Христос воскрес!
 
В этом году Пасху празднуют в один и тот же день христиане всех конфессий. Вижу в этом хороший повод сказать следующее.

Неважно, кто мы (Павловы ли, Аполлосовы или Кифины). Вопросов, в которых мы расходимся, немало, но ещё больше того, что нас объединяет.

О чём я сейчас?
 
Во-первых, об общей вере – догматике, сформулированной на Вселенских соборах и закреплённой в Символах веры.

Во-вторых, об общей цели. Не берусь судить, труднее ли нам, чем первым христианам. Ясно лишь, что нелегче. Напасти нашего века – внутренняя разобщённость, девальвация искренности, отмирание потребности в Другом, крах дружбы, забвение любви, коммерциализация романтических отношений, кризис семьи, небрежение деторождением, размытие половых различий и искоренение самого пола и т.д. Всё это бунт против не только Бога, но и сотворённой Им природы.

Наша цель – сопротивление князю мира сего и охранение порядка Божьего на земле. Последний мы казённо называем «традиционными ценностями», дабы не смущать атеистов, ибо сказано сносить немощи бессильных (Рим. 15:1).

И тогда, и сейчас век сей почитал нас безумными. Христиан первого века – за то, что проповедуют Христа распятого (в глазах града земного – бродягу, преданного одной участи с изгоями). Христиан двадцать первого века, – ведь это так «ненаучно», «неосознанно» и «непрогрессивно».

В каком-то смысле, исповедуя сегодня Христа, мы примеряем на себя доспехи ранней Церкви (неслучайно Павел называет верующего добрым воином, 2Тим. 2:3) – пускай они для нас и велики. Мы ждём конца истории, и, покамест он не наступил, всё так же сдерживаем натиск тьмы, не давая миру бесповоротно провалиться в бездну.

Не хотелось сегодня читать вам проповедь, – не имею на то ни благословения, ни сана, – но уж такой дух внезапно напал.

С праздником, братья-христиане!
 
#праздники

И вновь немного публикаций наших сотрудников. В увидевшем наконец свет 4-м томе за прошлый год "Отечественной философии" вышла статья Алексея Павлова "Лев Толстой и аналитическая философия". За традиционным для отечественного журнального дела последних лет недостатком места статья, как замечает и сам автор, служит скорее введением в вопрос, чем его полноценным раскрытием, но раньше-то не было и такого введения, а теперь вот есть.
Павлов рассматривает два основных сюжета: влияние Толстого на Витгенштейна (огромное) и Исайю Берлина (ощутимое) и этико-религиозная философия Толстого в контексте современной аналитической теологии (здесь обнаруживаются некоторые параллели с, например, Плантингой, но много, конечно, и расхождений). Где-то между ними находится также место для сведений об отношении самого Толстого к дальним предкам классической аналитической философии — британским позитивистам (весьма враждебное).
В целом отношения Толстого с в широком смысле аналитической традицией уместнее всего, видимо, будет характеризовать как амбивалентные. С одной стороны, когда он критикует догматическое богословие, его претензии к нему (неясность, произвольное течение мысли, использование искусственных способов выражения, призванных не помочь читателю, а только его запутать) очень напоминают характерную критику условными аналитиками условных континенталов. С другой стороны, его собственная критика Милля («поймает мысль и начинает разводить её, на ста страницах разводит то, что можно сказать на двух») — это, конечно, характерный выпад против той тщательности, подробности и интеллектуальной аккуратности, которая в аналитической традиции считается одной из кардинальных добродетелей. Как это объяснить и на что это списать (вариант: невыработанная привычка к академической усидчивости; другой вариант: Милль и правда именно так плох, как утверждает Толстой; третий и четвертый читатель можно придумать сам) — дело либо вкуса, либо дальнейшего исследования.

Вышел долгожданный номер «Отечественной философии» о философии аналитической.

Статей немного, но каждая – блокбастер: Кирилл Карпов о Кудрявцеве-Платонове, Женя Логинов о философии сознания Владимира Соловьёва, Матфей Сысоев про панпсихизм Алексея Козлова, Миша Шпаковский про Никанора (Бровковича).

Я же отметился работой о Льве Толстом. Первая часть – историко-философская: в ней исследуется влияние яснополянского графа на мыслителей, которых принято считать аналитиками (Витгенштейн, Берлин). Вторая – экспериментальная: здесь я погружаю идеи Толстого в контекст современных дискуссий. Впрочем, экспериментальной можно назвать всю статью целиком. Шалость удалась.

#статьи
#Лев_Толстой
#русская_философия

(«Короткий тур и прощание», Раймон Дуйе.)

С вопросом о природе души тесно связан вопрос её происхождения. В христианском богословии есть три учения, решающих эту проблему. Согласно первому (традуционизм), при зачатии душа создаётся из души одного (обычно отца) или обоих родителей. Согласно второму (креационизм), душа творится напрямую Богом. Согласно третьему, идущему от Платона и развитому Оригеном, все души были единовременно сотворены до сотворения мира.

Норман Бёрнс называет Овертона традуционистом. Так-то оно так, но следует сделать важное уточнение: левеллер развивает материалистический вариант этого учения. Я уже говорил, что, по Овертону, душа не просто материальна и потому смертна – её нет вовсе. По сути, понятие души отбрасывается, и сознание понимается как одна из способностей живых существ. Стало быть, здесь мы имеем дело уже не с дуалистическим традуционизмом: потомству передаётся не нематериальная субстанция, а рациональная способность, существующая в неразрывной сцепке с телом.

(К слову, какова природа способностей? То, что Овертон ниспровергал идею душе, не означает, что он в принципе отрицал все нематериальные сущности. На мысль о том, что способности понимались им именно как нематериальные свойства, наталкивают гилеоморфистская терминология и пассажи о сообщении и отъёме способностей Богом. Однако будем честны: трактат всё же не позволяет исчерпывающе охарактеризовать его онтологию.)

Критика Овертона, как ни трудно догадаться, направлена против креационистов. Их он делит на два лагеря: первые считают, что при зачатии душа «вливается» в тело непосредственно Богом, а вторые – что творится естественно, но Бог всё равно сверхъестественно участвует в этом процессе. Вольнодумец стремится подметить как можно больше несуразных следствий обоих теорий, но в целом его возражения против креационизма сводятся к тому, что размножение людей мало отличается от размножения животных, в рождении которых мы не видим Божьей длани. Кроме того, постоянное творение Богом новых душ означало бы, что описанный в Библии процесс творения не завершён и поэтому не ограничивается шестью днями.

В любом случае, для Овертона проблема возникновения души – не просто интеллектуальный экзерсис, но ещё один путь доказательства того, что её, души, попросту не существует:

Смертная плоть не может породить бессмертный дух или душу, способную существовать сама по себе, независимо от плоти. В противном случае человек превзошёл бы самого себя, что невозможно, и поэтому мужчина и женщина в момент зачатия превзошли бы Бога в момент творения: ведь Бог не может сотворить ничего более великого, чистого и совершенного по своей природе, чем Он Сам, и нечто такое, что могло бы существовать независимо от Него. <...> Впрочем, если возразят, что тело порождается телом, а душа – душою, я скажу: тогда должны существовать души мужского и женского пола, ибо нет полов – нет и зачатия.

Ввиду этого он подчёркивает, что наши самости создаются, а не творятся, т.е. являются следствием естественных, а не сверхъестественных процессов.

#Ричард_Овертон
#возникновение_души
#христианский_мортализм

Недавно разговаривали с Родионом Шафиковым, и он спросил: «где пребывает Христос между вознесением и днём Своего второго пришествия?» Это неожиданный, но на поверку уместный вопрос. Я уже говорил, что в христианской антропологии есть проблема промежуточного состояния: что происходит с человеком между смертью и воскресением? (Христианский мортализм, о котором я вот уже полгода вам рассказываю, как раз является одним из решений этой проблемы.) Между тем, проблему промежуточного состояния можно поставить относительно не только тварного человека, но и Бога Сына: что произошло с Иисусом после того, как Он на глазах апостолов вознёсся на Небеса? Как нам следует понимать этот евангельский эпизод? (В этом случае, соответственно, можно говорить о проблеме вознесения.)

Вообще, вопрос Родиона звучал не совсем так. На самом деле он спросил: «обсуждалась ли когда-нибудь эта проблема в христианской теологии?» Я на мгновение растерялся, но быстро нашёл, что сказать: «ждите мой перевод Овертона». Как ни странно, английский революционер уделяет довольно много места обсуждению этого не самого очевидного вопроса:

Поскольку в Писании слово «небеса» нередко используется для обозначения возвышенности, совершенства или достоинства чего-либо <...>, и поскольку Христос вознёсся с земли в некую часть вышних небесных тел (Деян. 1:10), Он должен пребывать в самой совершенной и прославленной части небес, т.е. НА СОЛНЦЕ – самой совершенной части всего творения, воплощении силы Божьей, подателе жизни, возрастания, мощи и бытия для всего сущего под небом. Солнце может обойтись без других вещей, но они без него – нет. Его сияние мы не в силах созерцать даже на самом отдалённом расстоянии. Согласно великим Копернику и Тихо Браге, Солнце занимает высочайшее положение во всём творении. <...> Слава Божья с необходимостью должна быть светом, иначе света просто не могло бы быть. Следовательно, если бы он достигал нас прямо, а не путём отражения, он был бы слишком славен для смертных глаз, и мы не смогли бы видеть и существовать в его лучах. Господь поместил завесу (тело Солнца) пред нашими очами, дабы мы могли пребывать в Его тени и жить. <...> Да, столь славен Он, что тень Его – наш свет, видеть который мы можем лишь частично. Отблеск славы Его наполняет наши очи и, чего уж там, весь мир. <...> Нет, не будь его, не было бы и ада, «тьмы внешней», возникающей из отклонения как от тени, так и сущности Его славы. «Великая пропасть» между ним и местом святых – препятствие столь непроницаемое, что ничто не может отразить сияние Его славы на ад, так что невозможно будет проклятым обрести свет, а святым – впасть во тьму. <...> Не будь Бог светом, не было бы ни Солнца, ни Луны, ни звёзд – всего дающего свет миру. Да и мира не было бы – впрочем, как и Самого Бога: ведь если Бог не свет, то Он тьма. Но тьма не есть бытие и не способна сообщить бытие чему-либо. Она – лишь извращение света: чего нет, того не может быть, и то не может сообщать чему-либо бытие. Потому сказать, что Бог не есть свет, всё равно, что сказать, что Его нет, или что нет и не было творения. Стало быть, свет существует от вечности и до вечности.

Овертон буквально понимает Ин. 1:5 («Бог есть свет, и нет в Нём никакой тьмы»), но допускает, что созерцать Его свет напрямую было бы нам не под силу, и потому видимый свет является отражением света божественного. Отсюда делается вывод, что после вознесения и до создания Нового Иерусалима Христос пребывает на Солнце (sic), преобразующем, по соображениям левеллера, свет божественный в свет земной.

Что сказать, изобретательно. Но хочется обратить внимание даже не на это. Любопытно, как передовые по своей сути идеи выражаются у Овертона в терминах философии прошлого (аристотелевский гилеоморфизм, средневековая космология) и во многом ещё вписаны в её контекст. Конкретно здесь, например, просматривается влияние неоплатонизма с его образом света, иссякающего по мере своего снисхождения, и учением о несубстанциальности небытия/зла (небытие/зло – не некая сущность, а просто отсутствие бытия/блага).

#Ричард_Овертон
#проблема_вознесения
#христианский_мортализм

(Кошечки и собачки в зарисовках Леонардо да Винчи.)

Доказывая отсутствие у человека нематериальной бессмертной души, Овертон обращается к братьям нашим меньшим. Поскольку мы очень похожи, – например, в плане размножения и имеющихся у нас способностей, – и поскольку никто не сомневается в смертности животных, следует предположить, что в вопросе смерти человек также мало отличается от других существ:

Далее, если допустимо говорить, что зрение, слух и т.п. возникают в результате естественного действия, как это имеет место при размножении животных, почему нельзя сказать, что столь же естественна рациональная способность, что она возникает у человека таким же естественным путём, как у животных, и что она так же, как у животных, смертна? Если сказанного недостаточно, заметь: Substantia non recipit majus aut minus. Гигант не в большей степени человек, чем карлик. Различие возможно в степенях, но не в сущности. У разных людей одни и те же способности развиты по-разному, но это способности одной и той же природы, пусть и разных совершенств. <...> Но у зверей, чья смертность очевидна, все способности естественны. Животные обладают самыми благородными нашими частями, по которым рассеянны способности, пусть и менее развитые. Как пишет Амбруаз Паре (книга 2, глава 1), «Исследовав тщательно их природу, мы найдём проявления многих добродетелей: великодушия, благоразумия, стойкости, милосердия, обучаемости, любви, заботливости, предусмотрительности. Знание, понимание, память и т.п. общи всем животным. Аффекты и страсти ума, все его плохие и хорошие стороны, каждая его способность, – всё это в той или иной степени можно обнаружить и у них». И далее Паре говорит: «Они чутки, хранят обеты дружбы и целомудрия, отдают себя во власть человеку, многому его научили, и т.д.».
Зайцы отличаются памятью, собаки – сообразительностью и преданностью, змеи – мудростью, лисы – хитростью, голуби – целомудрием и невинностью, слоны – обучаемостью, скромностью и благодарностью. Плиний говорил, что они приближаются к человеческому познанию, когда поклоняются луне и звёздам, а Плутарх – что они поклоняются рассвету. Обезьяны отличаются подражательством и смышлённостью, черепахи – заботливостью, крокодилы – коварством, ягнята – терпеливостью, осы – гневливостью и т.д. В пяти же своих чувствах они превосходят человека.

Отметим два момента. Во-первых, насколько гуманистична для своей эпохи зоология Овертона. Его современник Декарт, как известно, считал животных просто бесчувственными автоматами, не заслуживающими сочувствия. Овертон также придерживается механицистского взгляда на живых существ, но на этом сходства заканчиваются. Он признаёт особое происхождение человека (сотворён по образу и подобию Божию) и его особую роль в истории мира (из-за него в мир вошла смерть), но отрицает, что человек отличается от остальных творений особой природой (наличие нематериальной бессмертной души) и привилегией в виде посмертного существования до воскресения. По его мнению, человек и животное находятся в одной лодке: одинаково рождаются и одинаково смертны, совокупно стенают и мучатся доныне, ожидая освобождения от рабства тления (Рим. 8:20–22). Как бы то ни было, приведённый пассаж даёт заключить, что Овертон, в отличие от Декарта, признавал за животными не только примитивное сознание, но даже зачатки интеллекта и моральных добродетелей.

Во-вторых, удивляет прогрессивность самого подхода. Отбрасывая идею души и обсуждая ментальное в терминах способностей, Овертон приближается к дискурсу современной философии сознания. Во всяком случае, это очень похоже на общее место в дискуссиях о сознании животных: различия между человеческим и животным умами не столько качественные, сколько количественные. Кроме того, вывод об отсутствии у человека души, делаемый через сравнение с животными, – сам этот ход мысли, – напоминает макгинновский аргумент по аналогии, доказывающий наличие у нас когнитивных ограничений путём указания на наличие таких ограничений у других видов.

#тнетопсихизм
#Ричард_Овертон
#христианский_физикализм

(Разворот книги Амбруаза Паре об анатомии и протезировании.)

Сочинение Овертона по праву может называться новаторским. Во-первых, в нём впервые приводятся не только экзегетические, но и философские доводы в поддержку тнетопсихизма. Во-вторых, оно несёт на себе отпечаток зарождавшегося в то время механицизма – мировоззрения, описывавшего все физические явления в терминах механики. Человек, как и другие живые существа, понимался как совокупность взаимосвязанных механизмов, своего рода естественный автомат.

Философскому доказательству тнетопсихизма посвящена третья глава трактата, и здесь же даётся экспозиция овертоновской антропологии. Автор начинает с перечисления популярных определений души, останавливаясь в конечном счёте на формулировках Аристотеля и хирурга Амбруаза Паре.

По мнению Овертона, человек состоит, с одной стороны, из физических органов и, с другой стороны, из реализуемых этими органами способностей. Круг последних (здесь он следует Паре) широк: начиная от базовых, обеспечивающих жизнедеятельность тела, способностей вроде дыхания и кровообращения и заканчивая способностью рациональной. Совершенствование способностей протекает параллельно с развитием физических органов. Соотносятся же органы и способности так же, как материя и форма. Подобно тому, как форма не существует вне материи, способность не существует вне связанного с ней органа. Однако тут английский вольнодумец, похоже, идёт дальше Стагирита с его умеренным реализмом:

Сказать, что жар огня продолжается после того, как огонь потух, – то же самое, что сказать, что способности [продолжают существовать] после смерти тела. Ибо повреждаешь одно – повреждаешь и другое; губишь одно – губишь и другое; это – в том, и то – в этом. Такова форма в материи, и такова материя в форме, ибо только так, а не иначе, возможно существование, т.е. человеческая сущность. Их бытие в единстве, и их единство в бытии. Посему убери форму, и исчезнет материя; убери материю, и исчезнет форма: destructio vnius est interritum alterius. Форма суть форма материи, и материя суть материи формы: не сами по себе, но одно через другое, и оба вместе составляют одно существо. Следовательно, если одно существует посредством другого, и потому оба пребывают в единстве, то одно не может существовать без другого, но должно погибнуть вместе с ним, ибо ничто не может существовать без того, посредством чего оно существовало.

В этом пассаже – вся суть овертоновской критики субстанциального дуализма. Дело даже не в том, что ментальная субстанция, по ошибке считающаяся многими нематериальной и бессмертной, в действительности погибает вместе с телом. Делом в том, что души нет вовсе. То, что мы называем душой, есть рациональная способность, исчезающая со своим органом так же, как дыхание – с лёгкими.

Впрочем, Овертон не удовлетворяется чисто философскими доводами и подводит под свою позицию Писание. (Вообще, примерно на две трети трактат представляет собой именно экзегетическое исследование, скрупулёзное вычитывание и сравнение мест Библии.) Так, он увязывает теорию способностей Паре с Быт. 2:7 и Еккл. 12:7 («а дух возвратился к Богу, Который дал его»). Все способности, считает Овертон, сообщаются человеку непосредственно Богом и к Богу же после смерти человека возвращаются. О первом свидетельствует первый стих (левеллер истолковывает «дыхание жизни» как витальную способность), а о втором – второй.

#тнетопсихизм
#Ричард_Овертон
#христианский_физикализм

Аналитическая теология

Гость выпуска — Алексей Павлов, кандидат философских наук, сотрудник Института философии РАН
Личный канал Алексея

Вместе с гостем обсуждаем неоднозначность разделения аналитической и континентальной философии, возникновение аналитической теологии, влияние идей Ноама Хомского и краха бихевиоризма на ее институционализацию. Выясняем, как аналитическая теология связана с философией сознания и эпистемологией веры, и переходим к влиянию личного религиозного опыта на выбор исследовательской области.

Слушать 🎧
Слушать прямо в Telegram 📱

6 апреля коллеги из ПСТГУ проведут день открытых дверей в своей магистратуре. Рекомендуется посетить всем, кто интересуется богословием, философией и патристической филологией. К тому же расскажут о стипендиальной программе «магистратура + аспирантура»: интригует уже одно название!

#дружеский_репост

Перевод трактата Овертона готов примерно на восемьдесят процентов, и это значит, что я начинаю вас им мучать публиковать серию постов о нём.

Итак, Овертон – тнетопсихист. Он считает, что души нет, и следует говорить о жизни человека в целом. Когда человек умирает, он умирает полностью (отсюда название трактата), поскольку нет нематериальной субстанции, которая могла бы обеспечить выживание человеческой личности после гибели тела.

Об экзегетических и философских доводах, приводимых Овертоном в пользу такой – физикалистской, как мы сказали бы, – антропологии, расскажу потом. Сегодня прочтём вот этот пассаж:

Возражение 2. «Влечёт меня то и другое: имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше; а оставаться во плоти нужнее для вас» (Фил. 1:23–24).

Ответ: Поскольку это стихи того же рода, толкование должно быть аналогичным. Павел не учит одним вещам филиппийцев, и другим – коринфян. Кроме того, подобные выражения не исключают смерти. Ибо хотя для живых есть продолжительное время, [отделяющее их от] воскресения, для мёртвых его нет: ведь для мёртвого промежуток от смерти Адама до воскресения в конце времён словно мгновение ока для живого. В самом деле, для живого мгновение ока – более продолжительный период времени, чем тысячи, даже десятки тысяч лет для мёртвого, поскольку бытие измеряется лишь временем, т.е. длиною дней, и небытие к сему неспособно. Стало быть, утомительное непрестанное ожидание живыми воскресения и исполнения их веры – лишь мгновение для могилы. Будущее живых – настоящее мёртвых. В Библии этот момент удачно передан через образ сна: «И почил Соломон с отцами своими» (1Цар. 11:43); «Значит и усопшие во Христе погибли» (1Кор. 15:18). Дело не в том, что для мёртвых проходит так много времени: просто на свете ничего лучше не символизирует небытие и смерть, как сон. Это может избавить от всякой плотской беспечности: кто не стал бы бодрствовать и молиться ночью, зная, что умрёт утром? Живи достойно и будь осторожен сегодня тот, кому предстоит воскреснуть и предстать на суде завтра. Веруй сегодня, кто не хочет быть осуждён, но хочет быть спасён завтра – утешение праведников и ужас нечестивцев.

Как видим, Овертон не гнушается психопанихистской терминологией. Как и Лютер, он ссылается на те места в Писании, в которых о смерти говорится как о сне. Вот только сон для Овертона – не более, чем метафора, тогда как Лютер и другие психопанихисты понимают подобные места буквально.

Этот кейс хорошо показывает, как соотносятся понятия субстанциального дуализма, тнетопсихизма и психопанихизма. Два первых – это две оппозиционные друг другу теоретические опции. Учение о сне души занимает промежуточное между ними положение: нематериальная бессмертная душа есть, но после гибели тела она погружается в глубокий сон без сновидений, который неотличим от смерти. При этом и субстанциальные дуалисты, и тнетопсихисты (считай, физикалисты) могут прибегать к психопанихистской терминологии, но и для тех, и для других выражения, в которых о смерти говорится как о сне, – всего лишь метафора.

#тнетопсихизм
#Ричард_Овертон
#христианский_физикализм

Очень не хочется злоупотреблять вашим вниманием и говорить о личном больше, чем оно того заслуживает, но события просто вынуждают это делать.

Во-первых, до глубины души тронут постом Коли Герасимова. SMM в Telegram – штука жестокая. Шаг влево, шаг вправо, и если читателю покажется, что ты увлёкся и пишешь оффтоп, он незамедлительно потянется к кнопке «Отписаться». Тем дороже то, что Коля посвятил столь личному и несущественному sub specie aeternitatis событию целый пост. Это как выкупить эфирное время «Первого канала», чтобы поздравить родную маму из Чебоксар с новосельем. (Правда, удар в данном случае не по кошельку, а по трафику собственного блога.) Сказать, что я умилён и благодарен, – ничего не сказать. На неделе обязан проставиться, хоть нынче и пост.

Во-вторых, сим жестом доброй воли Коля пополнил ряды моих подписчиков на фоне оттока после того, как я слегка подёргал за пуговицы старика Барта. Всем новоприбывшим – добро пожаловать! В последнее время я много пишу о христианских морталистах – странных вольнодумцах, чьи идеи предвосхитили попытки объединения христианства и материализма, предпринимающиеся в наше время. Впрочем, долго вязнуть в историческом материале не собираюсь и уже скоро выйду на глобальные современные сюжеты. Надеюсь, будет интересно!

В-третьих, был невероятно удивлён обнаружить себя в списке именинников PhilosophyToday – по сути, центральной философской СМИ в нашей стране. Задам вопрос, которым задаётся, кажется, каждый в нём оказавшийся: теперь-то я могу называть себя философом?

В-четвёртых, сумма донатов перевалила за цифру с четырьмя нулями. Я никогда не просил у вас пожертвований, идея эта родилась спонтанно и в последний момент, и я даже подумать не мог, что получу так много. Тут красноречие меня снова подводит: не могу выразить словами, как я благодарен вам – не только «донам», но вообще всем поздравившим. В этот День рождения я получил как никогда много приятных и неожиданных в своей искренности слов. Живу по инерции, толчу ногами снег повседневности и даже не догадываюсь, как много, оказывается, для вас значу.

Спасибо.

#жизнь
#этот_канал

31. С Днём рождения меня!

Обычно я не прошу у вас донатов, но раз в год, да ещё по такому поводу, – пуркуа бы и не па.

Каждый пожертвованный рубль пойдёт на поддержку русского аналитического любомудрия.

✅ Сбербанк: 2202201244437279

™️ ЮMoney

#жизнь

Издательство Ad Marginem не перестаёт баловать. В этот раз подарили свежий сборник эссе Ролана Барта. Не то, чтобы я был большим его ценителем, но в бытность студентом даже немного восхитился «Мифом сегодня». Правда, по выпуску из МГУ ни разу больше не читал как самого Барта, так и других философов, конвенциально называемых континентальными. Потому небезынтересно было не только полистать книжку, но и взглянуть, как с тех пор изменилось моё восприятие подобных работ.

Входящие в этот сборник эссе публикуются на русском языке впервые. Относятся они к позднему творчеству Барта, и охарактеризовать их можно как размышления об искусстве. Тексты объединены в несколько разделов, но группировка – на совести издателей, а не автора.

Первым делом открыл раздел о музыке. Барт различает «слышание» и «слушание». Первое, пишет он, – это физиологический процесс, а второе – психологическое действие. Ну, т.е. если со слухом всё в порядке, имеем общий аудиальный фон – слышание. Слушание – это различение отдельных деталей фона, т.е. акт по своей сути интенциональный. Это позволяет Барту увязать слушание с пониманием и забрасывать данный концепт в самые неожиданные контексты: богословский (Лютер убрал из литургии всё лишнее и поставил в её центре проповедь, т.е. сократил слышание в пользу слушания), психоаналитический (задача психотерапевта – вслушивание в речь клиента) и др.

На мой взгляд, это прекрасная иллюстрация одной из стратегий континентальной философии: выхватить из обыденного языка слово или выражение, теоретически его нагрузить и использовать как универсальный технический термин. Похоже, такой подход действительно даёт некую новую оптику, но непонятно, какого рода. Сомнительно, что она вообще полезна для познания мира. Во всяком случае, у меня не получается себе растолковать, что нового я узнал, научившись различать слушание и слышание. Ну, и не покидает ощущение, что здесь вообще можно было обойтись без сомнительных терминологических инноваций, воспользовавшись метафорой.

Словом, нет, по прошествии времени я стал ещё меньше понимать, зачем мне читать такие тексты. Но, возможно, я плебей и невежда, а у вас пользу извлечь получится. Тем более, автор – знаковый французский мыслитель, едва ли не самый последовательный представитель философского структурализма: мне ли заносить на классика пяту. Настоятельно рекомендую!

#континентальная_философия

Иван Девятко с запозданием откликнулся на мой пост с замечаниями по его реплике о христианском физикализме.

Мысль Ивана такова: признание реальности Бога влечёт куда более серьёзные последствия для нашей онтологии, чем признание реальности нематериальных бессмертных субстанций, т.е. душ, и потому нет смысла пытаться отстаивать материалистическую антропологию, если мы и так стоим на позициях теизма. Наш мир отныне онтологически не единообразен, гулять – так гулять.

По правде сказать, я пришёл к вере на иррациональных основаниях. Не было такого, что меня убедило некое доказательство бытия Бога, и я признал Его существование как хорошо обоснованный тезис. Просто я осознал, что не могу более подавлять в себе желание верить в Него, мыслить так, как если бы был Он был реален. Уже позже мне показался привлекательным каламический аргумент, но это позже. Изначальный импульс был совершенно иррациональный.

Достойно ли философу быть иррационалистом и, тем более, прилюдно в этом признаваться, как это делаю сейчас я? Полагаю, это тема для отдельной дискуссии, но вкратце мой ответ – да. Я считаю, что религиозная вера, в отличие от обычного убеждения, не требует обоснования. Вера в Бога и уверенность в Его реальности на основе хорошего аргумента – не одно и то же. О последней нельзя сказать, что она велика (Мф. 15:28) или мала (Мф. 14:31), сильна или слаба. Меня может в бóльшей или меньшей мере убеждать аргумент. В зависимости от этого я буду в бóльшей или меньшей мере склоняться к тому, что обосновываемое им убеждение истинно. Но очевидно, что сила веры и степень убедительности – разные вещи. (Здесь следует добавить, что я сочувственно отношусь к плантингоновской концепции веры как базового убеждения, но сомневаюсь в реальности sensus divinitatis – особой когнитивной способности, посредством которой, по мнению кальвинистов, мы можем иметь знание о Боге. Отсюда же моё сомнение в том, что религиозная вера, как и другие базовые убеждения, самоочевидна и наглядна для чувств.)

Как бы то ни было, на момент, когда я вернулся к вере, я был более или менее последовательным материалистом. Я готов «распять разум» в вопросе бытия Бога, поскольку это предмет религиозной веры, но не готов сделать это в вопросе существования души, поскольку это предмет обычного верования. Почему я так думаю? Существование души – не часть божественного Откровения, т.е. того, что Бог желал сообщить человечеству через Христа, о чём свидетельствует отсутствие в Писании какой-либо ясности по этому вопросу. Последний, кроме того, не подпадает даже под границы догматического христианского богословия: здесь это просто область теологуменов, частных богословских мнений.

Таким образом, моя установка – придерживаться научной картины мира и здравого смысла там, где это не противоречит содержанию религиозной веры и догматического богословия. (Эту установку можно рассматривать как частный случай пресловутой «бритвы Оккама».)

Не берусь судить о философском мировоззрении Ивана, поскольку плохо его знаю, но допускаю, что это достаточно целостная и консистентная (пускай и, вероятно, ложная) картина мира. В моём философском мировоззрении зияет колоссальное бельмо, но там, где можно, я стараюсь представить вещи в свете разума настолько, насколько это возможно.

#дискуссии

Новые посты обязательно будут. Когда-нибудь. А пока вопрос к знатокам. Перевожу трактат «Человек полностью смертен» (1643) Ричарда Овертона, английского революционера и вольнодумца. Трактат примечателен тем, что это фактически первое сочинение, в котором учение о смерти души обосновывается не только путём библейской экзегезы, но и посредством философской аргументации. Третья глава начинается с перечисления существующих определений души. Круг референсов Овертона широк: от античных классиков до современников вроде Амбруаза Паре, французского врача, считающегося одним из отцов современной хирургии. Среди прочих автор называет некоего Дрона (Drone) и приписывает ему то мнение, что душа есть нечто среднее между духом и телом. Сломал всю голову, пытаясь понять, да кто такой этот ваш Дрон знаю только Дена. Гугл в лучшем случае предлагает почитать про философию радиоуправляемых вертолётиков, тогда как бóльшая часть результатов поиска просто мимо. Всего скорее никакого Дрона никогда не было, и это просто ошибка (как считают, например, и пользователи Reddit, у которых уже тоже успел спросить), но вдруг я чего-то не понимаю или не знаю, и вы откроете мне глаза.

#помощь_зала

Поэт и автор песен «Наутилуса Помпилиуса» Илья Кормильцев поясняет, почему философия живее всех живых и по-прежнему царица всех наук, попутно называя «ещё одним плохим философом» Фукуяму. Уже через год «исторического стоика» не станет.

#о_философии

После того, как Мор обрушился с критикой на Лютера в «Диалоге о ересях», за немецкого реформатора вступился Уильям Тиндейл, автор первого английского перевода Библии. В 1536 году выходят «Ответы на "Диалог" сэра Томаса Мора», в которых тот скрупулёзно отбивает каждое моровское обвинение в ереси. Не обходит вниманием он и возражение против лютеровского учения о сне души:

Мор: «Пункт о том, что все души покоятся и пребывают во сне вплоть до Судного дня».
Тиндейл: «Помещая их в рай, ад или чистилище, вы подрываете доказательства, коими Христос и Павел подтверждали воскресение. Что Господь с ними сотворит, мы узнаем, лишь присоединившись к ним. Истинная вера предполагает воскресение, которого нам заповедано ежечасно ожидать. Отвергая её, языческие философы полагали, что души существовали всегда, а папа объединил это плотское учение с духовным учением Христа – вещи столь противоположные, чтобы они не могут быть согласованы так же, как плоть и Дух в христианине. И поскольку плотски мудрствующий папа принимает это языческое учение, дабы его утвердить, он искажает Писание. Моисей говорит во Второзаконии: «Сокрытое принадлежит Господу Богу нашему, а открытое – нам и сынам нашим до века, чтобы мы исполняли все слова закона сего». Посему, господин, если мы любим божественные установления, печёмся об их исполнении и покорны Богу, мы должны оставить Господа в покое с Его тайнами и позволить Ему быть мудрее нас; мы не должны установлять артикулы веры в то или в это. В конце концов, если души и впрямь пребывают в раю, – скажите мне, почему они не в таком же хорошем положении, как ангелы? И зачем тогда нужно воскресение?».

Нигде больше Тиндейл не выступает таким пламенным сторонником учения о сне души, как в этом сочинении. В дальнейшем, обсуждая проблему промежуточного состояния, он будет выражаться более осторожно. Впрочем, Тиндейл и дальше будет считать, что идея посмертного переживания душою блаженства или страдания нивелирует значение догмата о воскресении мертвых.

Шутка ли, после тиндейловской защиты имя Лютера и впрямь перестаёт ассоциироваться с теорией сна души. Уже Кальвин в трактате «Психопанихия» атакует не его, а анабаптистов.

#психопанихизм
#христианский_мортализм

Интересно, как христианские физикалисты типа Питера ван Инвагена понимают Ин. 6:63:

Дух приносит жизнь, плоть же не помогает ни в чем. Слова, что я сказал вам, суть дух и жизнь.

Физикализм — это тезис о том, что в отношении сознания плоть помогает во всем. Кажется, тут есть какая-то трудность.

Впрочем, эту "пневму" по контексту вообще можно понимать как "святой дух", т.е. Бог, и это совместимо с христианским физикализмом, потому что это теория материальных вещей, а не всех вещей.

А вот тут коллега Иван Девятко рассуждает о том же.

Вышел новый выпуск «Теоэстетики» с Иваном Девятко о существовании Бога и души. Иван – убеждённый субстанциальный дуалист, и потому упор делается на эту доктрину, непопулярную среди нерелигиозных философов сознания, но пользующуюся спросом у религиозных.

В одном месте обсуждается христианский физикализм и даже упоминается ваш покорный слуга. Пользуясь случаем, подушню немного поправлю коллегу. В статье «Возможность воскресения», на которую ссылается Иван, Питер ван Инваген перебирает материалистические объяснения процесса воскресения и в конце концов приходит к выводу, что все они неудовлетворительны. С теорией симулякра, согласно которой после смерти человека Бог изымает его тело, подменяя последнее внешне неотличимой копией, дело не обстоит иначе: это не его рабочая теория.

Ну, и по поводу природы Бога. При желании, конечно, можно трактовать христианский физикализм широко – как объединение христианского теизма с материалистическим мировоззрением. Однако не следует забывать, что изначально и в первую очередь это тезис по поводу природы человека. Стало быть, христианскому физикалисту необязательно относить к категории физических объектов и Бога. Таких взглядов придерживается, к примеру, уже упомянутый ван Инваген: он считает, что человеческие личности материальны, но Бог, по его мнению, нематериален.

Этой же позиции придерживаюсь я сам. Год-два назад я действительно склонялся к хардкорному физикализму, не делающему исключения даже для Бога, но сейчас понимаю, что Творец не обязан обладать той же природой, что и творение. Кроме того, у физикалистского теизма есть две очевидные проблемы. Во-первых, если Бог сотворил физический мир, и Он тоже материален, в чём состояла инновационность творения? Во-вторых, если Бог так же материален, как и сотворённый им мир, то Он имманентен своему творению, и здесь явно возникает угроза пантеизма, недопустимого с т.з. догматического богословия.

#коллеги
#христианский_физикализм

Воистину, Селларс – очень философская фамилия. История знает Роя Вуда и Уилфрида Селларсов, отца и сына, эпистемологов и философов науки. Вот ещё, оказывается, есть Джон Селларс – преподаватель истории философии в Королевском колледже Холлоуэй, специалист в области античной философии и участник движения «Современный стоицизм». (Насколько я понял, родственником двух первых он не является, просто однофамилец.)

Собственно, к чему я это?
Издательство Ad Marginem подарило мне свежий перевод его «Стоицизма» (2014), который я уже успел полистать. Если ранее выходившие у нас книги Массимо Пильюччи и Уильяма Ирвина были, скорее, гайдами, знакомившими со стоическими психологическими техниками и учившими применять их в жизни, то работа Селларса представляет собой доступное введение в историю стоицизма. Если вы хотите сложить представление об этом учении, но чувствуете, что открывать монументальные труды А.А. Столярова ещё не готовы, похоже, лучше варианта просто нет. Автор последовательно проводит читателя через разделы учения древних стоиков. Закрывает монографию очерк о переоткрытии стоической философии в наши дни.

Пять лет назад я писал об аналитической ветви современного стоицизма. Что я думаю об этой концепции сейчас? На мой взгляд, то, в каком виде современный стоицизм существует сегодня, не даёт называть его полноценным мировоззрением. По сути, это просто набор трюизмов (например, «Я не способен изменить все положения дел в мире») и психологических практик (принцип дихотомии контроля, метод негативной визуализации и др.). В то же время, эта доктрина не сообщает ничего о мире, у неё нет как такового метафизического содержания, и вызвано это тем, что метафизика вымарывается из современного стоицизма самими современными стоиками, чтобы сделать его совместимым с самыми разными убеждениями. Но невозможно приобрести в одном, не потеряв в другом. В этом качестве, выгодном для психологов и коучей, современный стоицизм мелководен для философов: им буквально нечего в нём изучать.

Ну, и чего греха таить: во многом эта оценка основана на личном жизненном опыте. В своё время современный стоицизм помог мне совладать с собственными демонами (недаром стоическая этика считается предвосхищением когнитивно-поведенческой терапии), но вскоре я понял, что он не покрывает мои потребности, связанные с построением онтологической картины мира, и вернулся в христианство.

#нормативная_этика
#современный_стоицизм

Вышел новый «Финиковый компот», посвящённый аргументу зомби. Как я уже говорил, вся война, разожжённая возражением Тараса против феноменального реализма, прошла мимо меня. Зато в номере есть рецензия Артёма Яшина на мою книгу о мистерианстве Макгинна.

Его критика сводится к двум моментам. Во-первых, он считает, что я выделяю слишком много места для того, что он называет «Сказанием о философах» – обобщённой и упрощённой истории аналитической философии сознания, тиражируемой в лекционных курсах и публикациях по этой теме. Во-вторых, по мнению Артёма, я недостаточно освещаю вопрос о том, как интуиция ограниченности познания отражается в других областях философского и научного знания.

К настоящему времени действительно сложилась несколько стереотипная историография аналитической философии познания. И, кажется, общие её очертания наметил В.В. Васильев в «Трудной проблеме сознания». «Сказание» – остроумный и смешной ярлык для этого нарратива, но не стоит забывать, что эпос может содержать элементы мифа, художественного вымысла и т.п. Насколько корректно было бы так называть, по сути, историко-философский очерк Васильева?

Кроме того, когда я писал эту монографию (а точнее, диссертацию, на которой она основана), я видел себя не только историком философии, но и просветителем. Не сомневаюсь, что многие читатели в курсе, откуда есть пошла философия сознания, но мне хотелось, чтобы те, кто только начинает знакомство с этой дисциплиной, могли получить общее представление о том, в каком философском климате возникло мистерианство. В конце концов, все экскурсы в историю идей можно просто пролистать.

Что же до второго замечания, то здесь Артём и сам признаёт, что расширить рамки изложения было бы уже непосильной задачей. Проследить историю эпистемологического скептицизма? Тянет на отдельную работу. Обозреть рецепции мистерианства в когнитивных науках? Они стали появляться лишь сравнительно недавно. Опять-таки, даже рассмотрение мистерианства по проблеме Троицы в христианской теологии увело бы исследование в сторону, поскольку тематически книга ограничена проблематикой философии сознания.

Заканчивается рецензия так:

В общем и целом, я бы порекомендовал эту книгу тем, кто хочет быстро и без лишних хлопот познакомиться с мистерианством в философии сознания. Рекомендовать её тем, кто собрался заняться историей взглядов Макгинна, я не буду: они и так знают о существовании монографии и уже тихо готовятся к смертельной схватке с Алексеем Павловым за титул официального дистрибьютора мистерианских идей.

Дойдя до этого места, укатился, гогоча, под стол. Написан текст задористым, в меру глумливым языком. Я такое люблю.

#мистерианство
#обо_мне_пишут

Отвлекусь от этого вашего христианского мортализма. По наводке Матвея полистал свежий сборник по истории и философии материализма. Начал со статьи Джона Саймонса про физикализм Отто Нейрата, знаменитого участника Венского кружка.

Сегодня физикализм – доминирующее в аналитической философии мировоззрение, базирующееся на тезисе о том, что всё существующее имеет физическую природу. Многие знают, что этот термин был введён в начале 1930-х гг. Нейратом, и что изначально физикализм представлял собой не онтологический, а лингвистический тезис, согласно которому любое утверждение эквивалентно по значению некоторому утверждению о физических объектах.

Однако не все в курсе, что у самого Нейрата этот тезис связан с его политической философией. Нейрат был марксистом и считал, что все сферы производства, включая науку, должны быть организованы на основании результатов коллективного обсуждения. Последнее требует языка, способного схватывать общие аспекты человеческой жизни и ориентированного на наблюдаемые физические объекты и события. Этот же язык вещей, по замыслу австрийского философа, должен был служить базовым языком науки.

Любопытно, что чем-то подобным Нейрат занимался и на посту директора им же основанного Австрийского социально-экономического музея. По его инициативе был разработан изотайп – международный язык изображений и по совместительству метод представления статистических данных в виде интуитивно понятных пиктограмм, в известной мере предвосхитивший современную инфографику.

Доживи Нейрат до конца двадцатого века, он наверняка опешил бы от того, как обращаются с его термином. Нейратовский физикализм не основывался на каком-либо метафизическом тезисе о природе мира. Хуже того, классические проблемы метафизики и теологии объявлялись им, как и другими логическими позитивистами, рудиментами донаучной эпохи.

Ну, и напоследок ещё примечательный факт. В отличие от Карнапа, считавшего материализм таким же порождением метафизики, как и идеализм, Нейрат всё-таки использовал этот термин, но в сугубо марксистском смысле – как противоположность идеалистической и религиозной философии, связываемых с буржуазным образом мысли. Поэтому «физикализм» и «материализм» у него – не совсем синонимы, как это обычно имеет место сейчас. Такие дела.

#физикализм

Люди, знающие древнегреческий, скажут, что «психопанихизм» – странное наименование для учения о сне души. И будут правы: термин образован от ψυχή – «душа» и παν-νυχίς – «всенощное бдение». Получается, он имеет ровно противоположное значение. Всё становится на свои места, когда мы вспоминаем, как возникло это понятие: его ввёл Кальвин как обозначение для собственной позиции по проблеме промежуточного состояния. Согласно учению Кальвина, душа «бодрствует», находится в сознании всё время между смертью и воскресением. То, что этот лейбл впоследствии закрепился за критикуемой им концепцией, вероятно, является результатом путаницы, произошедшей ещё при жизни французского реформатора.

Правильнее именовать сторонников учения о сне души было бы гипнопсихистами (от греч. ψυχή – «душа» и ὕπνος – «сон»), как это делал, например, Евстратий Константинопольский.

Тут приходит на выручку статья С.О. Чернова – едва ли не единственная научная публикация на русском языке по проблеме промежуточного состояния. (Если я не прав и просто плохо искал, присылайте в комментариях другие статьи по теме.)

О Евстратии, как это часто бывает с древними авторами, известно немного: был священником храма Святой Софии; написал житие своего учителя Евтихия; считается автором трактата «О состоянии душ после смерти», в котором полемизировал как с психопанихистами, так и с тнетопсихистами.

В учениях о сне и гибели души Евстратий видел угрозу для почитания святых и молитв за усопших. (Это нежелательное для католического вероучения следствие осозновалось и спустя тысячелетие: Френсис Блэкберн считал учение о сне души краеугольным камнем лютеровской критики культа святых и догмата о чистилище.)

Кроме того, по его свидетельству, психопанихистам и тнетопсихистам приходилось объяснять явления душ святых как проявление божественной силы, создающей видимый образ умерших праведников. По мнению Евстратия, это объяснение создаёт трудности при истолковании явления Моисея и Илии на горе Фавор (Мф. 17:1–4, Мк. 9:1–18, Лк. 9:28–36): если явление пророков было не истинное, а призрачное, то компрометируется и весь этот евангельский эпизод.

Сам Евстратий придерживался вот какой позиции. Во-первых, он считал, что душа проста, нематериальна и разумна (типичный субстанциальный дуализм). Во-вторых, он полагал, что душа равночинна ангелам и может так же, как и ангелы, являться живым. Правда, такой способностью обладают только души святых, и действовать они могут лишь в синергии с Богом.

На вопрос о том, почему души, будучи бестелесными и, по сути, нагими, иногда являются при парадном облачении, на конях и т.п., Евстратий отвечал в том духе, что они могут придавать ту форму явлениям, которой достойна принимающая сторона. Другими словами, души могут создавать «неестественные», но «истинные» формы.

Непонятно, правда, почему если может быть признана неподлинной часть образа, нельзя признать кажимостью всё явление. Более того, если души святых в самом деле обладают теми же полномочиями, что и ангелы, неясно, почему мы не видим этого в Библии: Господь обращается к Своим верным либо через ангелов, либо (как в случае с Павлом) вообще напрямую.

Это, если что, моя ремарка, не автора статьи: сам он, насколько я понял, на стороне своего героя.

#тнетопсихизм
#психопанихизм
#христианский_мортализм

853244" class="primary-link">

Так вышло, что когда началась первая война Тараса, я дезертировал ушёл с головой в теологические штудии, и жаркие споры вокруг аргумента зомби прошли мимо меня. Зато когда под Новый год Тарас устроил розыгрыш таинственной книги, я тоже принял участие. Никогда в подобных конкурсах не участвую, а тут вот импульсивно нажал кнопочку. Видимо, жизнь любит неискушённых, и теперь я обладатель букинистического издания «Принципов этики» Мура. Вручая приз, Тарас признался, что эта книжка очень повлияла на него и во многом сформировала его взгляды в метаэтике. Охотно верю!

Вручение, к слову, произошло на полях пилотной встречи в рамках семинара ИФ РАН «Аналитическая философия», которую я совсем забыл проанонсировать. Четыре часа кряду русские философы ломали головы по поводу того, да что же это такое ваша аналитическая философия. Вот конспект самых оригинальных тезисов.

#жизнь
#ИФ_РАН