Сын у него в Израиль уехал. Чумной малый — взял жену и детей — и рванул.
Толя и Оля за ними собрались.
Квартиру продали, дача в Сухуми невесть чья — даже проведать страшно — просто убьют.

И собрались. И поехали.
Сын Паша — врач — чем-то торгует. Невестка — шьёт. Внуки в школу ходят, русский язык забывать. С дедом и бабкой им неохота. Деньги привезли — и ура, а так...

Толя и Оля — пенсионеры. Язык учить — и не подумай. Работы-занятия — никакого. Отрад мало — русскоязычные газеты, да первый канал российского телевидения. Звонить — не звонят. Дорого. Съездить к некоторым знакомым, там оказавшимся, — опять дорого. Разве кто из наших туда приедет — или полечиться или поучиться. Или так. По друзьям.

Толька весь год откладывает из пенсии денежку, чтобы с Олей в Москву раз в год приехать, нас повидать и «дома» побыть. Собираемся, те что живы и не хворают.
Ну как ты, Толь, привыкаешь чуть-чуть, хоть?
Да всё беседер, Боба. В порядке.
А у самого в глазах тоска-тоска.

Недавно позвонили.
Привет, – говорят, –Боба. Как ты?
Да ладно я, – отвечаю. У вас что и как?

Я ещё тогда, когда они собрались уезжать, всё уговаривал их, продающих шикарную по тем временам четырехкомнатную квартиру на Беговой, купите себе здесь маленькую, однокомнатную. Мало ли что?
Нет, не послушались.

И вот прошло чуть-чуть. По календарю.
Внуки выросли и зажили своей жизнью. Сын Паша развёлся и перебрался опять в Россию, домой.

Уж как Оля с Толей насобирали денег, не спрашивал, но покупают квартиру в Троицке, под Москвой.
На столичную дороговизну не насобираешь. Скоро приедут. Доживать вместе.

Вот она, свобода, пришла и чёрт знает чего накуролесила.
С одной-то стороны — что хочется — и вперёд. А с другой?

#пли

Анатолий Васильвицкий, 1993
Бумага, чёрный карандаш, 76,5х56
Надпись на портрете:
«Толя Васильвицкий
20 февраля 1993 г. За два дня до отвала. Господи, помоги, чуть-чуть»
Текст из книги «Последние люди империи. 101 портрет».

#фотосуббота, #архивы_статьи

На рабочем столе лежал журнал. Долго. Лет десять последних уж точно лежал. Обрастал потихоньку бумажками, рисунками, закладывался открытками. Такой с виду неприметный, серенький. Мы его всё время двигали, с места на место перекладывали — и я, и Боба.
В последние два года я много где разбиралась, а на этом столе — и вовсе сто раз уже. Но журнал давно стал привычной деталью «столового пейзажа», и внутрь я не заглядывала.
И вдруг заглянула. И перелистала. Нашла. И внимательно прочитала.
Текст оказался и хорош, и чрезвычайно важен.
Набрала его, опубликовала в Телеграфе.
Читайте.

ЭТО ОПАСНО — БЫТЬ ПРИЗНАННЫМ – Telegraph

https://telegra.ph/Valerij-Karpov-04-14

https://telegra.ph/Valerij-Karpov-04-14

#пли

Валерий Карпов, 1997
Бумага, чёрный карандаш, 77х57
Текст из книги «Последние люди империи. 101 портрет».

Об удивительной дружбе двух художников

Борис Жутовский и Эрнст Неизвестный познакомились в 1956 году, и эта встреча переросла в многолетнюю творческую дружбу. Борис Иосифович, мастер портрета, создал целую галерею образов современников. Особое место в его творчестве занял цикл, где он запечатлел тех, кто определил лицо эпохи.

Именно в этой серии Борис Жутовский впервые изобразил Эрнста Неизвестного.

❓О какой знаменитой серии портретов речь?

*Правильный ответ опубликуем уже завтра, а проверить свои знанию/интуицию в других вопросах можно по тегу #квиз_ЭН

📸: Мастерская скульптора. Слева направо: Э. Неизвестный, Б. Жутовский и сын Н. Хрущёва Сергей. Москва, 1970-е

Внеочередная публикация — перепост из дружеского канала Музея Эрнста Неизвестного. Они вон там загадки отгадывают))
В нашем-то канале, думаю, никто не ошибётся в ответе)

https://telegra.ph/Lidiya-Borisovna-Libedinskaya-04-14

https://telegra.ph/Lidiya-Borisovna-Libedinskaya-04-14

https://telegra.ph/Lidiya-Borisovna-Libedinskaya-04-14

В большую квартиру в Лаврушинском, напротив Третьяковки гости съезжаются к 11 ночи. 31 декабря под Новый Год. И идут к Храму — рядом с домом. Кто хочет. Это не религиозные радения. Это традиция.
Лидия Борисовна в девичестве Толстая, внучатая племянница Льва Николаевича, внучка его брата. И дворянские традиции — это её традиции. Так было в её жизни всегда.
А потом все отогреваются в гостиной, где книг — до потолка, фотографии любимых с автографами, картины, картинки, подарки, игрушки, насиженная мебель, налюбленные уголки, абажурчики и свечки, канделябры и пепельницы, горки камней, скатерки, тряпочки — всё память. Есть скатерть автографов — они писали, а она вышивала.
А потом тихо, мимо завешенных прелестями стен коридора — к столу. Впрочем, можно и на кухню завернуть, пропустить рюмочку. Кухня — мини-музей: там собраны разделочные дощечки со всего мира. Но и место для любимых в будни. И самовар, и водка, и холодильник — хоть когда.
Ну и выходим к столу. Кувертов на 30, до отказу, только бы впихнуть стульчик.
Стол голубого-синего стекла. Много лет собираемый, весь синий.
Граненые графины с водками. Бутылок — ни-ни. Заморские виски — уж так и быть. И вино — ладно. А водка только в графинах.
И начинается — а грибочки, вот, эти белые, солёные. А эту рыбку, Лола утром принесла, а паштет! Ну почему никто не берет язык, Саша, хрен рядышком.
Стол — русский: если взял тарелку или блюдо — назад не поставишь — уже занято. Салаты сочатся гранатовым соком, а слёзы с балыка и сыров катятся капелью. Что-нибудь непременно из Израиля — от детей — травы, хумус и ещё невесть какая вкусность.
За столом — только любимые на все времена, и большинство на тех же местах — традиция. Пара школьных подруг-поэтесс, Юлик Ким, Саша Городницкий, раньше всегда, а теперь иногда Игорь Губерман — зять с дочкой Татой из Иерусалима, московская дочка Лола с Саней-мужем, внуки, правнуки, друзья.
Лидия Борисовна во главе стола всё переживает, что мало едят, всё пропадет, опять пришли не голодные.
Стасик Рассадин красиво рассказывает про любовь к хозяйке, а зять Саня орёт «ура» каждому тосту, и непременно, чтобы все вместе.
Свечи в тяжёлых серебряных канделябрах оплывают на гроздья винограда и персики, дожидающиеся десерта под утро, хрустящие салфетки сползают с колен, а ледяная водка переливается синими брызгами в гранёных рюмках.
Господи, а сколько доброго, нежного, умного достаётся в тостах каждому из гостей!
А среди ночи подтягиваются новые любимые, отбывшие начало в нужностях и прискакавшие сюда, сюда — к Лидии Борисовне!
К утру нехотя расползаемся. Школьную подругу, поэтессу дивную, по соседству домой завожу.
И в койку — улыбаться от счастья…


Её не обошло время со всеми гадостями, но что-то — НАД — всегда и видится и слышится. Ей есть с чем сравнивать. Судьба так сложилась — в сердце и любви Лидии Борисовны живут и Герцен с Пушкиным, и Фадеев с Межировым, и Светлов с Гориным, и Цветаева, и Кручёных. Для неё нет печатей принадлежности — есть место в сердце и истории. В сердце главнее.
Перечислять имена да фамилии — нет надобности. Правильнее так и сказать — Лидия Борисовна Либединская. И извольте шапки долой и на колено, джентельмены.
Один из мелких литераторов сегодняшних полез как-то к Л.Б. с разговором, де что же вы, дворянка, русская кость с этими евреями да западниками, мы же с Вами исконные-посконные…
«Да как я с вами могу? – Лидия Борисовна отвечает, – когда мой дед на конюшне вашего вожжами порол!»
Спокойное достоинство через годы разностей — не предмет зависти, даже белой, — восхищение и возможность, заглянув в себя, распрямить спину и посмотреть вокруг совсем другими глазами.
«Пока мы её (жизнь) ругаем, она проходит!» – это Лидия Борисовна, на кухне, за рюмкой чая, среди дня, в разговоре.
Пять детей, четырнадцать внуков, тринадцать правнуков — это на сегодня. Половина в Израиле, половина здесь, в Москве. Ну ещё кто-то из них мотается по миру — свобода ведь на нас свалилась — вот и шастаем.

«Главная заслуга перемен теперешних — это пакетики пластиковые не надо из-за границы возить!» – это опять Лидия Борисовна, на той же кухне. Под рюмку чая.

#пли

Лидия Борисовна Либединская, 1998
Бумага, сепия, 75,5х57,5
Текст из книги «Последние люди империи. 101 портрет».

«9 марта 1975 года я поехал к Эрику в мастерскую на улицу Хмельницкого. Несколько дней, как «Голос Америки» сообщил, что он эмигрирует. Мы не виделись уже месяца два, а мне хотелось сделать другой его портрет, первый не очень вышел.

Мастерская вся заставлена, завалена скульптурой — всегдашнее ощущение невероятной работы. Теперь в центре дела — мёбиус (потом он стал называться Древо жизни), его несколько моделей, все разговоры и идеи вокруг него. Лена, тогда ученица и помощница Эрнста, в гипсе и пластилине. Эрик мается сидеть, но я уперся — и мы проработали-проговорили шесть часов. Теперь, двадцать лет спустя, странно читать записи и вспоминать бывшее.

Э. Ты знаешь, что я решил?
Я. Ты всерьез?
Э. Да, надоело, пойми, если я сделаю еще хоть одну работу как в Ашхабаде, я просто умру.
(В Ашхабаде Эрнст сделал барельефное решение фасада дома партархива, эдакий восточный орнамент во всю стенку).
Они не дают поставить памятник Ландау шесть лет! Правда, теперь Капица создал комитет и поставят.
(Памятник действительно поставили в апреле 1975 года). Халтурин от страха перед моими скандалами дал мне договор на 30 тысяч.
(Халтурин — это в те времена один из «управителей» изобразительным искусством. Нам, в России, вообще везёт на фамилии — в то время кроме Халтурина были еще Безобразова и Поцелуев!)
Я. Ну и «забей» его. На них вывезешь бронзу.
Э. Не дадут, замотают договорами, комиссиями... Я вернусь через два года, уже люди возвращаются.
Я. Кто?
Э. Не знаю сам. Но мне точно говорили.

Вернулся, но через двадцать лет, первой выставкой в России, в Москве, и попытками сделать ряд памятников жертвам усатой бойни в Магадане, Воркуте, его родном городе Екатеринбурге, Риге.
Опять не везёт. Страна развалилась. Рига — заграница. Убогие амбиции уральцев скопились в тупой антисемитизм. (Почему это еврей из Америки будет на уральской земле ставить памятник убиенным христианам!) В Воркуте нет денег, и только Магадан осилил весной 96-го открыть памятник.

Мне иногда кажется, что ему суждено так и остаться скульптором мертвых — барельеф крематория, надгробия Хрущёву, Светлову, Луговскому на Новодевичьем и многих кладбищах Москвы (да, наверное, не только), теперь Магадан, а уж кто-кто, но он-то живой-преживой.

Э. А ты знаешь, что с мамой сделали? Я поехал домой, чтобы взять их (её и папы) согласие на мой отъезд, и отвёз ей статью обо мне одного искусствоведа — мама попросила оставить её перепечатать. И отдала машинистке.
На трамвайной остановке на машинистку кинулась баба с криком: «Воровка, обокрала аптеку!»
Милиция.
Допрос.
— Это что?
— Белла Абрамовна просила перепечатать.
— Извините, но мы оставим...
— Но как же...
— Не беспокойтесь...
Приехала на работу, позвонила маме. Та в милицию.
Начальник: «Такой у нас не числится...»

Это было двадцать лет назад.
Теперь Эрика рядят в мантии Гуманитарной академии, он стал Лауреатом премии России, слепил президента с драгоценными камнями и от имени России дарит модель своего Древа жизни Бутросу Бутрос-Гали для Организации Объединенных Наций. Но на пальцах от работы сходят ногти.

А портрет от 9 марта 1975 года — вот он, перед вами».

#пли, #память,

Эрнст Неизвестный, 1975
Бумага, чёрный карандаш, 76,5х56,5
Текст из книги «Последние люди империи. 101 портрет».

Вчера исполнилось 100 лет со дня рождения Эрнста Неизвестного. Поэтому я повторю одну из посвящённых ему публикаций. Их тут было несколько.
Первая
Вторая
Третья
Хочу также рассказать про музей Эрнста Неизвестного в его родном Екатеринбурге. И дать ссылку на канал этого музея — там много интересного. Кроме анонсов выставок и музейных мероприятий там есть фотографии, истории и статьи про Эрнста и его эпоху.

#наброски, #путешествия

Продолжаю изучать римский альбомчик. То есть, он даже и не римский. Первые наброски там — из Израиля. 2009. Но это в основном не рисунки, а записи и идеи будущих картин.
Потом Рим 2010, который я уже показывала.
А потом альбомчик до 11-го года где-то валялся, но попался в руки и был дорисован.
В основном летними путешествиями, но два рисунка январских.
Были в Гамбурге у Марка Лубоцкого, а потом прикатили на поезде в Кёльн, повидаться с близкими людьми и Бобиным триптихом в музее Людвига.
Дальше, уже с друзьями, и на машине, поехали в Регенсбург, а нагулявшись по Баварии, улетели из Мюнхена домой. Где-то был вроде ещё альбом про Германию, но пока не откопала. Так что пока покажу две милые картинки. Мой портрет за столом кажется выполненным в какой-то новой технике, но это просто графит налип с другого рисунка.
У Кёльнского собора Боба в красном шарфе, а на мне шапка, похожая на митру священника. Не помню, что там за шапка была такая, надо в фотографиях порыться.
Летних картинок много, их буду показывать частями, по географическому принципу.

https://telegra.ph/Vy-prishli-na-moyu-vystavku-04-01

#фотосуббота, #кино, #архив, #спасибо

Обещанный текст про выставку 1990 года. Он был напечатан в каталоге выставки.
И ещё маленькое видео, в котором Боба рассказывает про свою картину «Как один день», правда, тогда она ещё называлась «Пятьдесят».
Длинный подробный текст про картину тоже напечатан в этом каталоге, но он всё рос и рос, разбухал и усложнялся — пока не превратился в книгу «Как один день».
Так что текст исходный, каталожный, наверное, нет смысла публиковать. Лучше книгу читайте!

#ковид_19

Пока человечество отмечает пятую годовщину ковида, и пытается осмыслить, что это было и что значило, у нас тут тоже есть повод. Пять лет назад родилась новая большая серия, работы из которой я системно не показывала. И не рассказывала про неё.
По странному совпадению (на самом деле нет) она называется «Ковид-19». Потому что придумана была во время вынужденного карантина. В мастерскую нельзя было поехать, а работать хотелось. Да и очень удачно нашлась хорошая бумажка, и стопятьсот прекрасных наборов карандашей. Ну и началось!
В этой серии около трёхсот листов. Часть раздарена или продана. Две самые любимые висят в доме. Вот с них и начну — хоть они не были первыми. И все их уже видели во время декабрьского #bob_advent’а.
Но пусть они ещё раз тут побудут. Хорошее можно и повторить.
С первым портретом я каждый день разговариваю, потому что он висит над столом на кухне. Я рассказываю, Боба отвечает. Всегда.
Со вторым портретом мы вместе загораем в солнечные дни, он как раз около моего «загорального» окна висит.
Самые внимательные кроме Бобы найдут на нём и меня, и Корнея.

Обе картинки 37х24,5

#свидетели_века

«Даниил Данин», 2012
Картон, цветные карандаши, 26х22
На обороте написано:
«Ах, чёрт, до чего ни дотронься в нашем былом — болит».
Д. Данин
П. Пикассо «Сидящая женщина», 1927
А текст сегодня — короткий некролог, который Боба опубликовал в газете «Алфавит» № 12 за 2000 год.
Даниил Данин умер 14 марта.


«Умер Даниил Семёнович Данин.
86 лет — почтенный срок на земле, а всё равно не умещается ни в сердце, ни в голове — Дани нету.
Они ушли один за другим — Лев Разгон и Даня Данин. Оба родные и очень близкие — я прожил-продружил с ними сорок с лишним лет.
В полстранички не расскажешь эту умную, совестливую и отважную жизнь.
Война, космополитизм, борьба с собой за слово, борьба с властью за книги.
Самую последнюю его книгу «Бремя стыда — Пастернак и мы» я держу на столе всегда. Как Библию.
Когда-то я спросил Даню:
— А ты боишься смерти?
— Нет, – отвечает. – Нет. Ведь мы никогда не встретимся. Пока есть я — её нет. А она придёт — меня не будет.
Когда мы подъехали к залу прощаний, там стояло несколько ритуальных машин.
— А чего мы ждём? – спросил я шофёра.
— Да здесь в порядке живой очереди, – ответил он.
До свидания, Даня».

Что сказал Данин, открывая выставку, вы слышали (и видели!) А вот что сам Боба рассказывал про знакомство с Даниным в одном давнем (даже раньше этой выставки) интервью:

«Когда я с Даней должен был иллюстрировать его «Неизбежность странного мира», на чём мы с ним и подружились в конце 50-х годов, я поразил его тем, что я ему рисовал по сорок вариантов того, что он мне только что сказал. …
Он был удивлён: «Боба, откуда у тебя такая работоспособность?»…
…
…Мы с ним просидели месяц. Витийствуя, веселясь, плача.
После этого он меня и полюбил, потому что я был не тот человек, который покрываясь красными пятнами доказывает что-то, настаивая на своём варианте, чтобы больше ничего не делать, а я работал для него: двадцать рисунков нужно — будет двадцать, сорок — сорок. Бумагу только давай.
И это была очень серьёзная работа. Хотя весёлая. Это было давно, в 59-м году.
Поэтому мы и любим друг друга, мы друг для друга люди открытые, и мы готовы базарить по любым обстоятельствам этой жизни».

В 59-м году Бобе было 27 лет. Точнее 26 — почти весь пятьдесят девятый год. Совсем мальчишка? Взрослый сложившийся художник редкой работоспособности и чуткости? Всё это сразу, наверное.

Хотела ещё приложить тот Бобин текст, о котором говорит Данин, призывая всех его читать, но он очень длинный.
Сделаю отдельный пост в какую-нибудь из следующих суббот. Потому что по понедельникам и четвергам — у нас картинки.

#фотосуббота, #кино, #архив, #спасибо

Виктор Лошак и Даниил Семёнович Данин открывают персональную выставку Бориса Жутовского. ЦДХ, 27 апреля 1990 года.

#свидетели_века

Вот ещё одна картинка Жутовского с фоном из Жутовского.
Портрет Зиновия Гердта. Фоном — пейзаж города Себежа, родины Зиновия Ефимовича. Места там удивительные! «Себежское лето» у Бобы получилось таким же наполненным, как «Болдинская осень» у одного поэта. Кстати, поэта в тот год мы тоже навестили, рядом же.
Опубликованная в фейсбуке, эта картинка набрала больше всего лайков, и Боба очень радовался этому. А сейчас она живёт в музее.

«Зиновий Гердт», 2013
Картон, цветные карандаши, 26х22
На обороте:
«Держался на дистанции помощи и заботы и отставал на дистанцию уважения и деликатности».
Меир Шалев

Про эти цитаты на обороте — отдельная история. Была в начале идея издать книжку с этими портретами, и чтобы вместо длинных текстов, которые Боба к каждому портрету писать не хотел, он придумал, что подберёт подходящую цитату из важного для него чтения. Подобрал не ко всем, да и идея издания книги застопорилась. Но, может быть, ещё удастся к ней вернуться.

#иллюстрации

Давно не показывала книжек с картинками. Вот, исправляюсь.
«Избранное» Михаил Шатров. 1982 год.
Очень Бобины иллюстрации. Линии, силуэты, печатный и рукописный текст.
Стиль, узнаваемый хоть из другой галактики.

«И спросит Бог: никем не ставший,
Зачем ты жил, что смех твой значит?
Я веселил рабов уставших — отвечу я.
И Бог заплачет».

После пяти лет тюрьмы, лагеря и ссылки милая дрянь в ОВИРе торжественно сообщила ему, что «Министерство внутренних дел Союза Советских Социалистических республик приняло решение о Вашем отъезде в государство Израиль».

Теперь он изъездил полмира и половину нашей страны с рассказами о жизни и своими «стишками».

Время от времени компании пожилых русскоязычных израильтян приглашают его в качестве гида по удивительным местам земного шарика. Однажды они прибыли в Равенну — место упокоения великого Данте.

Италия, солнце, тепло...
Слегка уже «повеселевший» Гарик начал:
«Вы все, – обратился он к своим подопечным, – конечно хорошо помните поэзию Данте». – Его спутники, плотно рассевшись на лавочках в зарослях лавра, внимали Гарику с благоговением и восторгом, – поэтому я не стану читать Данте, а почитаю стихи русскоязычных поэтов, испытавших влияние гения Данте в своем творчестве».
И в счастливые уши старичков полились стихи всех поэтов, которые на этот момент и состояние всплывали в его лохматой голове.
Погалдев приличное время, весёлый Гарик раскланялся.
Одна из старушек к финалу, надрав лавра на соседних кустах, увенчала голову поэта классическим венком.
К этому моменту к могиле подошла очередная группа туристов, на сей раз американских. Одна из дам, увидев Гарика в профиль и в венке, воскликнула с восторженным удивлением:
— О, о, — Данте!
Правдолюбивая израильская туристка кинулась к «новенькой» и старательно стала объяснять ей, что это нет, не Данте, а великий русский поэт.
Американка, сосредоточенно выслушав свою ровесницу, нахмурилась и воскликнула: «Ааа, Пучкин!»…

В очередной компании Гарик читал свои стишки. Один из гостей, новый русский, пристал — где де можно книжку купить-достать? Гарик назвал магазин книжный, где в тот момент были.
К вечеру следующего дня его разыскал этот настырный «новый» и рассказал.
Он своим братанам уши прожужжал про стишки, и адрес магазина дал.
Часа через два они звонят с претензией: «Ну что ты, сука, туфту нагнал? Мы шофёра послали, он купил этого Гёте — там ничего такого нету!»

#пли

Игорь Губерман, 1986
Бумага, сепия, 77х57
Надпись на портрете: «Февраль-май(14) 1986, Кутузовка - Переделкино. День свидания».

«Блаженно пейсы распустив,
Живу, с теченьем нагло споря,
И зря трагический мотив
Нашел во мне художник Боря».
(стишок на обороте портрета).

Текст из книги «Последние люди империи. 101 портрет».

#наброски
#путешествия

Привезла из мастерской блокнотик с рисунками из Рима и Ватикана.
Июль 2010. Поездка совсем короткая, меньше недели, по делам. Когда б подольше — то и рисунков было бы побольше.

Бумага, перо, цветные карандаши. Блокнот А6.

Только что узнала от Оли Лубоцкой о смерти Софии Губайдулиной. Сегодня.
Вот все трое теперь вместе. Здесь дружили. Теперь там.

#свидетели _века
#память

Вот ещё одна картинка, где фоном — сам Жутовский. Тут он вообще не выбирал, а просто позвонил Марку, рассказал про свою серию и спросил: «Марик, какого художника ты любишь? С кем бы ты хотел, чтобы я тебя нарисовал?»
«Ты — мой любимый художник! – ответил Марк. – Никакого другого фона мне не надо!»
В доме Марка и сейчас висят картины Бобы, много. Боба и Марк были друзьями с юности и любили друг друга. Всю жизнь шли плечом к плечу.
Они и теперь вместе — обсуждают важное, играют в интересные игры, да ещё приглядывают за нами краем глаза — вдруг какая помощь нужна? Или утешение.
Сегодня годовщина смерти Марка. Четвёртая уже.
Оля, Давид, обнимаю вас крепко. Я всегда рядом.

«Марк Лубоцкий, Борис Жутовский», 2018
Картон, цветные карандаши, 26х22

#свидетели_века

Есть в серии «Свидетели века» несколько картин, где фоном являются работы художника Жутовского. То есть никого из «старших» «товарищей по труду» Боба не сделал соавтором. Всего таких картинок шесть, кажется. А показывать буду по одной, куда нам торопиться.
Сегодня портрет Ирины. Фоном — очень точно нарисованный интерьер одной из комнат дома на Кутузовке. Что-то сейчас стоит по-другому, чего-то уже нет, но всё, что есть, очень узнаваемо.
И эта тёплая цветовая гамма как-то очень соответствует духу дома.
И сам-то Боба как будто только что отодвинул кресло от рабочего стола и пошёл на кухню попить водички.

«Ирина Бороздина», 2013
Картон, линер, цветные карандаши, 26х22

Два года.

«Во времени и пространстве».
Фильм Владимира Мишукова. 2002 год.
Спасибо, Вов.

Отдельная благодарность Андрею Руцинскому за помощь в оцифровке и переформатировании видеоархива.

#кино

А вот ещё одна находка. Красивая тетрадка с репродукцией Моне на обложке. Внутри несколько важных записей и четыре рисунка. Два цветных, летних. И два монохромных. Вот эти два монохромных и покажу сегодня.
Такие рисунки Боба чаще всего делал в других городах, путешествуя по миру, а любимая Москва оказывалась обделённой.
Но вот случилось пару недель провести в институте Гельмгольца — и родились эти прекрасные рисунки.
Перо в блокноте А5. 2013, август.
И можете убедиться: несмотря на то, что художник лечится в глазной больнице, глаз его точен и рука тверда!

Борис Жутовский. События после выставки 30 лет МОСХ. Часть пятая – Про людей – Podcast.ru

Весенняя уборка. Вот ещё нашла кое-что пропущенное. И очень важное! Думала, что подкастов с Бобой шесть, а их-то, оказывается, семь! Вот почему иногда мне казалось, что что-то пропущено, и я подступалась к Лёве с вопросами, нет ли у него каких-то исходников, чего-то, что не вошло в основные подкасты.
А оно вон оно что! Есть ещё целый подкаст, про который я и не помнила.
Вот он, слушайте. Радуйтесь вместе со мной.
Очень важный разговор.

#слушать

Борис Жутовский. События после выставки 30 лет МОСХ. Часть пятая – Про людей – Podcast.ru

Весенняя уборка. Вот ещё нашла кое-что пропущенное. И очень важное! Думала, что подкастов с Бобой шесть, а их-то, оказывается, семь! Вот почему иногда мне казалось, что что-то пропущено, и я подступалась к Лёве с вопросами, нет ли у него каких-то исходников, чего-то, что не вошло в основные подкасты.
А оно вон оно что! Есть ещё целый подкаст, про который я и не помнила.
Вот он, слушайте. Радуйтесь вместе со мной.
Очень важный разговор.

#слушать

#фотосуббота, #архивы_доки, #письма

Раз уж в прошлом посте зашла речь про Рассказово, покажу сегодня два письма. Боря пишет бабушке. И про Борю пишет его бабушке мать Горяши Лидия Кирилловна. Сам Горяша роет окопы на «трудовом фронте» где-то в Мордовии. А Нинка с Борькой перебиваются рядом с Горяшиной семьёй. Борька ходит во второй класс и носит фамилию Крастелёв. Родственники Горяши между собой называют его «жидёнком».
Трудное и горькое время.

Боря пишет:
«3/V-42 г.
Дорогая Бабушка! Я получил от тебя два письма. Бабушка я живу хорошо, ещё ни разу за это время не болел. Бабушка маму я слушаюсь, у меня есть очень приочень хороший товарищъ, хочешь напеши и спроси в письме хороший ли он или плохой. «Он тоже эвакуированный из Гомеля, звать его Жека, сестру Эля а тётю звать тётя Катя маму тётя Ира а двоюрную сестру Ина». Я бываю у него в доме а он у меня.
Бабушка я маме очень помогаю: Топлю печ 1. Мою посуду и вытираю её 2. Стелю постель 3. Хожу в лес за дровами 4. Встаю в 6 часов и бегу с разными (как называемыми приказами) 5. И так далие.
Бабушка шлю тебе в письме подснежник. Настоящий!!!….
Подснежник засушен.
Ну пака. Целую крепко.
Привет тете Они.
Боря
Подснежник здесь. В покети.»

А Лидия Кирилловна пишет так: «Боря мальчик не плохой но очень живой и шалун. Часто ссорится с мамой но это скоро проходит».

Ну, там много ещё всего, когда-нибудь в другой раз. Это длинное письмо, в котором есть ещё приписки от Нины Ивановны и от самого шалуна Бори.

Засушенный подснежник не сохранился.

#свидетели_века

В большом архиве можно ненароком заблудиться и что-то пропустить. Можно, конечно, сделать вид, что ничего такого не было, и пойти спокойно дальше. А можно и вернуться — вот, дескать, глядите, что я тут проворонила.
Вот две картинки из времени ещё не до конца созревшего замысла. Я должна была их раньше показать, но пропустила. То есть фона из картин известных художников ещё нет. А есть изображение героя на более или менее сложном фоне.
Вот портрет юной Нины Ивановны на фоне профиля Нины Ивановны же, но уже взрослой. «Чем носовитей, тем красовитей», – написал Боба на обороте картины, намекая на характерную фамильную деталь.
Вторая же картинка скрывает в себе длинную историю, которую, видимо, никто уже никогда не сможет достоверно рассказать. Называется картинка «Дядя Вася в Рассказово. 1886 год». Дядя он — никакой не дядя, а дальний какой-то родственник Горяши, а, может, даже и не родственник. «Дядя» в смысле взрослый знакомый для мальчика Бори девяти лет.
Этот неизвестный дядя Вася изображён на фоне реального рассказовского вида.
Это крыльцо я видела своими глазами, когда мы приехали в Рассказово в 2011-м, кажется, году поискать следы детских воспоминаний.
Когда-то это была больница при фабрике Асеевых и с крыльца вход был в докторскую квартиру. А доктор был вроде бы женат на племяннице маршала Петэна, и у неё, Лили Петэн, было два огромных английских дога.
Бобу брала с собой в гости к доктору Лидия Кирилловна, мать Горяши, приезжавшая туда с другого края Арженки на санях, укутанная в огромный меховой тулуп.
Борька обожал эти поездки — двух английских догов небось не каждый день увидишь и потрогаешь.
В 2011-м никакой больницы уже не было, крыльцо стояло полуразрушенное, как и всё здание, но немолодой и хромой Боба всё же взошёл на крыльцо, потрогал двери с облупившейся краской, вспомнил, как всё это выглядело раньше. И даже вот потом нарисовал.
В доме служил истопником пленный австрийский солдат (со времен Первой мировой), Герман. Он женился на горничной, деревенской девушке Наташе, а когда стало можно, увёз её в Инсбрук. И всю жизнь семья Игоря с Наташей и Германом переписывались. В последние годы вся переписка была на плечах Нины Ивановны. В 1965-м году Герман с Наташей приезжали в Москву, Тамбов и Рассказово. Несколько дней жили на Смоленке у Нины и Горяши. Хозяева съехали на дачу на эти дни, но каждый день приезжали в Москву и Нина готовила для гостей обеды, а Горяша возил на такси по городу. Подробности — в письмах Горяши. А где-то — ещё не найденные — лежат письма австрийцев Нине Ивановне. Надеюсь когда-нибудь их найти и прочитать. Одно письмо из Инсбрука я нашла буквально вчера — это письмо-соболезнование в связи с аварией, в которой погибла Люся, а Боба покалечился. Его написал в июне 1975-го года полуослепший племянник совсем уже старенькой Наташи. Германа тогда уже не было в живых.
Это, к сожалению, не история, а лишь её осколки. Но даже осколки просят, чтобы их записали.

#путешествия_дома

Решила перебить Свидетелей века другой темой. Для разнообразия.
Три года назад Боба начал новый альбомчик про наши маленькие путешествия.
Первое в альбоме — как раз в конце февраля — путешествие в Можайск.
Такие же солнечные дни стояли (разве что снега побольше было), и весна уже на пороге — капель, много света.
Счастье!
А сейчас новую дорогу открыли, теперь до Можайска меньше часа ехать. Скоростная трасса прям от дома!
Боба не дождался, только и успел полюбоваться на строящуюся эстакаду у разворота под Кутузовским.

Бумага, линеры, цветные карандаши, фломастеры. Альбом А5
Февраль, 2022

#свидетели_века

Продолжение семейной серии. Мамка, папа и отчим Горяша.
То есть Нина Яковлева, Иосиф Жутовский и Игорь Крастелёв.

• «Гены пальцем не раздавишь. Мама Нинка», 2012
Про участии А. Матисса
• «Мамке НЭП оказался к лицу», 2012
При участии Хуана Миро («Панно Гарвардского университета», 1950–1951»)
• «Отец», 2012
При участии В. Кандинского («Яркие пятна», 1927)
• «Детство Горяши 1899», 2012
При участии Б. Григорьева («Русский», 1920)
• «Горяша с отцом, Александром Михайловичем в 1899-м году», 2012
При участии П. Пикассо («Натюрморт с мёртвой птицей», 1920)

Все — картон, цветные карандаши, 26х22

#свидетели_века

Вот наконец доползли до окончательного рождения новой серии. Мы же помним, что первое её название «Родня и Родина», поэтому пока ещё это картинки в основном про семью.
Потом уже пойдут друзья и всякие известные люди — художники, мыслители, поэты. На них, наверное, смотреть интересней?
Но потерпите, всему своё время.
Мне лично эти семейные портреты очень нравятся, хоть никого из этих людей я не застала.
Картинки просто очень хороши. И в этих работах много азарта и радости. Когда серия начинается и получается — художник счастлив, и этот счастливый вайб очень чувствуется.
Все картинки заряжены на любовь и благодарность миру.
Enjoy!

• «Мама Нинка 1913», 2012
К. Малевич «Три фигуры» 1913–1928
Фра Анжелико
• «Нинка в Кисловодске с 20/8 по 16/9 1926», 2012
Мария Васильева «Клоун», 1912
• «Дед, война и Малевич», 2012
• «Ваня с Казимиром в 1926-м году», 2012

Все четыре картинки — картон, цветные карандаши, 26х22

Существует домашняя легенда, что Ваня с Казимиром игрывали в карты в подмосковной Немчиновке. В карты или не в карты — этого никто уже не знает точно, но жили в Немчиновке на даче в одно и то же время — это факт.
Ещё потом и Боба маленький на той даче рос. И фото есть. И всякие истории. Дом, к сожалению, не сохранился, мы искали. Но примерное место Боба показал.
Вот поэтому Малевича сегодня много. И ещё будет.
Возможно, сама идея «современничества» изображаемых людей и художников ХХ века родилась из этой семейной легенды. Или, во всяком случае, укрепилась ею.

Чтобы было видно, чем и как картинка перекликается с Родченко и Дейнекой, я просто положу здесь эти две картины.

А.М. Родченко
«Необъективная композиция», 1917
78х50

А.А. Дейнека
«Девушка, сидящая на стуле», 1924
Холст, масло, 118х72,5

#свидетели_века

Вот обещанная картинка — переход от проб к серии.
Она, как и было объявлено, не похожа ни на предыдущие, ни на следующие.
Тут портрет молодой бабушки МарьИванны.
Вроде картинка простая, да не простая!
Во-первых, в фоне и, соответственно, в названии, использовано две картины двух разных художников.
Во-вторых, обе картины обоих художников присутствуют как бы намёком, по созвучию (интересно, можно так сказать про картины, если ты не кинестетик?) цвета и формы. То есть, как и в случае Матисса и Клее из прошлой публикации, мы пока не видим репродукции, а видим только намёк.
Это уже потом Боба будет «врисовывать» в фон репродукции картин любимых (или просто подходящих с его точки зрения) художников.
И, кстати, найдёт в этих репродукциях огромный, совершенно новый для себя интерес: а это как сделано? а это тут для чего?
Он, работая над этой серией, внезапно понял институт копирования искусства с целью изучения искусства и обучения ему. В музеях мира мы постоянно встречали молодых художников, копирующих классику, а у нас так учить было не принято.
И вот теперь Боба страшно увлёкся этой ипостасью изучения ремесла.

«Бабушка с папиросой», 2012
(Александр Родченко «Необъективная композиция» 1918
Александр Дейнека «Девушка, сидящая в кресле» 1924)
Картон, цветные карандаши, 26х22

Кстати, названия картин Родченко и Дейнеки Боба написал по памяти, поэтому в «Необъективной композиции» он ошибся годом (не 18-й, а 17-й), а девушку Дейнеки пересадил со стула на кресло.

#свидетели_века

Все предыдущие картинки (кроме пейзажей родины) были портретами героев на более или менее ровном цветовом фоне. Эпоха определялась лишь по костюмам и выражениям лиц. Но это показалось Бобе слишком простым, захотелось усложнения, придания глубины и ещё одного слоя реальности.
И тогда наконец родилась идея — что изображаемые люди были современниками художников прошлого века. И исторический процесс совпадал по времени с художественным.
Но как именно это показать, было ещё не ясно. В сегодняшней публикации — те картинки, «об которые» Боба думал.
И первая идея была такая: картинки в стиле других художников, или несущие отпечаток этого стиля.
Вот бабушка — в цветовой гамме Матисса. Боба так и пишет на обороте «при участии Анри Матисса».
Или два вида из окна — в стиле Пауля Клее (сейчас везде пишут Пол, но для Бобы, а значит, и для меня — навсегда Пауль).
А вот тут другая идея: для одного и того же портрета дедушки Боба придумал два разных фона, и разные цветовые решения.

И вот!!! Эврика!
Соединение произошло, детали щёлкнули и встали на свои места!
Что мы имеем? Портреты близких или просто значимых людей, художники-современники, игра с фоном.
Мы уже в одном шаге от окончательного рождения новой серии.
В следующей публикации я покажу последнюю «промежуточную» картинку, она отличается и от предыдущих, и от следующих. Не переключайтесь!

• «Бабушка Мария Ивановна в 1915 году»
При участии Анри Матисса
• «Родина моя Кутузовка»
При участии Пауля Клее
• «Мегафон на родине и памятник 300-м русским воинам» (Б.Жутовский) и
«Бартолло: Вендетта! Ох! Вендетта!» (П.Клее, 1921)
• «Синий дед у дороги»
• «Канотье и дедушка. Русский лубок»

Все 2012 года. Картон, цветные карандаши, 26х22

#фотосуббота

Нашла вот конверт с надписью Бобиной рукой «70 лет Феди Поленова».
Боба, похоже, ошибся — это не 70 лет. Потому что я точно помню, каким был Боба в 1999-м. И видео есть, и точно датированные фотографии. Да и Юлик здесь явно моложе 70-ти. Здесь какой-то другой юбилей. Может быть, например, 60 лет?
А ещё я далеко не всех могу тут узнать. Точно вижу самого юбиляра — Ф. Поленова, Ю. Крелина, В. Смилгу, А. Васильвицкого. Одноклассники по сто десятой. И плюс Боба, которого приняли в компанию «свободно введённым членом». Он ведь был помладше. А остальных не знаю.
Есть тут кто-то, кто подскажет и расскажет? @Павел Мержанов, например?
И заодно год бы уточнить. Точно не 1999. А 1989 вполне может быть. Помогите, кто знает, пожалуйста

#свидетели_века

Вот тут немножко родины. Потому что — «Родня и Родина».
Из «Свидетелей века» родина как-то выпадает, хотя она и есть — главный свидетель. Это самые первые картинки про Родину.
Возможно, потом отдельно покажу их все — их тоже полтора десятка наберётся.
Вот несколько вариантов родины и ещё одна мама (мама — это же тоже родина) — такой парадный портрет, с пока ещё не ясной идеей, куда плыть дальше.
Тут зато впервые появляются цитаты. Потом они на многих картинках будут полноправной частью работы. Здесь — Меир Шалев.
В следующей серии расскажу про две промежуточные идеи, не переключайтесь))

•«Коктебель осенью», 2012
•«Травы средней полосы», 2012
«Мы ещё слишком молоды, чтобы говорить о смерти».
•«Камчатка», 2012
«Жаль тратить время, когда смерть уже так близка».
•«Мамка Нина Ивановна в 1928 году», 2012
«Вот так тонет корабль в проливе Ла-Манш от крика чайки возле мыса Доброй Надежды».

Все одного размера — 26х22. Картон, цветные карандаши. Цитаты написаны на обратной стороне картин.

#свидетели_века

Вот ещё три картинки. Это опять бабушка и дед.
Я намеренно иду медленным шагом, чтобы видно было, как работает мысль художника, как медленно и постепенно оформляется идея. Это всё ещё «Родня и Родина», в том смысле, что Боба чувствует огромный потенциал в этой работе, но ещё не нашёл центральную идею. Пока он изучает семейные альбомы, вспоминает всякое про предков.
И даже играет (ну, это для Бобы обычное занятие).
«Как тебе кажется, чего тут не хватает?»
«Конечно, собачки, Боба! Нарисуй мне собачку!»
Ну и вот — собачка!))