Между тем огромное количество текстов дошло до нас в «незавершенном» виде. Самый яркий пример – Поэтика Аристотеля, из которой нам известна лишь первая часть, посвященная разбору трагедии. Причем иногда забор имеет не призрачный, а вполне реальный характер: пожары, неизбежно сопутствовавшие разграблению культурных центров древности, уничтожение оригинальных текстов в палимпсесте и прочие забавы предшественников, оставившие нам лишь 5% от всей античной литературы.
Странное дело, и здесь я отсылаю к моей профессиональной среде: дефицит источников обратно пропорционален интеллектуальному импульсу, направленному на их изучение. Я и мои коллеги привыкли сетовать, как мало до нас дошло сочинений древнеримских юристов. Тем не менее, никто из нас не знает реальный объем текстов, выросших из них в ходе толкования. Я тоже. Вероятно, это количество неизмеримо, и чем лаконичнее фрагмент, тем шире поле комментариев к нему.
Иными словами, какие-то краткие обрывки из юридических сочинений древних создали целую правовую культуру, в которой мы сегодня живем. Поэтому не так уж и важно, дошел ли до нас текст целиком и был ли он в свое время дописан. То же самое и с романом Набокова «Solus Rex». Порождая все новые прочтения, он уже оказывается завершенным (читай – самодостаточным) литературным фактом. И в то же время он никогда не будет завершен, так как новые попытки прочтения становятся его неизбежным продолжением