...НО ХОТЕЛОСЬ БЫ, ЧТОБЫ ОН УЖЕ ПЕРЕСТАЛ ТУДА ХОДИТЬ
Сегодня я расскажу вам об удивительном чуваке.
Его до сих пор называют не по фамилии – и даже не по имени! – а вообще по уменьшительной форме имени. Как если бы, скажем, Наше Всё сплошь и рядом звали «Саня».
Никто понятия не имеет, как он выглядел на самом деле. Вернее, версии есть, но они дико противоречат друг другу. А общепринятый его портрет – надо же, чтобы у человека было какое-то лицо? – написан его большим фанатом... который, впрочем, ни разу в глаза не видел своего кумира. Ну, полтора века всё-таки прошло.
И, наконец, он написал громадный фанфик, который, можно сказать, на высочайшем уровне признали каноном.
Но давайте по порядку. Родился этот чувак в мае (хотя это не точно), в городе, который тогда был мощным средоточием прямо всего сразу: торговли, ремёсел, политики, не говоря уже об искусстве (и это точно). Словом, там было здорово, но крайне неспокойно.
Когда наш герой достиг возраста третьеклассника, что по тем временам уже было немалой удачей, история началась. А именно: на празднике в гостях он увидел девочку-ровесницу и влюбился. Конечно, чувства в подобные лета, если уж возникают, редко затягиваются дольше чем на пару недель. Но это был не тот случай.
Спустя ещё девять лет он снова встретил ту же самую девушку – и, о радость, она... Ну, угадайте: ответила взаимностью? Дала согласие на брак?
Она с ним поздоровалась.
Только и всего, ребят. И чел был настолько этим окрылён, что уже одно это событие, видимо, сделало его поэтом. Дальше он опасался, видимо, не только говорить с возлюбленной, но и лишний раз глянуть на неё – что, на минуточку, однажды её даже возмутило. Для ясности: она уже вышла замуж, да и в любом случае её бы выдали за кого-то посолиднее, чем какой-то там соседский парень.
В итоге они буквально перекинулись парой слов дважды за всю жизнь (первый раз – тогда, в детстве). А через несколько лет, увы, прекрасная дама безвременно отошла в мир иной.
Наш герой долгое время был безутешен; друзья вспоминали, что он находился прямо-таки на грани помешательства. Впрочем, отдаваться печали и тут было некогда: требовалось участвовать в жизни беспокойного родного края, – к тому времени он, кто бы думал, состоял в правительстве, – коллеги и родичи намекали, что пора бы жениться, и пришлось последовать их совету, хотя это имело отношение скорее к политике, нежели к любви.
А дальше начались чудеса.
В какой-то момент чувак поддержал в конфликте не тех, внезапно оказался в оппозиции, и из родного города его вышибли с треском. Вернее, запретили возвращаться. Причём не просто так, а дважды заочно приговорив к казни. Далее наш герой был вынужден скитаться чуть ли не по всей Европе (семья за ним в изгнание не отправилась), даже в Париже успел пожить, и историкам след его местами неясен. Тем не менее, в эти годы он писал без остановки. Причём не на латыни, как было принято, а на родном языке, что считалось... ну, чем-то несерьёзным. Видимо, в том числе потому главный его опус и был назван комедией.
Вот уж где, дорогие мои, он порезвился на славу! Расправился со многими своими недругами. Превознёс, наоборот, тех, кого почитал. В проводники себе выбрал знаменитейшего античного собрата по перу. Вознёс почившую возлюбленную в горние сферы, точнее, вознёсся сам с её помощью. И вообще предельно детально (и вправду не без юмора) описал потусторонний мир. В те времена хождение на тот свет было популярным жанром, но у нашего героя получилось круче всех. Вплоть до того, что даже церковь призадумалась и признала: да, господа, так всё оно и есть.
Говорят, когда он проходил по городу, девушки провожали его глазами с ужасом и передавали друг другу шёпотом, где он побывал. Вот что значит талантливо проработать лор. (От себя добавлю: и что, спрашивается, им было нужно, этим девушкам? Должно быть, тогда в моде было другое.)
Время шло. Чуваку даже предложили амнистию... ну как амнистию: вернуться и покаяться. Тогда это, кстати, подразумевало не извинения на камеру, а проход через весь город босым в одной рубахе, со свечой в руке.
(1/2)