А еще я сегодня утром купила кулич. Не потому что я религиозная или очень уж люблю куличи. И не потому что я решила резко наплевать на свои попытки привести себя в форму) Просто моя бабушка сколько себя помню каждую пасху пекла куличи − очень много маленьких и больших куличей, и даже если я была в это время не во Владивостоке, а в Находке, они все равно меня настигали своими мягкими боками с изюмом, сладкой посыпкой, вот этим чувством залитой солнцем кухни, где иногда, очень редко, но мы собирались почти всей семьей (всегда без отца). Я вот тут уже писала про мою семью по бабушке. Бабушка у меня непростая, мне никогда не было с ней просто, не было задушевных разговоров, мне даже наоборот чаще казалось, что бабушка меня совсем не слушает и не слышит. Но я все равно очень скучаю. Особенно сегодня. И кручу в голове мечту успеть побывать дома, в Приморье, до того, как бабушки не станет. Чтобы попробовать в конце концов поговорить, запечатлеть семейную память. Это почти неосуществимая мечта − билеты Ереван-Владивосток невозможно дорогие, но я продолжаю мечтать.

Если сейчас разберусь с ключевым конфликтом, то саундтреком следующей книги будет этот прекрасный сладкогорький синти-поп с пульсирующим битом и разбивающей сердце лирикой🐙

Пара слов о том, как идет исследование региональной литературы. Я провела несколько глубинных интервью, собрала исследовательскую группу и провела первый брифинг группы. Новые вопросы появляются с каждым новым интервью, и это нормально, ведь мы исследуем поле, которое не очень хорошо исследовано (если вдруг вы знаете работы на эту темы, покидайте их в меня, пожалуйста!).

Я беру интервью не каждый день, потому что не хочу выгореть на этом проекте, но посчитала, что если исследовательская группа активно включится, мы точно закончим брать весь массив интервью к концу лета, а это для такого исследования очень даже хорошие сроки.

Еще есть мысль позже сделать анкету − упрощенную версию интервью. И раскидать ее на более широкую аудиторию.

Брать интервью супер-интересно, и я многое рефлексирую в процессе и о себе как об авторке. И еще хочется всех обнять очень. Как здорово, что есть мы, пишущие, думающие, рефлексирующие.

Кто из нас, женщин, ни разу не злился на волосы, которые растут не там и так? Наверное, есть такие счастливицы, но я не из них. Недавно я решила больше писать рассказов на опенколлы и вот за пару дней написала текст, который, кажется, вызревал во мне уже давно. Волосы на теле − моя больная тема и я не раз сталкивалась с отвратительными ситуациями, связанными с моей излишней по мнению общества волосатостью. Например, меня однажды обматерили и чуть ли не избили в больнице. На операционном столе.

Я много думала об этом, читала бодипозитивных блогерок, крутила в голове грустно-тревожную историю о своем опыте, которую думала послать в избу, но каждый раз боялась снова погрузиться в самоедство и ненависть к себе и своему телу. И тут увидела опен-колл про наследие и вдруг в моей голове сложился паззл. Вот как я могу посмотреть на себя, вот какого угла мне не хватало. Не через пережитую боль, а через принятие своей идентичности. Через семью и любовь.

И, кажется, у меня получилось повернуть эту триггерную для меня тему к свету. Я не могу сама оценить, получился рассказ прям хорошим или нет, и пройдет ли он отбор в опен-колл. Но сегодня утром я показала его подруге, а потом мы созвонились в зуме, и она улыбалась. Если не пройдет отбор, выложу его тут, чтобы вы тоже улыбнулись ❤️ Потому что он получился светлый и обнимающий, этого у него не отнять. И про всех нас.

Только что узнала, что моя книга выйдет все-таки в сентябре. Планы на лето резко поменялись.

И правда крутое открытие 🐙

Когда я плотно занималась организацией книжного стендапа, мы с ребятами делали шоу «Аукцион плохих книг», которое самим своим существованием подразумевало, что бывают книги хорошие и бывают книги плохие. Шоу были благотворительными, и мы в много какие детские дома и больницы отправили донаты с этих шоу. Но каждый раз мы спрашивали себя − а точно ли норм вот так разделять литературу? А как же «пусть цветут все цветы»?

Приведу пример из стендапа. В книге Matt Sienkiewicz, Nick Marx “That's Not Funny. How the Right Makes Comedy Work for Them” авторы выдвигают теорию, что правая (консервативная и поддерживающая расистские, эйблистские и мизогинные настроения) комедия расцвела на американском телевидении именно потому, что либеральные каналы и комики на голубом глазу верили, что смешной бывает только прогрессивная (то есть либеральная) комедия. А шутки праваков мол − это все стариковский юмор, его даже в расчет не нужно брать. И пока всякие вечерние шоу с Джимми Киммелом упивались своей уникальность и незаменимостью для массового зрителя, массовый зритель всё чаще включал те же Fox News, где получал те же самые новости, но под консервативным соусом, приправленным отличными остроумными шутками. Со стороны звучит логично, правда? Почему бы правакам не использовать те же инфоповоды (например, право на аборты или миграционный вопрос), но подавать их в нужном им ракурсе, вызывая у аудитории нужную им реакцию (хейт, радикализация, рост маносферы)?

Но комики свято верят, что это невозможно, ведь… (читайте выше). Я бы сама не поверила авторам книги, если бы один очень известный и уважаемые стендап-комик не записал мне голосовое ровно с теми же мыслями: только прогрессивная комедия смешная, консервативная комедия не смешная, поэтому не считается и вообще это не комедия. Бла-бла.

Возвращаясь к книгам: все мы с детства верим, что литература сеет только разумное, доброе, вечное (нас так учили и много, очень много хороших книг это утверждение подтвердили). Ну как минимум художественная литература точно, верно? Но точно ли это правда, или нам просто удобно так думать, закрывая глаза на книги, которые, возможно, сеят что-то совсем другое? Я сейчас просто думаю вслух, ничего не утверждаю. Но вот, например, в рассылке кит выходила статья о том, как бум попаданческой литературы вызвал в России реваншистские настроения, которые, возможно (!) привели к тому, что сейчас происходит. Возможно, говорю. Не точно. Или, например, писатель Захар Прилепин, воспевающий чекистов и рассказывающий на видео о том, как он гордится убийствами, которые совершал (я это видео сейчас не найду и искать не буду, брезгую). К каким настроениям в обществе приводят его книги? Опять же, чисто гипотетически. А это ведь всего пара примеров.

Или художественная литература всегда выше этого? Вон и Галина Юзефович звала Прилепина к себе в эфир видео-подкаста. Классик же. Великий писатель. А что поэта во Владивостоке избил, так классикам всё можно.

Что хочу сказать. У меня нет ответов. У меня есть просто гадкое ощущение, что мы сильно недооцениваем качество и содержание медиа-контента, который потребляем. Будь то стендап-комедия, теле-шоу, сериалы или, простите за такое уравнивание, книги.

Еще немножко завидую тем, кто сохранил навык записывать идеи и мысли от руки. Я себя сознательно переучила пользоваться только телефоном (для заметок) и компьютером (для крупных форм и планирования), мне кажется, что я так оптимизировала свой процесс письма, потому что было время, когда меня окружал целый ворох листочков, бланков, проездных с записанными на них быстрыми мыслями, отрывками стихотворений и рассказов, и собрать это всё воедино абсолютно не представлялось возможным. Но до сих пор есть чувство, что из-за электронной оптимизации упустила что-то важное и живое. А вы пишете заметки от руки? 🐙

Меня тут в комментариях спрашивали, почему я не пишу идеи сюжетов от руки в блокнот. А вот почему 🐙

Это я за полдня расписала синопсис яэ-повести про подростков, моторную лодку и первую любовь ❤️ причем расписала как ключевые события (оранжевые), так и примерные сцены, раскрывающие их (голубые). Дальше я бы уже села доработала сцены, сделала поэпизодник, провела необходимый ресёрч и села писать.

Но передумала пока писать янг эдалт, потому что хочу еще немножко погреться в теплых поддерживающих ладонях любимой Поляндрии ❤️

Каждый раз, когда вспоминаю, что в России феминизм вне закона, в голове что-то взрывается.

От магазина «Подписные издания» потребовали убрать с полок 48 книг.

Среди них — шесть работ о феминизме, включая «О женщинах» Сьюзен Зонтаг и сборник эссе «7 текстов о феминизме. Обезоруживая гендер».

В список также попали произведения иноагентов Валерия Панюшкина и Сергея Пархоменко, а еще «Доктор Гарин» Владимира Сорокина.

Больше новостей — в Daily News ❗️

Блин, Подписные. Сил

Собрала чат исследовательской группы и назвала его «В тридевятом царстве…». Ну красота же? 🤌

Я еще не всем ответила, но уже насчитала 10 заявок из Новосибирска) Хоть отдельное исследование литературы Новосибирской области начинай 🐳

Ура! Дали! Сейчас попью чай и всем отвечу) ну или почти всем - 55 неотвеченных писем это не шутка

И в кафе не уйти, потому что я второй день болею. И в Ереване как раз похолодание, и без отопления у меня ужасно мерзнут ноги. А отопление без света не работает тоже. За окном гром и пасмурно и скоро станет слишком темно, чтобы читать. Грустно ору.

Пятый час без света и горячего чая. У меня дома что, антиутопия началась?

Еще мне сегодня приснилась практически готовая завязка для новой книги. И такая она была светлая и трепетная, но что я с утра включила cranberries и собиралась накидать на скорую руку сюжетную арку. Тут-то свет и отключили. Как знали. Ну ничего, я ее Витале вслух рассказала 🐙

Вот только придумала себе расписание, чтобы все успеть и всем ответить, как в Ереване случилось аварийное отключение света 😢 Сидим с книжечкой Оли Птицевой, ждем

Провела первое интервью с прекрасной авторкой из ЯНАО, сразу много мыслей в голове. Например, у меня появилась гипотеза, что ковид мог сильно повлиять на доступность курсов по письму и издательств для авторов из регионов. И не только ковид, но и другие, скажем так, крупные события последних лет.

Я уехала из своего региона в 2019 году, как раз за полгода до ковида. В Приморье я постоянно организовывала книжные ярмарки местных издательств, продвигала местных писателей на более широкую и молодую аудиторию, активно помогала продвигать библиотечные проекты и проекты местных книжных магазинов, вела к ним толпы молодежи. И все равно я наблюдала, как молодые (и не молодые) местные авторы остаются ноунеймами, неизвестными даже в пределах собственного города. И вот за 5 лет как будто бы все изменилось.

Но все ли? И как именно? Вот это я и надеюсь выяснить.

А еще буду рада послушать ваши мысли про ковид и то, как он мог повлиять на литературную индустрию. Вместе думать веселее 🐙

Что ж, то, что планировалось как небольшое исследование, за полтора дня стало чем-то очень большим и мощным! Спасибо огромное за ваши репосты ❤️ко мне обратились 70+ авторов, и я пока ставлю горшочек на режим «не вари». На сегодня я успела ответить на 30 писем, еще столько же и даже больше ожидают ответа − постараюсь со всеми связаться в ближайшие пару дней 🙏

Я все еще горю идеей, но уже немножко паникую, ведь даже нынешний объем работы может занять пару лет, а мне бы очень хотелось прийти к ощутимым результатам гораздо раньше. Поэтому кидаю в стратосферу еще один запрос, вдруг он тоже найдет отклик!

В общем, если вы тоже хотите узнать, как устроена современная региональная литература, вам нравится общаться с людьми и погружаться в опыт другого, если вы хотите примерить на себя роль исследователя и поработать над важной и интересной темой, напишите мне − @bibliokot

Вдруг у нас с вами случится мэтч и мы организуем маленькую, но гордую исследовательскую группу 🐙

Мне, кстати, не кажется, что региональная литература должна обязательно строиться на такой самоэкзотизации и описании красот природы и истории региона. Может, но не должна. Но, как будто, есть такой запрос сейчас?

Буду об этом думать.

О том, кого я имею в виду под «региональными авторами»

Друзья, спасибо большое за поддержку моего исследования и вопросы! Ко мне уже обратились 30 авторов и авторок из разных регионов страны и я чувствую, что исследование должно получиться большим и важным.

Хочу немного подробнее рассказать, кого я имею в виду, говоря о региональных авторах.

В рамках моего исследования под региональными авторами я понимаю тех, кто живёт, работает и пишет вне Москвы и Санкт-Петербурга. Меня интересует именно писательский опыт в условиях так называемой «провинции» — с её культурными, социальными, экономическими и инфраструктурными особенностями.

Важно:
📍 Речь не идёт о месте рождения, а именно о текущем месте жизни и письма.
📍 Также в фокусе — тексты, написанные в этих обстоятельствах, — то есть во время жизни в регионе. Опубликованные и не опубликованные.

Таким образом:
— Авторка, живущая в Нижнем Тагиле и публикующая стихи в самиздате — да.
— Писатель из Кирова, уехавший в Москву 10 лет назад и успешно публикующийся в РЕШ — уже нет (по крайней мере, не в рамках моего текущего интереса).
— Местное издательство в Петрозаводске − да.
— Региональный автор, регулярно выступающий в Москве и активно включённый в столичный литературный процесс — скорее нет. Но тут могут быть исключения.

Это не значит, что «регион» противопоставляется «центру» в плохом смысле. Я просто хочу сосредоточиться на тех, чей литературный путь разворачивается вне столиц, чтобы лучше понять, с какими трудностями, а также с какими возможностями сталкиваются такие авторы — и как это влияет на их тексты, жанры, формы высказывания, практики публикации.

Если у вас ещё остались вопросы — с радостью отвечу 🐙

И, конечно, если вы пишете и живёте в регионе — очень жду ваших историй.

Дорогие друзья и подруги,

с сегодняшнего дня начинаю исследование региональной литературы. В частности, меня интересует литературная карьера нестоличных авторов и возможности реализации для писателей, живущих не в Москве и не в Санкт-Петербурге.

Я сама − авторка из региона, и меня сильно волнует, что эта тема не доисследована. На запрос «региональные писатели» гугл выдал только антологию нестоличных авторов, изданную Дмитрием Кузьминым в НЛО аж в 2001 году и сайт новой карты русской литературы, который давно не отражает реальную картину. А изучать эту тему нужно и важно, чтобы разговор о современной литературе не ограничивался всего парой-тройкой городов.

Поэтому если вы автор или авторка из региона, или ваши друзья − такие авторы, напишите мне, пожалуйста, в личку: @bibliokot 🐙

Я буду рада с вами познакомиться, поговорить о литературе и писательском пути, внимательно послушать вашу историю.

Также буду очень признательна за максимальный репост 📚

Как некоторые из вас знают, я сейчас учусь на курсе Алисы Ройдман по этнографии для писательниц. Я пошла на него, чтобы глубже погрузиться в тему своей второй книги, а в итоге придумала целое масштабное исследование, тема которого меня по-настоящему волнует.

Есть даже большая вероятность, что мы с Евгенией Вежлян создадим открытый семинар для обсуждения этого и подобных ему исследований. Главное, чтобы нашлись люди, готовые делиться своими историями и помогать составить полную картину.

Что за исследование? Сейчас сделаю пост-анонс для шера и в нем как раз расскажу подробности 🐙

С обложкой книги у меня уже случилась небольшая история. Пока я писала книгу, я часто открывала инстаграм приморского художника Дмитрия Лучинина, которому, мне кажется, одному, удалось ухватить суть жизни на краю света у моря, где на веки законсервировались 90-е, где «с гранатою в кармане, с чекою в руке», где весь остальной мир кажется далеким и придуманным. И, конечно, я мечтала, чтобы одна из его работ оказалась на обложке моей книги. Точнее, одна конкретная. И вот я уже договорилась с Олей, художественной редакторкой Поляндрии, что мы попробуем такой вариант обложки. Уже поговорила с Дмитрием и получила его разрешение на использование его работы для обложки. Но тут выяснилось, что той самой картины в галерее, официально представляющей Дмитрия, нет. И нигде ее нет. Потому что она давно продана, так давно, что ее не успели оцифровать, а покупателя след простыл. Конечно, я уверена, что Оля все равно сделает шикарную обложку, тут я даже не сомневаюсь. Просто удивительно, почему именно эта работа из всех работ Дмитрия, пропала. На которую я смотрела и думала: да, это одна из моих девочек.

А еще есть хорошие новости: моя книга уже на стадии разработки обложки 🐙

Надеюсь, вы не сильно огорчены, что канал из бодрого превратился в минорный? Оказывается, мне сложно долго держать бодрое лицо.

Я думала над новым названием для канала несколько недель. Хотелось, чтобы оно что-то значило для меня, а не было просто удачным с точки зрения продвижения и позиционирования. И ничего не получалось.

А потом я пошла перечитывать свои старые стихи. Я делаю это редко, не чаще раза в год, потому что всегда испытываю смесь стыда и печали, будто смотрю на своих брошенных и нелюбимых детей. И нашла много стихов, где переплетаются темы моря, воды, тишины и темноты. Удивительно для приморской писательницы, правда?

Раньше я этого стеснялась, но сегодня подумала: в этом ведь так много меня, моих настоящих чувств, которые с переезда в Москву я пыталась заменить на какие-то более правильные и конвенциональные. Более взрослые.

А сейчас даже не постесняюсь и поделюсь кусочком из одного своего старого стихотворения, которое очень неровное, но вот эти строки меня задели:

В моем городе воздух забелен и выстиран начисто,
здесь дома облепил кисель из соленых туманностей,
здесь я − рыба во тьме, сердце в огне чешуек.

В романе про девочек я осторожно присваиваю себе обратно морские образы, оправдывая это тем, что они девочки, им положено прокручивать мир через окружающую реальность, использовать простые метафоры, носить на шнурке куриного бога. Но я тоже девочка. Пора себе разрешить уже все, что хочется.

Это странная мысль, но я все равно ее расскажу. У меня есть друг... ну как, друг. Впрочем, скорее друг, чем враг (большое слово, но для Ивана оно в самый раз). Мы с Иваном познакомились еще в универские годы, самое начало 10-х, когда я стала искать общества поэтов, а про него уже тогда ходили слухи, что он безумен и гениален.

У нас с Иваном был один, скажем так, наставник из союза писателей, в котором мы оба разочаровались. Иван по одним причинам, я − по несколько другим. Иван хотел поступить со мной так же, как этот наставник, но вместо этого мы подружились странной, похожей на острый скол дружбой.

Иван был бережен со мной, называл всегда только «Ольга», будто мы в романе «Циники», однажды пустил пожить к себе на неделю, после того как моя сталкерша целую ночь бросала в мои открытые окна камни − было лето. Даже когда мы накуривались, а Иван был единственным человеком, с которым я когда-либо накуривалась, я чувствовала себя в безопасности. И в то же время Иван мог больно раскритиковать мои стихи, буквально втоптать меня в мою никчемность и бесталанность. Мог накричать на моих друзей. Мог больно ужалить в публичной дискуссии в соцсетях.

Несколько раз я блокировала его на полгода. Потом отходила, мы снова виделись, снова держались за руки, снова обсуждали с болезненной пристальностью наши жизни и наши непростые отношения с литературой.

Что Иван литературный гений − не моя придумка. Это что-то вроде городской притчи. У Владивостока есть Иван. Он читает 100 книг в месяц и пишет невероятные стихи, которые если и издает, потом скупает весь тираж, чтобы никому не досталось. Только избранным. Только тем, кого Иван держит на расстоянии вытянутой руки. Или кулака.

Однажды я гуляла по городу с Андреем Аствацатуровым и Максимом Жуком (владивостоксий аналог Аствацатурова), мы встретили Ивана, курящего у дверей кофейни, и Жук сказал: «А это Иван, самый гениальный писатель Владивостока».

Я даже не завидовала ему никогда. Скорее абстрактно размышляла, что я могу сделать, чтобы стать такой, как Иван. Наркотики и отсутствие сна меня не привлекали, я в целом не очень люблю вещества. Тогда я мысленно сконцентрировалась на яростном, буквально сбивающем с ног характере Ивана. Никаких компромиссов. Никакой пощады. Ни в жизни, ни в текстах.

Я была не такой. И я свыклась с мыслью, что мне не стать по-настоящему сильной писательницей, ведь я казалась себе слишком мягкой, слишком гибкой, боящейся по-настоящему ранить. Удобной. Я даже перестала писать стихи, потому что они казались мне слишком беззубыми.

Но вот мне 35, и я вся − скол. Я могу взорваться, могу нагрубить, ни за что не смирюсь с тем, с чем не согласна. Я радикальная. Мне приходится напоминать себе быть бережной. Не давить. Не ранить.

Делает ли меня хорошей писательницей? Не уверена. Слегка безумной − возможно. Буду надеяться, что «лава безумия», повторяя за словами Вирджинии Вулф, даст мне сил писать дальше, а не сожжет меня окончательно.

Давно не заходила в блог, и тут открыла список отписавшихся ради интереса. А там книжная пиар-ассистентка отписалась 😅 Вот теперь думаю, неужели со стороны настолько заметно, что я пропащая))

С днем театра

📷 Ирина Бужор

Много думаю о том, какая же хрупкая вещь — писательское сообщество. Наверное, там, где сходятся так много творческих, ранимых, впечатлительных и эмоциональных людей, сложно создать идеальную экосистему, где никто ни в кого не будет тыкать пальцем, принижать и говорить обидные вещи.

Достаточно вспомнить историю с райдером Екатерины Манойло, которая для многих стала зелёным светом — ура, можно в кого-то плюнуть. Знаю ещё много таких историй. И каждая — как трещина, которая тут же начинает расходиться дальше. Каждая такая история всё больше поляризует людей, которым — в идеальном мире — стоило бы держаться друг за друга. Ведь ценностно мы часто про одно и то же: про сочувствие и умение сопереживать опыту другого, про поиски смысла в мире войн и правого поворота, про желание быть услышанными и понятыми.

Я сама − эмоциональная и впечатлительная. И у меня не всегда хватает внутреннего баланса (я бы даже сказала, что часто не хватает), чтобы не делать эти трещины и сколы больше и глубже. Просто хочу сейчас всех обнять. Хотя бы мысленно.

Это была тяжелая неделя. Каждый день мне писали люди, спрашивали про Тему, просили удалить связанный с ними контент из моего проекта, поделиться чувствами, прояснить ситуацию. Поверх наложились переживания из-за премии лицей и срочного оформления визы (которое в итоге пришлось отменить\перенести). Поверх этого я каждый день читала в соцсетях комментарии и посты мужчин, доказывающих всем, но преимущественно себе, что спать с 15-16-летними девочками, когда ты взрослый лоб − это нормально.

Мне кажется, я на этой неделе закончилась, как адекватный человек. Поэтом сегодня я вышла из писательского клуба, который сама же и создала. Чтобы сохранить нервы себе и другим. Грущу, что меня снова ждет тотальное одиночество, из-за которого я и решила создать этот клуб. Плачу весь вечер. Слез так много, что у меня промокла насквозь футболка. Можно замораживать слезы до лучших времен, как в сегодняшнем тексте Лилит, одной из новых участниц клуба.

Если у вас есть пара слов поддержки для меня, буду благодарна.

Отправила

Четыре дня непрерывного стресса и вот я лежу с температурой, меня тошнит, у меня мигрень, таблетки не помогают, хочется засунуть голову в морозилку, чтобы не было так больно. Мне сегодня многие написали с вопросами и запросами в личку, я отвечу всем завтра, простите. У меня остался один вечер, чтобы что-то сделать с рукописью и отправить ее на конкурс и я, пока еще не грохнулась в обморок от боли, потрачу все силы на это. Простите.

Из хорошего: утром сходила забрала с вайлдберис книгу дорогой Оли Птицевой, теперь будет легче пережить весь этот ад.

Сегодня мне очень не хватает обычной скучной повседневности.

Повседневное — это наше хорошо забытое настоящее. Это все то, что избегает анализа, не требует рефлексии и раздумья, а как бы само собой разумеется. Если мы спросим усталую женщину в метро, что она думает о повседневности, она, скорее всего, ответит: «Ну что об этом говорить, это и так ясно». И она будет права. Эта самоочевидность повседневности делает ее особенно неуловимой. Труднее всего найти вещь, потерянную на самом видном месте, или обнаружить преступника, который не прячется, а беседует с соседкой и ест вареные сосиски. Повседневность тавтологична, чрезмерно знакома и потому невидима. Зигмунд Фрейд отметил, что очень хорошо знакомое (heimlich) легко превращается в жутковато-фантастическое (unheimlich), повседневное и невероятное — это братья-близнецы. Только потеряв возможность продолжать обычную повседневную жизнь — во время войны, в эпоху социальных катаклизмов или при переезде в другую реальность, мы вдруг начинаем вспоминать и ценить ее. Но это уже не наша повседневность, а наша бывшая повседневность, приукрашенная ностальгией.

💔💔💔
Светлана Бойм. Общие места

Простите, мне сложно сейчас о чем-то еще думать. Хочется о книжках и вот этом всем. Но моему другу сломали позвоночник и я не знаю, что делать.

Сломали позвоночник при задержании…

Смотрю на фото друга, которому насильно сбрили дреды и повесели на шею мясорубку, и это все на фоне моих тгшных обоев - единороги, зайчики. Невозможно, просто невозможно.

Третий день повышаю себе дозу успокоительных. Снова волны беспомощности и ужаса.

А, ну вот вам и название книги заспойлерила, получается..)

Но не все плохо. Что-то даже хорошо. Спасибо Юле за эту сторис, отвлекаюсь от ада, который творится.

Ну что. Все плохо.

Еще думаю о том, что хочется вписаться в какую-то хорошую и теплую ридинг-группу философских текстов. Может, знаете такие? Если знаете, поделитесь, пожалуйста ❤️

Чтобы отвлечься, расскажу, что слушала и читала на этой неделе:

• За пару дней прочитала роман «Моя темная Ванесса» Кейт Расселл, ужаснулась, триггернулась на пару заметок о своем детстве.

• Дочитала 9ю главу «Заря всего.Новая история человечества» антрополога Дэвида Гребера и археолога Дэвида Уэнгроу, много думала о концепции воображаемых городов.

• Читала научную пьесу Дмитрия Рогозина, иллюстрирующую принцип взятия этнографического интервью на поле. Задумалась, что хочется достичь подобной достоверности в диалогах.

• Слушала лекцию про документальный театр на нашем курсе по этнографии. Заскучала по театру.док

• Смотрела подкаст про образ сильной женщины в СССР

• Пыталась заново вникнуть в книгу «That's Not Funny: How the Right Makes Comedy Work for Them». На фоне новостей из Америки это все кажется довольно бессмысленным.

• Рылась в своих заметках для курса этичного стендапа (ох, их просто невозможно много), придумала пару новых упражнений.

Наверное, с учетом моего желания лечь и умереть всю эту неделю − не так уж плохо.

Очень устаю от того, что почти любой внешний стресс может меня выбить из колеи, закольцевать в тревожность, посадить в беговое колесо прокрастинации. Сразу минус продуктивность, зато жирный плюс ненависти к себе. И вот вроде я вчера постаралась как-то вправить кукуху на место, погулять на природе, выдохнуть, но вечером навалились новости про Тему, которого уже всей страной хотят четвертовать за идиотскую эйблисткую шутку, рейд этот еще на наши соцсети, после которого мы лихорадочно думали, что удалять из соцсетей, что закрывать, как вообще дальше жить. В современной реальности нужно уметь фильтровать, закрываться и переключаться, а я не умею. У меня тревожный мозг, склонный к гиперфиксациям, и даже незначительный стресс может меня разбить на недели и даже месяцы. А тут такое. Короче, сложно. Надеюсь, выбраться из этого состояния.

Из хорошего: ездили сегодня в парк Джрвеж, трогали последний снег

Временно сделала канал частным, потому что сегодня на книжный стендап был рейд.

Планы на день: работать над курсом и текстами
Я: реву с утра до вечера

Дело еще в том, что на курсе по этнографии для писательниц нам дали задание написать автофикшн или флэш-фикшн, и одна из предложенных тем − про насилие. Я всю неделю писала заметки о своем опыте, но почему-то именно от этого задания меня накрыло. Сижу, не могу ни на чем сконцентрироваться.

Дочитала «Моя темная Ванесса». Жаль, у меня нет психологини, я бы ей сейчас написала, что мне нужно срочно выговориться.

Ого! В Казахстане запустилось новое русскоязычное издательство Ricochet 🔥 И стартовая подборка книг интересная, Сашу Казанцеву я бы точно почитала.

Очень нравится концепция «книги-трамплина», о которой пишет Марина. У меня тоже так работает с некоторыми книгами, сейчас, например, читаю «Моя темная Ванесса» Кейт Рассел, и против своей воли процессю свою юность, полную похожих историй.

Но чаще у меня почему-то бывают «сериалы-трамплины». Меня может просто задеть выражение лица актри_сы, что-то в том, как она дернет головой или сложит руки на коленях, и голова тут же построит историю. Так я как-то смотрела «И повсюду тлеют пожары», снятый по романы Селесты Инг, и было что-то в том, как персонажка Риз Уизерспун поцеловала своего любовника. Я тут же поставила сериал на паузу и за полчаса написала рассказ на 7 страниц, текст буквально вырвался из меня.

Автор_кам, как мне кажется, важно много читать, много смотреть, много слушать музыки и подкастов, чтобы в голове не прекращал наращивать контексты и слова писательский моторчик.

Спустя столько лет до меня наконец-то дошло, что книги-трамплины, книги-триггеры письма, нужно читать не перед сном и не в автобусе, а в тот момент, когда сидишь где-то рядом с открытым ноутом и можешь тут же приступить к письму в тот момен, когда трамплин сработает. В целом, конечно, можно писать в заметках или на клочках бумаги, чтоб не потерять мысли, если вы все же оказались в такой книгой в постели (так я и делала раньше), но теперь меняю привычку: утром, перед тем как писать, я открываю книгу, которая скорее всего меня подтолкнет. Как санки с горы. У меня таких книг целый список, какие-то я уже читала и поэтому знаю, что они сработают, про какие-то только подозреваю (и чаще всего угадываю).
Сейчас такая книга - это повесть Натальи Баранской «неделя как неделя». Я от нее вообще в шоке, потому что это полный метч с моей темой: женщина, работающая в НИИ в лаборатории, в советское время, пытающаяся совместить работу, материнство и быт. В общем все то что мне сейчас нужно.
Книги-трамплины обожаю короче.

Рутина чтения теперь такая: одна книга на Английском / одна для себя / одна для письма. Все это в параллели

Еще «японский городовой»!

Только что вспомнила специфическое дв-ругательство «японорама» и, конечно, сразу добавила в текст.

Вообще не могу перестать сравнивать этот клип и мой текст. Текст, конечно, проигрывает)

Моя дорогая Саша сказала, что у пары глав моей книги (она читала не всё, потому что я хочу, чтобы ей в руки потом попал цельный доработанный роман со всеми редакторскими правками) вайбы вот этого клипа. Если это правда так, то всё удалось! Но я, правда, сомневаюсь, что у меня получилось настолько хорошо.

Еще немного жаль, что пришлось позврослить девочек с 12 до 14, чтобы не так шокировать читателей. Хотя у нас, находкинских девочек, все это происходило в наши совсем нежные 12-13, когда буквально еще вчера прыгали со скакалкой, а сегодня уже сосемся со старшим по району.

Очень часто люди, даже знающие, что я написала книгу о жизни девочек в нулевые в Находке, говорят: «Как там твоя книга про Владивосток». Для меня это звучит как звоночек-напоминание, что я не зря ее написала − хочется что-то сделать с этой преимущественно московской колониальной оптикой, согласно которой в Сибири есть только Новосибирск и Красноярск, а на Дальнем Востоке только Хабаровск и Владивосток.

Находка − это вообще совсем не Владивосток. Да и Владивосток до саммита АТЭС − это не тот Владивосток, в который 90% моих центральнороссийских знакомых «всегда мечтали слетать». Но даже тогда, до мостов и кампуса ДВФУ Владивосток был большим, прогрессивным центром Приморского края. А Находка после развала совка стала обычным бедным городком со спивающимся населением, разграбленными закрывающимися заводами, повышенной преступностью и коротким летним сезоном, привлекающим небольшие потоки туристов.

Жить в Находке означало: не иметь доступа к хорошему школьному образованию, к нормальной медицине, к нормальной социальной жизни (творческие кружки, допобразование, любые другие альтернативы улице были в дефиците), к базовой безопасности.

В Находке 18-летний амбал ногой разбил нос моей 14-летней подруге посреди фестивальной толпы, и никто не вступился.

В Находке 11-летнюю меня преследовал до самого дома какой-то мужик, и никто из прохожих не стал ничего делать.

В Находке менты избили до смерти отчима моей подруги (с которым я обменивалась книгами).

В Находке 19-летний преступник в розыске ухаживал за 14-летней мной.

В Находке гопники были не абстрактными страшилками с улиц, а твоими одноклассниками.

В Находке 15 лет строили городскую больницу (так необходимую городу), а в итоге отдали готовое здание под офисы.

Таких трэш-историй у меня много. Во Владивостоке в те же времена тоже не было все классно и спокойно, но студенческий город предлагал детям и подросткам какое-никакое, но разнообразие опыта. У детей в Находке была только улица. А у наших родителей − только пьянки в гостях друг у друга.

Я как могла (очень надеюсь, что хотя бы неплохо) попыталась рассказать, как жили мы, девочки, наполненные мечтами и желаниями, в городе, существующем только в рекламе про колготки. Городе на отшибе, городе, разбившемся о 90е как Титаник и затонувшем где-то в Тихом океане. Мне важно было создать свидетельство времени и мне хочется верить, что у меня получилось.

Смешной факт: даже когда я работала на АСТ, я продолжала проводить Аукционы плохих книг, где комики жестко прожаривали дерьмокниги. И на 95% наш лайн состоял из книг АСТ 😈

Прошло где-то три года с тех пор, как меня очень тихо попросили из АСТ, где я делала всякое вокруг книг, но не связанное напрямую с книгоизданием: организовывала профессиональные промо-съемки для всяких соцпроектов про подростковое чтение, делала книжные подростковые шоу, на которые собирала живых, ненагенеренных ИИ подростков, пыталась вытащить из пучины бессвязной концептуальной хуйни астэшный подростковый спецпроект (и скоро поняла, что нужно это только мне, остальные менеджеры просто писали на этот проект гранты и забирали себе треть от полученных сумм).

Знаю, некоторые мои друзяши из прекрасных независимых детских издательств тогда преисполнились ко мне недоверием, ведь я типа работала на врага. Но я на всякий случай напомню, что то были ужасные ковидно-постковидные голодные годы, в которые я, девочка из провинции, переехала в Москву и чуть не умерла от стресса и отсутствия денег на еду. АСТ (в отличие от других проектов, где я успела попробовать свои силы) не крутили из меня веревки и платили за то, что я очень хорошо умела − организацию всякой подростковой деятельности вокруг книг, поэтому их оффер стал для меня чем-то вроде брака по расчету.

Однако идейно я все еще была на стороне прекрасных Самоката, Белой Вороны, Розового Жирафа, Поляндрии и других, и каждый день представляла, чего бы такого крутого могли сделать независимые издательства, будь у них такие бабки.

А бабки были неадекватные. Я как-то с открытым ртом наблюдала, как отдел, в котором я была пристроена на ГПХ, слил восемь лямов на короткий видеоролик, который потом все забыли опубликовать в соцсетях проекта. Восемь, твою мать, лямов и «ой, забыли, что ролик вышел две недели назад». Да на восемь лямов одно небольшое издательство может целый фестиваль закатить. Даже два.

И все эти бабки экономились на зарплатах таким вот сидящим на ГПХ ребятам: на зарплатах переводчи_ц, корректор_ок, сммщи_ц, организатор_ок дизайнер_ок, иллюстратор_ок.

Поэтому сегодня, когда я увидела пост Сережи про ИИ-обложки у АСТ, я очень разозлилась. Потому что деньги, сэкономленные на таких обложках, пойдут не на зарплаты рядовых работни_ц издательства, чья деятельность напрямую связана с созданием книг, которые мы читаем, а на всякий трэш, которым приближенные к начальству мэнеджеры показывают свою фейковую продуктивность, ну или в зарплаты этих самых менеджеров, вписавших себе в отчеты проект «по удешевлению производства обложек».

Много негодования. Простите за маты.

Дихотомия архитекторов и садовников мне кажется скорее спектром, чем четким разделением, и на этом спектре интересно искать свое место. С одной стороны, я люблю писать синопсисы и планы, заранее продумывать концовку и строить гипотезы событий, который могут к этой концовке привести. С другой стороны, вся эта структура в моей голове выглядит как организованное, но пустое пространство, такие расставленные по порядку клумбы, в которые я могу посадить что угодно, и оно (если не противоречит основной идее текста), там приживется.

Так мне сегодня снились мои девочки (героини книги), которые прямо в моем сне рефлексировали и рассказывали о себе кое-что важное. Я проснулась и быстро записала всё, что смогла запомнить.

А потом пошла, быстро пробежала глазами текст, нашла в тексте места, где связки не такие плотные, и добавила туда еще немножко девочек и их мыслей.

В такие моменты текст мне кажется похожим на вязание, и я вроде как уплотняю его там, где нити чуть разошлись.

В общем, нити, клумбы, цветы − какие только ассоциации мозг не подкидывает во время работы над текстом. Но, главное, конечно, чтобы писалось)

Сегодня весь день лежу под мутными колпаком мигрени и грустно пью обезболивающие, которые не помогают. Но на самом деле это не нытья пост, а радости. Я уже месяц как не могу сесть за написание новой программы для курса по этичному стендапу, но вот дедлайн горит, голова начинает наконец-то что-то генерировать в эту сторону и в это же самое время мне пишет прекрасная Римма Раппопорт, которая хочет в своей школе провести со школьниками книжный стендап. А нет ничего ценнее, чем подумать свои идеи и тобой придуманные упражнения об классного и умного человека. Может, наконец-то, это станет для меня пинком, чтобы сесть и написать книгу о том, как школьнику написать свой первый стендап. А, может, Римма захочет стать моей соавторкой? Мечты)

8 марта я думаю о том, что невероятно благодарна за женщин, с которыми мне повезло дружить и быть знакомой. Такие сильные, такие настоящие, вдохновляющие быть лучшей версией себя, женщины, которые всегда поддержат и найдут правильные слова, женщины, чьи книги и блоги не дают мне обратно упасть в депрессию. Вы создаете этот мир, пока другие его разрушают. С праздником, дорогие 🌱

Моя дорогая редакторка советует мне отправить рукопись на Лицей, и я очень из-за этого переживаю.

Во-первых, это мой последний шанс податься на Лицей, летом мне исполнится 36 лет.

Во-вторых, мне кажется, что я недостаточно хороша для конкурсов. Что нужно было закончить Лит или ВГИК, или хотя бы филфак. Нужно было все эти годы писать, а не лежать в депрессии. Нужно было сказать что-то новое, а не заново обсуждать нулевые.

И боюсь, что сейчас начну использовать свою любимую стратегию: буду убеждать себя, что мне абсолютно не на что надеяться, чтобы не умереть от стыда, когда мое имя не пройдет в лонглист премии.

Очень хочется научиться жить без вот этого надрыва и постоянного самоедства. Пойду завернусь в одеяло и немного погрущу.

Разблокировалось воспоминание: однажды один мой хороший друг, который взял в жены девушку с маленькой дочкой (не от него) сказал мне: я сделаю всё, чтобы она (эта маленькая девочка) не прошла через то, через что прошла ты.

Рыдала ли я? Да, рыдала.

Почитала комментарии под публикациями про Оксимирона и не могу понять одного. Как долго еще люди будут защищать мужчин, которые растлевают 14-15 летних детей (да даже 16 летних, какая разница?)? Что это за общество, в котором девочки воспринимаются как расходный материал? И почему публичные люди вроде Аси Казанцевой защищают право взрослых мужчин на секс с несовершеннолетними?

Очень хочется жить в мире, где девочки находятся под защитой общества. Но все больше кажется, что это какая-то утопия.

Больше всего мне хочется узнать истории женщин в нашей семье. У меня невероятная бабушка, про которую у меня есть очень вдохновляющая история, как она собственноручно изобрела состав фарфора, который совсем не трескался при обжиге в печи. И отдала этот рецепт заводу, на котором работала. Завод с тех пор использовал только этот рецепт, но бабушке за такую, вообще-то супер-важную, разработку ничего платить не стал. Но про бабушку узнали держатели таких заводов в Китае (!) и пригласили ее работать на них. Бабушка отказалась, потому что была патриоткой и хотела приносить пользу Советскому Союзу. Честная, умная и… бедная, с двумя дочерьми, которых нужно было тянуть (дед Петр Аристов, который сам же увез семью с Урала, бросил бабушку во Владивостоке и уехал жить в другую страну). Много думаю об ее этом решении, и бесконечно хочу обнять.

И есть у меня предчувствие, что все это не из ниоткуда, и остальные женщины в нашей семье не менее крутые.

А вот это фото 1926 года

Уже десять лет я ношу мамину фамилию, даже поменяла ее в паспорте. Поменять отцовскую фамилию на мамину было самым лучшим решением в моей жизни, потому что я смогла наконец-то освободиться от тяжести травмы, связанной с отцом и его семьей. Женщины моей семьи по маминой линии (в том числе я) столкнулись со стороны семьи отца с сексуализированным насилием, жестокостью, унижением и даже побоями, и мой отказ от отцовской фамилии − это маленький жест возмездия.

Но именно из-за этого меня все эти годы не покидало чувство пустоты на месте семейных связей. Семья отца и семья мамы враждовали, и я большую часть жизни не видела свою бабушку, тетю и двоюродных брата с сестрой, хотя мы жили в соседних городах. А когда я наконец-то перебралась из Находки во Владивосток, мы были друг другу уже совсем чужими. И я привыкла считать, что у меня нет семьи. Что я одна, и мне надо как-то с этим справиться.

Но в последние годы бабушка и тетя стали рассказывать мне удивительные, но очень разрозненные истории про нашу семью, как бы приглашая обратно, показывая, что я тоже часть истории семьи. Например, что моя прапрабабушка по маминой линии держала лавку тканей в царской Москве. А за тканями она ездила в Китай, что, как подсказывает чат джипити, означало, что у моей семьи были широкие торговые связи и хорошее понимание рынка того времени. Еще в нашей семье часто звучат смутные разговоры про родовые усадьбы где-то на Урале (как я понимаю, под Екатеринбургом), и эти разговоры всегда меня смущали какой-то имперскостью, но потом я узнала, что мои предки не только вели роскошную жизнь в богатых усадьбах, но и построили городскую больницу и вообще, как я понимаю, занимались благотворительностью. Из оптики 21 века это не звучит как что-то обязательно хорошее, но я надеюсь узнать больше и мне хочется верить (зная моих родственниц), что они не были обычными богатыми сумасбродами.

Так у меня снова появилась семья. Правда, только по маминой линии. И я принялась задавать вопросы и пытаться узнать, как она была устроена.

И вот недавно двоюродная сестра моей бабушки неожиданно прислала нам фото 1926 года, на котором изображены моя прабабушка Мария Чижова, ее муж Степан Аристов, моя прапрабабушка Чижова Евгения Петровна. И Чижовы и Аристовы были зажиточными купцами, и почти наверняка это был брак по расчету. Но какие же они красивые! И какие у них интересные лица. Очень хочется однажды подержать эту фотографию в руках и получше разглядеть.

Но что я уже разглядела − это книгу на коленях моей прабабушки. К сожалению, в семье никто не знает, что именно это за книга, но, учитывая то, что семейное фото в те годы было целым событием, дорогим и статусным, ничего лишнего в кадр попасть не могло. И почти наверняка, книга на коленях − это символ. Например, того, что моя прабабушка была образованной (это факт) и училась или в гимназии, или даже в университете.

Чат джипити еще подсказывает, что это может быть намек на связь с семейной традицией: купцы часто были не просто торговцами, но и просвещёнными людьми и многие поддерживали народные школы, выписывали газеты, читали книги по бухгалтерии, праву, истории. Возможно, в моей семье было принято уделять внимание образованию, и книга на фото — часть этого наследия.

Вся эта информация очень отзывается во мне. Много лет я жила с ощущением пустоты на месте семейных связей, будто висела в воздухе и не за что было ухватиться. И теперь мне хочется знать про мою семью все, найти архивные записи, узнать больше о том, что читали, с кем вели переписку, какие идеи отстаивали. И наконец-то обрести землю под ногами. Потому что память, как я теперь чувствую, это то − что помогает держаться в самые сложные времена.

И ложечка дегтя в эту историю: фото сделано буквально в те годы, когда на Урале начались раскулачивания. А в моей семье все знают, что нас раскулачивали два или три раза. Даже не могу представить, как они это всё переживали. Хотя, учитывая, что мой дед в итоге стал алкоголиком, понятно, как.

Женя нереальная, конечно

Хочу скорее читать 👆❤️

на сайте NoAge открыт предзаказ на "Улицу Холодова"

С утра сижу за редактурой книги, проверяю, как работают дополнительные линии и смыслы. И тут мне включают саундтрек, который я не заказывала.

У Насти Красильниковой вышел новый выпуск подкаста «Дочь разбойника». Предчувствую много боли и злости. Мне каждый выпуск давался тяжело − я неделями плакала и тревожилась. Но потом приходило чувство, что меня услышали и поддержали. Каждый раз.

Женя Некрасова о том, почему было бы здорово, если бы современную русскую литературу, тот же «Год порно» переводили и читали в Англии, Германии и других странах. Can't agree more.

потому что она не хуже, чем какая-то другая, в том числе англоязычная, или корейская, и какая угодно другая. и я не про сам факт перевода, а про то, кто и сколько людей читает. не должны, но было бы неплохо, литература один из способов рассказывания о себе, знакомства, лекарство от экзотизации и монстротизации

Когда я вспоминаю про Светлану Петрийчук и Женю Беркович мне хочется одновременно орать, плакать и бить стены. Я не могу помнить о них каждый день, потому что иначе моя психика не выдержит. Но сегодня правда очень важно о них вспомнить и, если есть ресурс, помочь и написать письма. Обнимаю нас всех. Держимся.

День писателя учредили для напоминания о важности свободы слова и борьбе с цензурой, так что правильнее всего напомнить в этот день про Светлану Петрийчук и Женю Беркович. Они сидят в колонии по неправосудному, абсурдному приговору за пьесу и спектакль, в которых даже зетники — люди, совестью не наделенные — не видят ничего криминального.

Они очень нуждаются в поддержке и наших письмах. Как написать Светлане, написали вот тут https://t.me/petriichukdelo/798, а контакты Жени — вот тут https://t.me/berkonovosti/214

Можно писать о чем угодно: о жизни, погоде, любимых прочитанных книгах. Старайтесь не писать об уголовном деле, такие письма цензура не пропускает.

Если пропустили на канале:

Обзор сборника пьес Петрийчук
Рецензия на "Питомцев" Жени Беркович

Свободу политзаключенным

К слову про мужчин. Человек мужского гендера с подписью «Литсотрудник» в профиле упивается моей историей про изнасилование. Тоже великий писатель, уверена.

Я раньше боялась таких комментариев и не участвовала в миту из-за страха, что мне сделают еще больнее. Сейчас не боюсь. Во мне сильно больше гнева, чем страха.

Думаю о том, что «величие» − это преимущественно мужской конструкт. Для патриархальных мужчин всё война и борьба за власть. Даже литература.

Женщины не хотят «великую» литературу. Мы хотим книги, которые обнимают. Книги, которые напоминают, что мы не одни. Книги, которые включают наш опыт. Уязвимые книги, искренние книги, книги, где большой нарратив не заслоняет трепетное и нежное.

Однажды мы наконец-то перестанем говорить «великая книга», «великий автор». И окажется, что все прочитанные и написанные нами книги были важны.

Картинка-напоминание, что время, потраченное на рилсы и сериалы, можно было потратить на хорошую книгу ❤️

Думаю, у всех автор_ок есть любимые упражнения для разгона. Кто-то составляет алмаз героя, кто-то засекает время и фрирайтит, кто-то придумывает идеальное первое предложение.

А я пишу списки. 15 лет назад я подсмотрела это упражнение у одной спикерки на TED. Всё очень просто: пишешь наверху страницы тему, формулируя ее как «Что я знаю о...» и пишешь все, что придет в голову. Так можно написать стихотворение, рассказ и даже синопсис для романа. А иногда − вытащить сильно наболевшее.

Недавно на обсуждении современной литературы присутствующие мужчины пустились в пространные обсуждения великих писателей − тоже, разумеется, мужчин. Там, где я выросла, тоже были великие писатели. И я решила осмыслить мое знакомство с ними через список. Это не объясняющий весь литпроцесс список. Это не мое уравнивание всех великих писателей (хотя иногда хочется). Это то, что именно я знаю о...

Что я знаю о великих писателях

1. Один великий писатель, считавший себя местным достоянием, изнасиловал меня возле моего дома после того, как я расплакалась при нем из-за мамы, чуть не погибшей в аварии. А потом написал об этом рассказ-поэму, издал ее в пафосном сборнике и показывал друзьям-писателям. Через несколько лет я организовала презентацию его книги, потому что кто-то же должен поддерживать литературный процесс.

2. Этот же великий писатель потом спал с совсем молодой девчонкой, бывшей школьницей которая мечтала через него попасть в большую литературу. В плохие дни я думала, что мы с ней похожи. Но мы и правда похожи.

3. Другой великий писатель тоже хотел меня изнасиловать, но я уже была настороже, и у него не получилось. Тогда он пообещал отвезти меня за город и зарыть в лесу. Когда и этого у него не получилось, он стал писать в социальных сетях о том, что я − причина упадка литературы.

4. Еще один не настолько великий писатель, читавший рассказ-поэму о моем изнасиловании, хотел повторить славный подвиг своего великого писателя-наставника. Но передумал и стал моим другом (редкое исключение).

5. Еще один великий писатель зажал меня в углу на презентации своей книги. Видимо, в качестве награды за то, что помогла ему набрать полный зал на презентацию его друга-писателя, тоже великого, но по-настоящему: московского. Всё ради литературного процесса, Оля.

6. Еще один великий писатель писал на меня доносы в какую-то из администраций, его оскорбляла моя молодость (недоступная ему? вызывающая?).

7. Первый великий писатель выпустил в большом издательстве никому не нужную книгу. Второй великий писатель привык оскорблять всех, кто ему отказывает, и ему пару раз сломали руки и ноги. Третий великий писатель купается в премиях, но ничего по-настоящему нового написать не может. Четвертый великий писатель, наверное, уже умер.

8. И все они как один повторяли: сначала добейся, сначала добейся, сначала добейся…

9. Когда говорят «великий писатель», я слышу «беги».

Нам нужен такой роман от Сережи, ахаха 👆

Только что в моем канале про стендап (все-таки буду разводить каналы по темам) чел неиронично рассказал в комментариях, что он правак, который бежал из России от левацкой Путинской диктатуры.

Дорогие подписчики, а какие левые идеи Путина знаете вы? Я сомневаюсь между запретом абортов и присваиванием статуса террористов поэтам и писателям.