Обновляем «Дайджест» и читаем цикл поэта и критика Андраника Антоняна «Мир после паузы». Сквозь преломления языка возникает и преломление мира, который может проявиться целиком только «после паузы». Возможно, поэтому в текстах-фрагментах часто встречаются образы, говорящие нам о незавершённости пространства, где пребывает субъект (подданный этого места или его создатель, взявший «паузу», чтобы взглянуть на свои труды?)

.

<…>

4.
 
Я смотрю на глаза. Они ползут по мостовой складке. Безмятежность стояла везде: у мамы на работе, в Белом доме, в офисе Туроператоров для поездки во Владикавказ. Но осень люди выбирали сами. Осень люди выбирали сами. Осень люди выбирали сами.

<…>

10.
  
Я бы хотел свое «почему», но я не знаю где греются вишни! Осень, читать пыль. Сырая циркуляция озноба. Хлыст — падчерица сережки. Болт моли в желудке жалуется на прокрастинацию. Мыло стирает связки горла, растущего из листа со дна сна, теряющегося в клубе шаттлов штампа. Штамп : обратная сторона резца, толкующего о. О — полесье судорог новолуния. Я черчу исходящие сообщения.
  
11.
  
Выхожу в пространство, где пересечение острых ля. Мы скользили по кривой. Струя, как дым, поднимаемая на плечи. Если я наткнусь на камень, паучок перевернется. Долгая, как растущий день, длина электрического голоса. Как тут уснешь? Во многом щуп дошел до бумаги и там расстался. Как дым, поднятый на ноги, взмах — яблоко на дорогу. Стена моя: витраж ограбления. Передай небо другому.

Приглашаем вас на презентацию книги Луиджи Баллерини «Кефалония (монолог в двух голосах)» (СПб.: Jaromír Hladík press, 2025).

Поэма «Кефалония» (2005), посвященная расстрелу немцами военнопленных итальянской дивизии «Акви», представляет собой «монолог в двух голосах»: итальянский солдат, павший в бою, ведёт беседу с немецким предпринимателем, которому всё сходит с рук. Сложная коммуникация между двумя этими персонажами лежит в основе произведения. Оно развивает традиции Данте, итальянского герметизма и неоавангарда и базируется на полифонии языков — от древнегреческих мифологических номинаций до народных итальянских песен — и непрямом высказывании, тахикардическом синтаксисе, связанном с невозможностью прямого говорения об исторической трагедии.

Луиджи Баллерини — итальянский поэт, писатель, переводчик, куратор, редактор, почётный профессор Калифорнийского университета. Лауреат поэтических премий: Premio Feronia-Città di Fiano (1988), двух премий за поэму «Кефалония»: Premio Brancati (2005), Premio di poesia Lorenzo Montano (2005) и др.

Презентация пройдёт 28 апреля в 19:00 в кафе «Гоген» (Нижняя сыромятническая, дом 10, строение 10).

Участники презентации:
— Луиджи Баллерини (онлайн) — итальянский поэт, писатель, переводчик, куратор и редактор.
— Ольга Соколова — составитель и переводчик книги «Кефалония (монолог в двух голосах)», доктор филологических наук, старший научный сотрудник Института языкознания РАН, лингвист, переводчик. Специалист в области поэтического дискурса, русской и итальянской поэзии.
— Анна Ямпольская — PhD (Università di Firenze), кандидат филологических наук, руководитель итальянского семинара в Литературном институте. Специалист по итальянскому языку и литературе, теории и практике перевода.
— Лиза Хереш — поэтесса и переводчица, редакторка журнала «Флаги».

→ Первая публикация части поэмы на «Флагах»

Сегодня в «Дайджесте» читаем цикл Вячеслава Глазырина «Болящее время: три фотографии», где фотографическое фиксируется вербализированным, и не то запечатление, не то распечатывание запечатлённого слышится отголоском позднего пророчествования.

<…>

3

Корабль черный летит,
Одиссея голос великий:

невозможную песнь
жажду слышать,
запредельную песнь.

Закрываю глаза,
и сквозь веки,
солью изъеденные,
свет наполняет меня,
но не превозмочь ему — тьмы,
корни пустившей во мне
так глубоко, что перед ней отступает
свет раннего детства.

Слышу во тьме,
словно дети в храме поют,
сплетаются голоса:

великая гордость ахейцев
и ты весь в крови
и песни твои все в крови

кровавые мальчики

<...>

В международный день памяти, посвящённый немецкоязычному поэту и переводчику Паулю Целану, вспоминаем наши материалы о его творчестве, ставшем одной из поворотных вех поэзии второй половины XX века и современной поэзии:

→ Кенотаф (перевод с немецкого Алёши Прокопьева)
→ Алёша Прокопьев. К выходу книги «Решётка речи». Целан как тотальное погружение в любимых поэтов. Эссе и переводы стихотворений.
→ Стихотворения из «Поместья времени» (перевод с немецкого Ивана Соколова)

.

ПОИГРЫВАЯ ТОПОРАМИ
[MIT ÄXTEN SPIELEND]

Семь ночных часов, семь бессонных лет:
поигрывая топорами,
лежишь в тени вставших во весь рост умерших
— o дерева́, которых тебе не свалить! —,
в изголовье — блеск Непроизнесённого,
нищета Слов — в изножье,
лежишь и поигрываешь топорами —
и, как они, сверкаешь и ты наконец.

(пер. с немецкого Алёши Прокопьева)

В международный день памяти, посвящённый немецкоязычному поэту и переводчику Паулю Целану вспоминаем наши материалы о его творчестве, ставшем одной из поворотных вех поэзии второй половины XX века и современной поэзии:

→ Кенотаф (перевод с немецкого Алёши Прокопьева)
→ Алёша Прокопьев. К выходу книги «Решётка речи». Целан как тотальное погружение в любимых поэтов. Эссе и переводы стихотворений.
→ Стихотворения из «Поместья времени» (перевод с немецкого Ивана Соколова)

.

ПОИГРЫВАЯ ТОПОРАМИ
[MIT ÄXTEN SPIELEND]

Семь ночных часов, семь бессонных лет:
поигрывая топорами,
лежишь в тени вставших во весь рост умерших
— o дерева́, которых тебе не свалить! —,
в изголовье — блеск Непроизнесённого,
нищета Слов — в изножье,
лежишь и поигрываешь топорами —
и, как они, сверкаешь и ты наконец.

(пер. с немецкого Алёши Прокопьева)

Обновляем «Мастерскую» и читаем подборку Александра Клямкина с комментарием Стаса Мокина:

«Думается, что стихи Саши всё-таки уязвимо-нежные, их нельзя вскрыть как вены или как консервную банку. И мы смотрим на них издалека. И, наверное, в этом есть сила слабости»

.

Лай собак —
те же молитвословы,
с каждого угла —
по последнему крику.

Эхом звонятся закоулки
и неведомые тропы,
Морем разливается темнота,
а ты возьми (ладонь)
и перейди.

Глаза видны из-под век,
сквозь снег,

прорываются подземные сады —
так матери зовут детей,
и дети идут —
мать убить.

Обновляем «Мастерскую» и читаем подборку Александра Клямкина с комментарием Стаса Мокина:

«Думается, что стихи Саши всё-таки уязвимо-нежные, их нельзя вскрыть как вены или как консервную банку. И мы смотрим на них издалека. И, наверное, в этом есть сила слабости»

.

Лай собак —
те же молитвословы,
с каждого угла —
по последнему крику.

Эхом звонятся закоулки
и неведомые тропы,
Морем разливается темнота,
а ты возьми (ладонь)
и перейди.

Глаза видны из-под век,
сквозь снег,

прорываются подземные сады —
так матери зовут детей,
и дети идут —
мать убить.

Возвращаемся после нового номера и публикуем в «Дайджесте» прозу поэтессы и исследовательницы скандинавской литературы Полины Ходорковской. Весь образный ряд этого текста словно стремится вперёд, как звук, в чьем зазоре пребывают явления, «указывая на ветхость Другому» и «старя доступный воздух».

.

<...>

Ты права не впервые, но твои догадки о давно снова живущих существах — самые первые, потому как все скрытые упущения сглаживает существ ещё присутствующее дыхание, этот горн для выплавки собственной исторической жерди: Да мы пташки, мы Лукаши, и дом этот неприхотливо стукается о воздух, ведомый нашей эхолокацией, и в месте ушиба меняет цвет с серого на фиолетовый, а в месте утешения — с фиолетового на серый, длинная, длинная периодика нашей учебы вестись, учебы разведённых друг к стеклянной спине друга и проведённых спин друг друга ради, и если мы посмотримся чуть больше лукаша друг на друга, и если мы полезем на спины друг другу. Но они не договорили, это вопль Б., она машет рукавами и туда, внутрь, слетаются на гнездовье Они, чтобы договорить, и к общему несчастью непрерывно ударяются о человеческое тело, а от избытка фиолетового цвета — о человеческие тела.

<...>

Двадцатый, юбилейный номер «Флагов». В номере:

ПОЭЗИЯ

→ Иван Барно «Республика, вызванная со всех сторон»
→ Марина Богданова «Склейки»
→ Фёдор Бусов «Венера на красном тракторе»
→ Юрий Гудумак «Качественный факт смены времён года»
→ Виталий Зимаков «примечание патологоанатомки»
→ Наталья Игнатьева «Обсерватория-сигнал»
→ Анастасия Кудашева «Белый след размером А4»
→ Евгения Либерман «У конечного порога звука и зрения»
→ Женя Липовецкая «Страх в конце дня»
→ Ниджат Мамедов «Носитель перцепции смертен»
→ Ростислав Русаков «Жатва»
→ Дани Соболева «SCANDO-SLAVICA»
→ Нина Ставрогина «Покрова на Гьёлле»
→ Григорий Стариковский «Семь стихотворений»

ПРОЗА

→ Степан Гаврилов «ФЛОРИСТЕМА D890-TK14»
→ Нико Железниково «rosarium genitalia garden»
→ Настя Чиркашенко «Две коллажные истории»

ПЕРЕВОДЫ

→ Модернистская поэзия Исландии (в переводе Викти Вдовиной)
→ Гуннар Вэрнесс «Эксперт по рождению (перевод с норвежского Дмитрия Воробьёва при участии Микаэля Нюдаля)»
→ Рене Шар «Предполагаемому (перевод с французского Елены Захаровой)»
→ Новый нарратив: стихи Денниса Купера и Кевина Киллиана (перевод с английского Анны Сидоренко и Дмитрия Сабирова)
→ Современная эстонская поэзия (в переводе Елены Скульской)
→ Экспериментальная итальянская поэзия: от неоавангарда до наших дней. Часть 2 (в переводе Ольги Соколовой)
→ Борис Новак «ДВЕРИ В ОДИН КОНЕЦ. Фрагменты эпоса (перевод со словенского Владимира Фещенко)»

РЕЦЕНЗИИ И ЭССЕ

→ Любовь Баркова «Заметки о чтении фандомной поэзии»
→ Софья Прохорова «39 путей к будущему воссоединения: медиакентавры Анастасии Кудашевой»
→ Илья Морозов, Семён Ромащенко «Как это делает зеркало (рецензия на книгу "Речь зеркал")»

IN MEMORIAM

→ «Мы возникли на пустыре» (беседа Владимира Коркунова и Шамшада Абдуллаева)

АРХИВЫ

→ Нина Искренко «Из личного архива. 2:2 в нашу пользу»
→ Евгений Малахин «Отрывки из книги "П.А.Е.М=а"» (с предисловием Александры Шабатовской, Руслана Комадея и Дмитрия Сабирова)
→ Елена Шварц «Восемнадцатый альбом. Четыре наблюдения»

Завершаем серию обзорных публикаций, посвящённых материалам последнего номера, и читаем пьесу Тимура Темеркаева «за языком» с комментарием Лизы Хереш:

«Известная структуралистка и философиня Юлия Кристева сказала, что литературный жанр, существующий в семиологической системе, "означает под языком, но никогда помимо него". Как может выглядеть пьеса, написанная «помимо него» — помимо естественного языка, образующего свою структуру?

Пьеса Тимура Тимеркаева "за языком" локализована в человеческом мозге и даёт голоса не столько внутренним органам обработки речи, сколько вообще заставляет разговаривать организм. При этом он разговаривает с другим — голосом — на языке, который непонятен и лишён для нас всякого смысла».

.

<...>

РЕЦИПИЕНТ. Б... боло... бо-ло...! Не понимаю.
B-КЛЕТКИ. Это пройдет. Всё запомнится. Новое — оно всегда лучше. Больше, лучше, быстрее, выше, сильнее. Глубже.
РЕЦИПИЕНТ. Но я не могу понять.
T-ХЕЛПЕРЫ. Не волнуйтесь, мы поможем найти примеры.
T-КИЛЛЕРЫ. Уничтожим всех, кто не понимает. Все должны понимать. А кто не понимает, тому…
NK-КЛЕТКИ. Вот придумали. Мы привыкли. И ничего не хотим менять. Нам это не подходит!
B-КЛЕТКИ. И очень даже подходит, продолжайте и не волнуйтесь. Мы работаем над адаптацией к новому, а это занимает время.
T-ХЕЛПЕРЫ. На древнерусском боло́гыи — это «благой, хороший». Бологое — даже есть город такой.
РЕЦИПИЕНТ. Как-то сложно.
T-ХЕЛПЕРЫ. Знаете, ещё проще запомнить по ассоциации. Боллога — болл-ога, болит нога.
T-КИЛЛЕРЫ. И будет болеть. Должна болеть.
NK-КЛЕТКИ. Не нужно нам этой заразы! Избавиться от неё — и всё.

<...>

Ведём обзор материалов последнего номера дальше, сегодня читаем пьесу анонимной авторки «АСЯ», форма которой имитирует формат интернет-блога, с комментарием Лизы Хереш:

«"Ася" рассказывает о спасительной замкнутости интернет-повествования и выстраивания своего образа «я», лишь опосредованно связанного с реальной жизнью. «Я» всегда может достраивать фразы за других и наделять их новыми словами. Однако эта власть иллюзорна — в кризисный момент «я» утешается доброй сказкой, которую бы не одобрила сжатая публичная сфера. Слова, попавшие в список нежелательных, помогают поверить в возможность счастливого финала хотя бы для сказочных героев. Их ограниченная сила, даже не ведущая к «разлогиниванию» пользователя из социальной сети, — грустное и прекрасное свидетельство тех утешительных швов, которые драматургически проходят по телам наших коммуникаций и разговоров».

.

<...>

Марыся: Хочешь послушать отрывок из стендапа, который я никогда не напишу?

Ася: М?

Марыся: Есть такая дурь иногда, знаешь? Ну, такая, которую никуда не деть. Короче, глупости всякие, которые из головы не выкинуть. Короче, я тут просто посмотрела, мне случайно попался трейлер одного фильма, и там история женщины, которая возвращается к жизни после острой депрессии.

И там была одна такая фраза… я всё не могу выкинуть ее из головы.

Там главная героиня сидит в психиатрической клинике с другой женщиной, и та говорит, «я типа стала понимать, что депрессия, это не то, что внутри, в голове, это то, что снаружи» (неточная цитата).

И, как, бы ну, нет, депрессия, это химия мозга. А это — стигматизация и романтизация. А фильм такой весь в сепии, и актеры красивые.

А в другой раз, Марыся рассказала мне про парня с работы:

Марыся: Понимаешь, мы стали обсуждать разные подарки, а он такой: «А я подарил девушке зажигалку, чтобы сжечь прошлое и растопить лед. Но она, кажется этого не поняла».

Ася: Ну а что, вполне романтично.

Марыся: Это тот самый человек, который месяц пытался добиться встречи, а потом без предупреждения заявился к ней с огромным плюшевым медведем и объявил о своих чувствах. А когда она отказалась, писал ей каждый день, со словами, что он попробует зайти с другого угла.

Ася: А.

Марыся: Ага.

<...>

В новой обзорной публикации, посвящённой нашему последнему номеру, читаем пьесу поэтки Оли Чермашенцевой «ильээль» с комментарием Екатерины Августеняк:

«...пьеса Оли Чермашенцевой не предлагает сценариев будущего, она только фиксирует боль настоящего в метаироничном потоке. И, на первый взгляд, не показывает возможных выходов из лабиринтов травмы. Хотя, возможно, способ освобождения сопровождает нас в течении всего текста и лежит на поверхности. Та самая межличностная размытость, это прохождение реплик сквозь друг друга, это присвоение языка насилия и отказа от него. Когда спасение на уровне сюжета невозможно, остается только совершать системный слом на уровне языка».

.

<...>

Она: Как прошел твой день?
Он: Неплохо, спасибо. Много работы, но я справился. А твой?
Она: Тоже нормально. Была небольшая встреча с коллегами, обсуждали новый проект.
Он: Звучит интересно. Я всегда восхищаюсь тем, как ты серьезно относишься к своей работе.
Она: Спасибо, мне правда нравится то, чем я занимаюсь. Кстати, я думала, может, сегодня вечером сходим куда-нибудь поужинать?
Он: Отличная идея. Как насчет того итальянского ресторана, где мы были на нашем первом свидании?
Она: Прекрасный выбор! У них очень уютная атмосфера и блюда замечательные.
Он: Да, и я всегда помню те моменты, когда мы там бывали. Кстати, что думаешь о поездке на выходные? Может, отправимся куда-нибудь за город?
Она: Звучит здорово. Давно хотела вырваться из города и провести пару дней на природе.
Он: Отлично, тогда я займусь организацией. Знаешь, я просто хотел сказать: мне очень повезло, что ты в моей жизни.
Она: Мне тоже повезло, что у меня есть ты. Ты всегда понимаешь меня и поддерживаешь.
Он: Я стараюсь. Ты для меня очень важна.
Она: И ты для меня тоже. Спасибо за всё.

[Этот диалог также подчеркивает уважение, поддержку и теплоту в их отношениях, сохраняя анонимность собеседников]

Издательский проект «Горгулья» выпускает сборник стихотворений Любови Барковой «Все существуют и всё существует» и книгу Зухры Яниковой «Горгона Медуза».

Приобрести & посодействовать

Любовь Баркова. Поэтесса, лингвист. Родилась в 2000 году в Москве. Публиковалась в журналах «Флаги», «Poetica», в разделе «Студия» «Новой карты русской литературы», на порталах «полутона», «Грёза» и «всегоничего». Лонг-лист молодежной поэтической премии «Цикада» (2021).

***

(ходим (молчим) ртами)

Прочитать подборку стихотворений Любови Барковой «Кости пестенки той» в тринадцатом номере «Флагов».

Зухра Яникова. Писательница, драматург, исследовательница. Родилась в 1995 году в Дагестане. Лауреатка и финалистка различных драматургических конкурсов, арт-директриса Фестиваля молодой драматургии «Любимовка». Пьесы публиковались в российских и зарубежных изданиях («Флаги», Vaine Magazine), по тексту «Тахир и Зухра» идет спектакль в московском Театре «Шалом». Постановка по пьесе «нежить (всегда читать как оглаголенную нежность)» состоялась в берлинском Urban Theater. В книгу «Горгона Медуза» вошли стихи и экспериментальные пьесы «Опыты с шифром», «нежить (всегда читать как оглаголенную нежность)» и «Горгона Медуза»

<...>

в туманом укрытых волнах на рассвете рукою ласковой проводит дева по мягкому телу —красота ему щедро природой дана, налиты чресла, полон живот, ноги помнят еще о танцах вчерашнего дня, в окружении нимф, любимых сестер, безмятежна душа и свободою дышит широкая грудь, предплечья укутаны волнами волос и морскими волнами.

<...>

Прочитать пьесу «Горгона Медуза (осколки)» Зухры Яниковой в сдвоенном шестнадцатом и семнадцатом номере «Флагов».

Независимое книгоиздание нуждается в поддержке как никогда. Присоединяйтесь!

→ присоединиться к краудфандингу
→ канал издательства в Telegram

Ведём серию обзорных публикаций последнего номера дальше и читаем пьесу Alexander Das «Ночь драмы или или Fw v.3.5» с комментарием Лизы Хереш:

«Пьеса "Ночь драмы или Fw v.3.5", написанная с использованием языковой модели чат GPT 3,5, переиначивает миф о строительстве Вавилонской башни. Там, где моноязычие пространства обеспечивало взаимопонимание людей и позволяло им попробовать посоревноваться с Богом, Alexander Das, напротив, задаёт полиязычие как одну из основных координат функционирования его драматургии. Там, где урок о невозможности тягаться с небесным должен быть выучен раз и навсегда, драматург использует подложку из книги французского театроведа Жоржа Польти о тридцати шести драматических коллизиях, на которых основываются все прозведения. И, наконец, там, где смешение языков и рассеяние их владельцев по всей земле нарушает исполнение грандиозного плана, "Ночь драмы" свидетельствует о тотальности языковой ткани, пронизывающей художественные миры драматических ситуаций».

.

1. Мольба о заступничестве

Проситель изрек свою мольбу на многих языках, пытаясь обратить внимание представителя власти на свою беду. Он просил о защите от притеснителя, который преследовал его даже на чужбине.
«Сеньор, монсьё, господин, сидишь ты на троне, но слышишь ли ты мольбу угнетенного? Oh, Señor, monsieur, господин, помоги мне, защити меня от того, кто творит надо мной зло. Tu peux m'aider, Herr, помоги мне! מעזעסטו, помогите мне, боже!»
Он просил защиты и на своем родном языке: «Пожалуйста, защити меня от него, защити меня, Бог!»
Но ответа не было, и он продолжал свою мольбу на других языках, в надежде, что кто-то услышит его: «Au secours, aiuto, help, tulong, помогите мне, спасите меня от этого кошмара!»
И так он продолжал свою мольбу, переходя с одного языка на другой, пока наконец не услышал ответ от представителя власти, который обещал ему защиту от притеснителя.

Список использованных языков:

● Французский (33%)
● Испанский (22%)
● Английский (11%)
● Немецкий (11%)
● Иврит (11%)
● Тагальский (11%)
● Итальянский (6%)
● Русский (6%)
● Язык зверей (5%)
● Финский (5%)

Сегодня мы продолжаем обозревать наш драматический номер и читаем пьесу Насти Верховенцевой «ИИ». В предисловии к пьесе Екатерина Августеняк пишет:

Пьеса дает почувствовать, что граница, отделяющая виртуальность от мира, который мы принимаем за действительность — может быть пористая: как в биологических тканях, из них иногда что-то просачивается и капает или мы в них периодически проваливаемся; а может быть, этой границы не существует вовсе. Как не является границей водная гладь, хотя и обладает свойством пра-экрана. Пространство пьесы постоянно наполняется водами, разного рода осадками, туманностями, что-то то и дело происходит со светом. Климат катастрофически неустойчив, но это не то чтобы воспринимается как катастрофа, это обыденность персоны, уже пережившей свой апокалипсис, поэтому настоящей катастрофой теперь для нее является «репрессированность» снов и воспоминаний.

.
 
<...> 

ИНГА. Знаешь, меня укусила стеатода недавно — ложная черная вдова, она подобралась прямо к моему уху, когда я лежала, и щёлк! Укусила меня прямо в «маленькое ухо», в ту точку, откуда вылезал маленький инопланетянин в «Людях в черном» из человекоскафандра (она показывает пальцем на козелок). И уже несколько дней не могу ничего делать, температура, дереализация, ужасная усталость, усталость без конца и края — впрочем, как и всегда. (Отворачивается к стене, выдыхает, начинает говорить монотонно, выдерживая одну ноту, почти нараспев.) У меня развивается слуховое сияние. Что-то сверкает в той части головы, где оно находится. Что-то стучит и играет.
 
Солнечные зайчики начинают прыгать по стене в той точке, куда смотрит Инга. Лика завороженно приближается к ним, слегка наклоняет голову и приоткрывает рот.
 
ИНГА. И я хожу, как во снах, по краю света. На краюхе хлеба… (Лика приближается к зайчикам и пытается потрогать их рукой.) И смотрю в ямы, в колодцы, в чужие множащиеся глаза. (Зайчики начинают собираться в формы, повторяя те образы, которые перечисляет Инга.) Меня окружают люди, толпа, они привязывают меня к столбу, чтобы изгнать из меня беса, выгнать Иное Существо. Они дожидаются ночи и полной луны, чтобы начать кровопускание. Приходит большой прилив.
ЛИКА (бесчувственно, водя пальцами по узорам). Большой прилив и полнолуние… лучшего времени для такого и не найти.
ИНГА. Угу.

<...>

Обозреваем девятнадцатый номер дальше и читаем пьесу драматурга Лены Беляевой [дикси] с комментарием Ивана Фурманова, анализирующего, как пьеса «сопротивляется постановке»:

«Под драматическим текстом в «дикси» замаскирована дотошная стенограмма произошедшего одним петербургским утром перед рассветом. Пограничность пьесы «дикси» в том, что она уже (и на этом слове хочется сделать особенный акцент) была поставлена, и любая попытка поставить её вновь (или представить ее в качестве руководства к действию — для режиссеров, актеров и работников сцены) — не более чем печальное стремление возродить прошлое, прожить его еще раз».

.

место действия:
перекрёсток наб. фонтанки и гороховой от садовой до загородного проспекта, от горсткина моста до лештукова моста
все дома на этой территории затянуты тёмно-зелёным тентом так, что никаких вывесок и архитектурного разнообразия не видно
на мостовых набережных лежат ржавые, вытащенные из реки, железные прутья и какие-то другие мелкие железные детали
на каждом дорожном участке свой набор действующих лиц
зрители имеют возможность передвигаться по созданному городу в любом желаемом направлении

время действия: белые ночи

цвета: пыльно-серый, оранжевый, темно-зеленый, темно-коричневый

Продолжаем обозревать материалы нашего последнего номера. Сегодня читаем пьесу режиссёра и драматурга Артёма Материнского «Манифест Евы» с комментарием Лизы Хереш:


«Ева — мать человечества — признаётся, что у неё «не получаются люди». Обучение буквам, графическим инструментам означивания и называния, парадоксальным образом отдаляет возможность Евы создавать людей ещё дальше. Она деструктивна и аутоагрессивна; примитивная композиция пьесы и речи Евы позволяет говорить о стремлении героини к до-вербальному измерению слова и его телесному воплощению. Ева смывает плод познания в унитаз, следя, чтобы никто не нёс на себе следы его запаха.

Пьеса Артёма Материнского, переворачивающая сюжет о сотворении человека, оказывается намеренно акультурной. Её психоаналитические и феминистские прочтения — растерянность перед этой речью и непослушание: попытка ответить словом на акциональное требование и запрещение».


.


<...>


К ВАМ ОБЯЗАТЕЛЬНО ПРИДУТ ЛЮДИ С ВОПРОСАМИ О БОГЕ. НЕ ИГНОРИРУЙТЕ ИХ НИКОГДА. НИ ЛЮДЕЙ, НИ ВОПРОСЫ. ОТВОДИТЕ ЭТИХ ЛЮДЕЙ В ТУАЛЕТ И ПРОСИТЕ ПОДОЖДАТЬ. БЕРИТЕ ЗА РУКУ И ВЕДИТЕ. ПУСТЬ ЖДУТ ВОЗЛЕ ДВЕРИ. ЕСЛИ РЯДОМ НЕТ ТУАЛЕТА, ТО НАЙДИТЕ ЕГО, ВЫДУМАЙТЕ, ОРГАНИЗУЙТЕ САМИ. ВАЖНО, ЧТОБЫ ОНИ СТОЯЛИ РЯДОМ И ЖДАЛИ, ПОКА ВЫ СДЕЛАЕТЕ ВСЁ ПРАВИЛЬНО. ВАШЕ ПОВЕДЕНИЕ В ТУАЛЕТЕ ДАСТ ИМ ОТВЕТ. ЕСЛИ ЭТИ ЛЮДИ БУДУТ ВАШИМИ РОДИТЕЛЯМИ, ТО НЕ РАССТРАИВАЙТЕСЬ, ОНИ СКОРЕЕ ВСЕГО ЗНАЮТ ЗАРАНЕЕ ОТВЕТЫ, НО ЛИШНИМ ИМ НЕ БУДЕТ НАПОМНИТЬ, ЧТО СНАЧАЛА ВЫ ХОДИТЕ В ТУАЛЕТ, А ПОТОМ МОЕТЕ РУКИ. ИЛИ ВСЕГО СЕБЯ. НАТАША ГОВОРИТ, ЧТО ТАК ОНА ОТУЧИЛА СВОЮ МАМУ СПОРИТЬ.


<...>

Возвращаемся к обзору девятнадцатого номера и читаем пьесу Милены Степанян «Срочная расшифровка спиритического сеанса с Жоржем Батаем, на который он, возможно, даже не явился, от 15 декабря 2023 года» с комментарием Екатерины Августеняк:


«Сама форма спиритического сеанса благодатна для режиссуры. Формат срочной расшифровки, казалось бы, противоречит темпоритму разговора с духами, но он лишь называет себя таковым. Структура пьесы не останавливается только на этом парадоксе (она из них состоит). В конструкции заложен еще один вираж игры с темпоральностями: реплики, сказанные шепотом (и неизвестно кем), вынесены в отдельную часть «Дополнения». И мы вольны во время чтения или постановки соотносить (или нет) их с текстом, фиксирующим процесс сеанса. Вариативность возможного соединения реплик и ремарок из разных частей обещает много мерцаний смысла и взаимоотношений между персонажами».

.

Я или сестра-близнец: Куда ацефал девает конфеты с кладбища, если у него нет ни головы, ни карманов? Я забыла, или еще не родилась, или была ребенком, или жила в другой стране. Ты правда считаешь, что Переводчик, предатель — переводчица, актриса. Любовный треугольник: автор и читательница встретятся только через мой труп. или это мой корявый ангажированный перевод? что любить женщину — это единственная причина не становиться богом? Вижу, написано “средство”, но я не верю в вещи, с которыми не согласна.
Спирит Жоржа Батая: (…)
Пародирующая меня: Ты так много молчишь, как будто я беру интервью у убийцы. Почему?
Спирит Жоржа Батая: (…)

В рамках обзора совместного номера «Флагов» и «Любимовки» читаем fringe-пьесу Федула Борщева «Как я ходил в библиотеку» с комментарием Ивана Фурманова, в котором помимо анализа текста обнаруживается попытка найти его источники в практике концептуалистских реди-мейдов:

«Кроме заявленной интимности процесса, от чтения сердцевины “Как я ходил в библиотеку”, само́й театрализованной игры Бардовского, останавливает очевидность концептуалистской формы, созданной Борщевым (драматургический бутерброд из двух перипетий вида “начало рамки  — обнаруженный текст — конец рамки”), но любопытство всё равно побеждает. 

Любопытство и подозрение о наличии второго драматического слоя в построении Борщева, второго слоя, который — в споре случайности библиотечной находки и неприкрытой её неслучайности, специальной избранности Борщевым пьесы Бардовского “Да здравствует солнце!”.
 
Невзначай обнаруженная через сто лет, она зловеще и до предела рифмуется с двадцатыми годами нашего века…»

.

Как я ходил в библиотеку

Однажды я решил сходить в библиотеку.
Пришёл и стал смотреть книги.

И вдруг на самой нижней полке, под слоем
вековой пыли, я обнаружил пьесу-игру
Александра Бардовского “Да здравствует
Солнце!”

<...>

Дочитал я пьесу и пошёл домой. Вот
так интересно я сходил в библиотеку.

Продолжаем обзор девятнадцатого номера и хотим обратить ваше внимание на опубликованный в нём радиоспектакль поэтки и прозаицы Софьи Сурковой «Валери Соланас восстаёт из мёртвых» с комментарием режиссёра и арт-практика Владимира Бочарова, анализирующего текстовое пространства «образов неповиновения»:

«Когда я читаю и слушаю текст радиоспектакля “Валери Соланас”, во мне спорят феноменология и герменевтика. Я ощущаю этот текст больше, чем я его понимаю. В этом и есть, на мой взгляд, особое свойство fringe драматургии. Переживание текста, его кумулятивного движения и развития — сложнее и интереснее, чем социо-культурные знаки, спрятанные внутри. Эти колебания и сгущения языка не столько рождают прямые смыслы, сколько подрывают сам процесс чтения и интерпретации, что в свою очередь и является основным политическим и социо-культурным жестом. Язык возмущается. На темной и ровной поверхности, как в шекспировском Макбете, возникают “пузыри земли”. Из этой закипающей материи к нам обращается Валери Соланас: “Каждый день я оживаю во всякой еретичке, во всякой злодейке”».

.

<...>

Полтергейст католического пансиона: В дату смерти Валери по всему миру жгут костры, и ещё: на гипсовые манекены надевают маски с её лицом, потом ампутируют им конечности, а эти сумеречные туловища расставляют наподобие хора.
Первая лесбиянка в мире: В годовщину смерти Валери уродливые старухи, её современницы, раздеваются, показывая друг другу корявые лопатки, мёрзнущие животы, прилизанные к лобку волосы и все жухлые линии тела.
Полтергейст католического пансиона: Какие ещё забавы устраивают о гибели и жизни Валери?
Первая лесбиянка в мире: Есть одна забористая забава, близкая к дезертирству: почитательниц пьес Соланас подвергают гипнозу, их вводят и выводят из транса семь раз подряд, а суммарный хронометраж их оцепенений замеряют сломанным кухонным таймером. Этот спектакль подражает жизни — нечеловеческим усилиям, въёбанным впустую.

Появляется Валери Соланас.

Сегодня мы начинаем обзор девятнадцатого номера «Флагов», подготовленного вместе с независимым фестивалем драматургии «Любимовка». Открываем серию обзорных публикаций пьесой поэта Егора Зернова «ТРОЦКИЙ-АПОКРИФ» с комментарием Екатерины Августеняк:

«Нарратив пересобирается, полифонизируется и пылает: отдельные части, как всполохи. Опорными точками драматургической конструкции оказываются не события (личной) истории, а переживания, которые содержат в себе целые гроздья обстоятельств, фактур, эмоциональных реплик. Ткань чувственного словно наращивается из облака тегов, деталей, колоритных речевых оборотов — так образуются психические события, которые двигают действие, пускают нас по лабиринту повторяющихся мотивов. Нам может казаться, что блуждание по этим закоулкам души будет бесконечным, но выход находится внезапно, нас словно выбрасывает из воображаемой локации, и дверь спектакля захлопывается».

.

ЛОГИЧЕСКИЙ АНЕКДОТ

Троцкий, находясь в изгнании, в Турции, ловил рыбу.
Мальчик, продававший газеты, решил
над ним подшутить:
— Сенсация! Сталин умер!

Но Троцкий и бровью не повел:
— Молодой человек, — сказал он
разносчику, — это не может быть правдой.
Если бы Сталин умер, я уже был бы в Москве.

На следующий день мальчик снова
решил попробовать. На этот раз он закричал:
— Сенсация! Ленин жив!

Но Троцкий опять не попался на эту уловку.
— Если бы Ленин был жив, он бы сейчас
был бы здесь, рядом со мной.

Сегодня в «Дайджесте» новый материал из постоянной рубрики «Вслед за…». На этот раз стихотворения и визуальные работы пятерых поэт:ок пребывают в диалоге с методом и работами современного иранского художника-математика Хамида Надери Йеганеха. Главной особенностью его работ является то, что он создаёт различные изображения с помощью математических формул. В споре с этой практикой и её преломлением в текстах автор:ок мы видим важность полилога и возможности использования других подходов. Мы благодарим Ксению Боровик, Игоря Ванькова, Нико Железниково, Евгению Суслову и Гликерия Улунова, принявших участие в подготовке материала

.

Ксения Боровик

***

с точки зрения механики
рыбы похожи на птиц
птицы — на камни и воду
вода — на поток автомобилей, сменяющих друг друга
в рядах неба
мы еще чуть-чуть подождём, сомкнув руки
чтобы рыбы в моем животе перепрыгнули с одного органа на другой
и моя программа прощания запустилась
иногда я не успеваю послать сигнал
и мы так и стоим, соединённые в сплошную среду
и тогда мои глаза подчиняются только чужим движениям зрачков
мы — два инвариантных объекта
линейная комбинация полиадных произведений
векторов базиса
рукопожатие — это свертка двух таких объектов
способ сказать другому
твой базис говно
искривить чужое пространство отяжелевшими мыслями
и попрощаться
честно говоря, я так особо и не поняла, что такое свёртка тензора
просто что-то похожее схлопывается
а после останутся рыбы и птицы
камни и правый руль
или что там ещё определило мою идентичность
в этой бессмысленной циркуляции

«Исчезание равно образованию» — презентация в Петербурге.

15 марта в 19.00 в Музее Иосифа Бродского поговорим о сборнике стихов и эссе норвежского поэта Тура Ульвена. В вечере примут участие Дмитрий Воробьёв и Нина Ставрогина (онлайн), Александр Скидан и Дмитрий Сабиров.

Тур Ульвен признан критиками одним из важнейших скандинавских авторов второй половины XX века. Творчество Ульвена отмечено рядом литературных наград, среди которых премия издательства «Гюлендаль» (1987), премия Хартвига Кирана (1990) и премия Обстфельдера (1993; в настоящий том включена благодарственная речь), а также присуждаемая Шведской академией премия Доблоуга (1995).

«Ульвен разрушает догматизм не столько из пессимизма, сколько из необходимости освобождения пространства от навязанных всем стандартов, установок и принципов, ниспровергает и космические масштабы, и самоуверенность людей, словом, открывает простор для мысли» (Андраник Антонян).

В книгу поэта и прозаика включены полные переводы всех его прижизненных поэтических сборников, переводы значительной части посмертно опубликованных стихотворений, нескольких эссе и единственного интервью Ульвена. Ряд стихотворений и эссе публикуется впервые, а опубликованные ранее — исправлены и доработаны.

Билеты

Мы продолжаем: заброшенный сад камней

Сегодня и навсегда в течение месяца — открытие краудфандинга на издание новых книг, ненавистных и обожаемых.

· Любовь Баркова, «Все существуют и всё существует»
(с предисловием Анны Родионовой)

Редактор — Михаил Бордуновский

***

между альвеолами
мы проложили
спрессовье имён.

плотным-плотно‌
сымёнье
на прочной диафрагме —
там и несу его.

<...>

· Зухра Яникова, «Горгона Медуза»

Редактор — Владимир Кошелев

<...>

Вот здесь у тебя и возникает противоречие, если бы видео не было ФЕЙКОМ, то все бы мы уже окаменели, потому что через камеру эффект такой же, как и в жизни. Если ты говоришь, что у змей такие же глаза, то и работают они так же, а именно — превращают смотрящих в камень. Ты камень сейчас? А, может, я камень? А, может, миллионы людей с ютуба? Здесь у тебя не может быть контраргументов совсем. Все живы.

·

Молча отдать последнее: https://planeta.ru/campaigns/barkova-yanikova

Сегодня в «Дайджесте» читаем подборку стихотворений Марии Земляновой. Переползая через зимнее солнцестояние, их герои преодолевают левую меланхолию, бедность и одиночество телесным биохакингом — объятиями. Это становится материальным сопротивлением нормативным способам регулирования эмоциональной жизни, вечно скорбящей и вечно слепо внесоциальной.

.

***
 
мы проснемся на страдающей земле
без видимых изменений
 
нефть продолжит разливаться,
льды таять
люди намеренно совершать насилие
 
мы проснёмся вместе или
ты будешь расположен на противоположной
стороне глобуса
суши или неба
 
нефть продолжит разливаться
без видимых изменений
 
качнётся год и выпадет
из лиминальной колыбели в другую
льды будут таять
люди использовать оружие
 
я стою в темноте одна
на тёмной земле
есть ли в тёмном собственное свечение?
иначе, как объяснить, что я вижу
её очертания
 
хоть и не различаю пределов
возможности иного ландшафта,
что существует в теории
или в памяти
 
мы проснёмся на земле,
как бы высоко ни провели ночь
это её дар
в непостоянстве каждого дня
 
ещё не конец

Обновляем «Дайджест» подборкой стихотворений поэта и музыканта Майкла Айвза в переводе Александра Уланова. В этих текстах мы можем наблюдать, через что проходит и как разворачивается «истина субъективного опыта», отчасти возникающая из остранения и наблюдения за глубоко скрытыми признаками явлений.

.


*

Застольная Песня под Деревом Испытаний: Излияния разума ускользают от этих чаш. Ничтожества и опустошения хватаются за поводья. Лица, полные вареного бога, редко в заплатках. Глаза двух бескрылых фебов, сосущих ржавчину. Печали, посеянные союзниками руин. Бухта инея ягненка вокруг розы. Реанимированный глагол «вспахал». Красный шёлк однажды для крика любви под сурдинку. Теперь сожаление запечатано в горькой гвоздике. Изношенная нить принадлежности оборвана. Цвета оказываются корыстными. Несвежие воды крещения, которые обжигают только злобу. Утро, экономно потраченное соляными бурями. Однажды проволока обвилась вокруг чёрного яблока. Просверленная тыква просеивает яды. Неверный меч спасает положение. Песчаный вавилон высказанных миров. Уроки под деревом испытаний.

В «Дайджесте» читаем повесть прозаицы и исследовательницы литературы Ани Кузнецовой, в которой биографии первой программистки и хоррор-писательницы киборгизируются, размывая разницу между историческим женским телом, подвластным насилию, и демиургическим телом создательницы компьютерного или буквенного текста, который уже подчиняет себе и материю, и сам ожидаемый путь женской автобиографии.

.

У Ады было лицо с двойным дном: магическая трикстерка, коллекционерка иллюзий. В судьбах она разбиралась лучше психоаналитиков и звездочетов. Ей были подвластны математика, инженерия, масляный шёлк, чертежи счетных машин на столе премьер-министра Англии, проволока и натальные карты европейской интеллигенции. Ей оставалось несколько месяцев, ее имя уже вписалось в историю. Одно не разрешилось: кто прятался в теле монстра?

Они сидели на плите, которую Ада заказала каменщику для своих похорон, и всматривались в полумесяц Лемана. Из колоды выпал перевернутый пагад. «Я вовсе не похожа на тебя. Тебя закопают с Байроном. Я хочу вернутся туда, где родилась — к ее могиле».

Сегодня в «Дайджесте» публикуем отрывок из «Албанского дневника» Рона Паджета, одного из крупнейших представителей Нью-Йоркской поэтической школы, в переводе Андрея Сен-Сенькова, вышедшего недавно отдельной книгой вместе с другими избранными сочинениями автора в издательстве SOYAPRESS.

.

<…>

На обратном пути к микроавтобусу замечаю стадо овец, их восемь штук. У троих ядовито-розовые головы — панк-овцы! — а я уже на мосту, мотающемся взад-вперед на ветру как сумасшедший. Скорее всего, розовый цвет — форма клеймения.

Я до сих пор не знаю, как зовут нашего водителя. Его микроавтобус «Рено» вмещает около десяти человек, а нас сегодня девять — пятеро американцев, Буяр, его брат, Флутура и сам водитель. Видимо, он купил его за 10 000 долларов новым или почти новым — его почти наверняка угнали во Франции и контрабандой провезли через Германию и Польшу сюда. В любом случае, он хороший водитель и хорошо знает дороги, а также местный дорожный этикет. Он спокойно, с вниманием мчится по ухабистым двухполосным дорогам.

В ресторане в Эльбасане кто-то говорит, что в албанском языке нет слова, обозначающего холестерин, так что его тут не существует. Как во Франции.

<…>

→ заказать «Албанский дневник» на сайте SOYAPRESS

«Лесорастение: Георгий Геннис». Лекция Кирилла Шубина из цикла «Лес растет: органика и пустота в русской поэзии» — уже в субботу 1 марта в 13:20

Посмотрим, чем отличаются отражение в зеркале и военный марш. Сколько тел могут принять одну душу, и важны ли нам их имена? Куда они попадают, когда тела сплетаются в мельтешении насекомых? Поставим стихам диковатые вопросы и понаблюдаем, как они исчезают в безумии.

«Лес растёт: Органика и пустота в русской поэзии»: Три лекции-беседы от Ники Третьяк, Петра Кочеткова и Кирилла Шубина.
Между отсутствием и избытком, любовью и непониманием, природой и пустотой — каждая лекция посвящена чуткому и близорукому диалогу вокруг текстов Олега Юрьева, Леонида Аронзона, Георгия Генниса. Точки разрыва, схождения и взаимоперехода сообщающихся сосудов, составляющих, на наш взгляд, одни из клапанов сердца этого мира. Третью лекцию-беседу, которую проведёт Кирилл Шубин, мы посвятим поэту Георгию Геннису.

Вход свободный по регистрации

.

Георгий Геннис

БОЛЕЗНЬ БОТИНОК

У поэта что-то случилось с ботинками
они покрылись каким-то странным налётом
стали плесневеть и зарастать мхом
Шнурки в ужасе извивались
пытаясь покинуть жилище внезапной хвори

Поэт выставил ботинки на балкон под палящее солнце
в надежде их исцелить или хотя бы продлить
срок их полезной жизни
Но обувь продолжала умирать как обувь
и превращалась в дремучие очаги леса.

Вскоре поэт заразился от собственных ботинок
и перестал узнавать себя в зеркале
Дикий взъерошенный кустарник
таивший блестящие ягоды глаз
глядел на него из потусторонней дали

Язык поэта выскользнул в дурноту
темнеющей комнаты и стал прыгать как лягушка
Поэт бросился за ним на пол
и ползал в забвении слов

Сегодня в «Мастерской» читаем цикл Саши Узды « ̶̶̶t̶̶̶ ̶̶̶h̶̶̶e̶̶̶ ̶̶̶r̶̶̶ ̶̶̶e̶̶̶s̶̶̶ ̶̶̶t̶̶̶ ̶̶̶i̶̶̶n̶̶̶p̶̶̶e̶̶̶a̶̶̶c̶̶̶e̶̶̶ ̶ ̶s̶̶̶e̶̶̶n̶̶̶t̶̶̶ ̶¡̶̶̶» с комментарием Кирилла Шубина, отмечающего различные аспекты того, как устроена визуальная структура текстов поэта, обладающих «чётко очерченной на белом листе фигурой, понятной топографией, классической симметрией» при кажущейся разрозненности.

.

4.

♡ В целях повышения пропускной способности отражающей поверхности
♢ В целях оптимизации санирующих свойств косметических средств для гигиенических процедур
♧ В целях пролиферирования всепоглощающих аппетитов абсолютно чёрного тела
♤ В целях μύω—зык—и
я — молчание

S→to→P !


съязвыние близ—кого?
далёко—чего?

<…>

Обновляем «Дайджест» второй частью подборки стихотворений Боба Перельмана из книги «Шрифт Брайля» в переводе Александра Фролова.

.

I.Q.

Мы едем быстро, однако мы видим, что частицы удаляются. Кто демонстрирует свою силу на скорости света? Когда проезжают два автомобиля, чем выше скорость, тем выше случайная уверенность.
Кукуруза там на твоей ферме. Остынь там в ребрах слуги. Пей из ручья, пока твои ткани бледны. Пей и пей. Автомобили разъезжают вокруг, отпуская тебя. Вдребезги пьяный грязный заморыш. Действительно умнее.

→ первая часть подборки

Сегодня в «Мастерской» читаем прозаический текст Анны Михайлюк «Третий сон» с комментарием Ани Кузнецовой, в котором исследовательница ищет подступы к интерпретации опыта молодой прозаицы, в котором «субъект высказывания постоянно мечется из одного неживого (или ожившего) тела в другое». Из-за этого возникает неуверенность в том, «кто видит “Третий Сон” — мученик, воин, мертвец, а, может быть, город или крепость».

.

<…>

Чёрные волны не издают звуков, их внутренний шум вязнет в опухающей плоти, в глазницах вращается сон — волшебные развалины Мангуп-Кале, некогда гордой столицы, бодрый голос манит и трескается механическим отзвуком — пройдите со мной вдоль дыхания веков. Скажешь ли хуже голоса, но мёртвые ноги не верят ничему, послушно идут. Если дойти до каменного фундамента из крупных глыб, схватиться за него и пролезть вниз, можно спуститься в пещеру, она открывает взгляду обрыв, зашитые зеленью горы переливаются, взгляд задыхается от радости в счастливом падении. Пещера контуром создаёт овал, будто внутри подзорной трубы, если она существует. Слева металлическая табличка, вжитая в камень, о гибели советского журналиста, на кириллице. Мёртвые зрачки не могли прочесть. СССР напоминает римские цифры, больше ничего не ясно, всё в золоте.

<…>

«Леса растения: Леонид Аронзон». Лекция Петра Кочеткова из цикла «Лес растет: органика и пустота в русской поэзии» — уже в субботу 22 февраля в 13:00.

Паузы и их собирание. Как движение рождается из статики? Как разделенные пробелами слова и перетекающие друг в друга сущности встают на место пустот гудящего белого листа? Как словесное соотносится с визуальным, как рука (природы), рисующая руку, рисует лицо рисующего? Где искать точку перехода между творящим и творимым, явным и убывающим? Почему сонет всегда «нет»? Сотворимся: приходите нас найти.

«Лес растёт: Органика и пустота в русской поэзии»: Три лекции-беседы от Ники Третьяк, Петра Кочеткова и Кирилла Шубина.
Между отсутствием и избытком, любовью и непониманием, природой и пустотой — каждая лекция посвящена чуткому и близорукому диалогу вокруг текстов Олега Юрьева, Леонида Аронзона, Георгия Генниса. Точки разрыва, схождения и взаимоперехода сообщающихся сосудов, составляющих, на наш взгляд, одни из клапанов сердца этого мира. Вторую лекцию-беседу, которую проведёт Петр Кочетков, мы посвятим поэту Леониду Аронзону.

Вход свободный по регистрации

.

Леонид Аронзон

СОНЕТ ДУШЕ И ТРУПУ Н. ЗАБОЛОЦКОГО

Есть легкий дар, как будто во второй
счастливый раз он повторяет опыт.
(Легки и гибки образные тропы
высоких рек, что подняты горой!)

Однако мне отпущен дар другой:
подчас стихи — изнеможенья шепот,
и нету сил зарифмовать Европу,
не говоря уже, чтоб справиться с игрой.

Увы, всегда постыден будет труд:
где, хорошея, розаны цветут,
где, озвучив дыханием свирели

своих кларнетов, барабанов, труб,
все музицируют — растения и звери,
корнями душ разваливая труп!

В издательстве «Новое литературное обозрение» выходит книга поэта, прозаика и филолога Татьяны-Бонч Осмоловской «Письма с острова». Собирая различные мифологические сюжеты, книга при этом всё же изучает «растерянное и расщеплённое сознание человека», которому приходится жить в условиях туманной неопределённости настоящего и тревоге перед будущим. В поддержку книги мы публикуем одно из «писем».

.

Давление тоже такое. У меня в ушах все время гудело. Но это было хорошо для змей. Они все спали. Я могла бы их есть, но так и не решилась тогда. Змеи не были солеными. Они просто спали там, все это время. Не гнили, не просыпались. Я только вначале боялась их. Но она мне сказала, они нас не тронут. Но есть так и не стала, хотя очень есть хотела.

Молодая была тогда. Очень холодно было. Лед всюду. Вода в кружке застывала. Приносили кружку воды утром один раз и вечером. А пить все время хотелось. Кормили соленым, не разберешь, птица или рыба. Я думала — рыба, но там встречались такие косточки, как у птицы, и перья. Пить все время хотелось. Яичницу еще часто давали. Одно яйцо, не курицы, большое такое, тоже соленое. Я даже стенки лизала, лед слизывала. Хотелось пить.

Обновляем «Дайджест» подборкой «Восьми неназванных сонетов» американской поэтессы и литературного критика Элизабет Уиллис в переводе Саши Лысенко. В этих текстах можно увидеть, как при языковом разрыве, опираясь на тематические и мотивные «острия» (термин Л. Гинзбург), развивается общий сюжет, отталкивающийся от утери имени, «неназванности» референции.

.

***

Неся атмосферу
выбитую как звук
натюрморт прощения
на узкой улочке
деревья заправлены
за провода
тьма вынесенная
из детства,
другие доброты
«Я взглянула на них»
и упала

Сегодня в «Дайджесте» читаем первую часть подборки стихотворений Боба Перельмана, американского поэта и одного из первых представителей Language School, из книги «Шрифт Брайля» в переводе Александра Фролова.

.

ПОЛОЖЕНИЕ

Важные нервы управляют серьезностью. Голос помогает. Непрерывность существует в нервной системе. Как природа?
Как глаз создаёт комнату? К берегу нервной системы. К лесу.
Где проявляется, сияет алхимия? Свет – полон значения: нету. Та же самая улыбка не означает, что она работает так же легко, ровно, как дух над звуком. В или вне нервной системы. Проговаривать землю, выдергивая, поворачивая, заставляя стоять. Конец.

«Лиса растения: Олег Юрьев». Лекция Ники Третьяк из цикла «Лес растет: органика и пустота в русской поэзии»

Три субботы подряд в «Книжном в Клубе» будем слушать и говорить о поэзии Олега Юрьева, Леонида Аронзона и Георгия Генниса. Первая встреча — уже 15 февраля в 13:00!

Между отсутствием и избытком, любовью и непониманием, природой и пустотой — каждая лекция посвящена чуткому и близорукому диалогу вокруг текстов Олега Юрьева, Леонида Аронзона, Георгия Генниса. Точки разрыва, схождения и взаимоперехода сообщающихся сосудов, составляющих, на наш взгляд, одни из клапанов сердца этого мира.

Первую встречу, которую проведёт Ника Третьяк, мы посвятим поэту, прозаику, переводчику и драматургу Олегу Юрьеву. От ранних стихов — к поздним: о поэзии Олега Юрьева говорят «монолит». Но в камне его поэтических текстов лежат культура и органика, рукотворное и растительное. Какой путь органическое начало прокладывает в стихах Юрьева? Почему растений больше, чем животных, а птиц больше, чем зверей? Война деревьев и птиц: кто победит? 

Проложите к нам путь, чтобы узнать → → → вход свободный по регистрации

В «Дайджесте» читаем поэтическую подборку Элис, которая предлагает особый, социально-конструктивистский художественный язык для описания привычного и нормативного. При этом субъектка этих стихов пробует посмотреть на мир другими глазами, «как на драматическое действие или пьесу» — и это делает любовь и горечь, которую чувствуют герои, ещё более серьёзной.

*

В руке твоей — насекомое
похожее на нефтяную вышку
Ты смотришь на жизнь одним долгим планом.
С самого начала ничто не длится
Я еще совсем не знаю твое тело
В это время была охота на ангелов

А сегодня я поняла, что значит проводить линии в стихах
То же самое, что смотреть на хорошего человека, и видеть ее сквозь одежду, всю.

Ты же помнишь, что у земли только три стороны
По оной ступаешь ты, по второй я, по остальной — она
Так мы сможем определить в одной ли они плоскости
Или совсем из разных миров.
Это визуалище целое
ты мне снилось?
О, как ты мне снилась,
моя дорогая жизнь,
я сниму мертвую ветвь всех оставшихся дней.
Старые женщины, пережившие те дни,
Старые деды, пережившие те дни.

Сегодня в «Дайджесте» в честь прошедшего недавно столетнего юбилея поэта Джека Спайсера читаем подборку его стихотворений в переводе Ивана Соколова и с предисловием Дмитрия Сабирова:

«Чарльз Бернстин в интервью, недавно опубликованном на “Флагах”, ясно сказал о том, чему современного читателя могут научить работы и образ жизни Джека Спайсера: "Пример Спайсера поучителен, словно пощечина дзен-мастера: помни, где ты находишься, помни, кто ты!". Помнить о себе, но давать волю забыванию себя и находить в этом возможность творчества и независимости. Вот для чего, на наш взгляд, сейчас стоит читать совершенно уникальные и яркие тексты Джека Спайсера».

.

Из серии «Стихи о любви»

Меняются ли цветы когда я прикасаюсь к твоей коже?
Это всего лишь лютики. Ничто в них не предвещает смерть. Они умирают и по их умиранию ты понимаешь что лето прошло. Бейсбольный сезон.
Вообще-то
Не помню чтобы хоть раз прикоснулся к твоей спине пока ещё стояли цветы (там — лютики и одуванчики) в ожидании смерти. Конец лета.
Бейсбольный сезон окончен. Один
Шмель только подкатывает к оставшимся бедным цветочкам.
Они выбили почву у нас из-под ног. Чтобы «Giants»
Выиграли 93 матча
Так же немыслимо
По духу своему
Как и трава по которой мы могли бы гулять.

Сегодня в «Дайджесте» читаем первую часть обширной подборки переводов итальянской поэзии, выполненных Ольгой Соколовой. Во вступительном комментарии от переводчицы задаётся общий исторический контекст того, как изменялась послевоенная поэзия в Италии, начиная с неоавангардистских авторов:

«… актуальность этих авторов для современного читателя связана, во-первых, с их оригинальными стратегиями языкового эксперимента (с ориентацией преимущественно не на лексику и «слово как таковое», а на прагматику и синтаксис), лингвоцентрической ориентацией, поэтико-политическими концепциями (марксизм и его преодоление, поэтическое развитие принципов критического дискурс-анализа). А во-вторых, с вопросами поэтической и экзистенциальной субъективации в условиях перемен, неизбежных в пространстве новых медиа (от персональных компьютеров до искусственного интеллекта) и социальных катастроф (Второй мировой войны и угрозы ядерной войны), повторяющихся и требующих формирования новой оптики свидетельства»

.

Луиджи Баллерини

Из книги «Иными словами, он умер» (1988)


этимон — сфинкс-феникс, двойной в едином
нервный сахар сбора в гостиной, серп
из песка и брожения, котлован приглашения:
возможно, верещатник или танго,
но в жидком веере убийств

<…>

*

дуновенье по ветру меряет стрелки часов
пародия всегда голубого цвета
след безымянного
удивляет это когда

Дорогие читатели, хотим напомнить о грядущей презентации дебютного сборника поэтессы Анастасии Кудашевой «К будущему воссоединения», вышедшего в нашей поэтической книжной серии. Встреча состоится завтра в московском художественном пространстве Île Thélème (ул. Правды, 24/11) в 18:00.

Со стихотворениями выступит сама Анастасия Кудашева, а к разговору о книге присоединится автор предисловия Андрей Войтовский, редакторка «Флагов» Лиза Хереш, поэт и литературный критик Ростислав Русаков и поэт Михаил Бордуновский. Книгу Анастасии Кудашевой, а также другие книги серии «Флагов» и сборники дружественных проектов можно будет приобрести прямо на вечере. Приходите!

→ регистрация на презентацию

.


КАМЕННЫЙ КРУГ

вот что для меня означает
этот туннель сегодня:

лампы столбами тусклого света
поднимают мой взгляд

к выходу из метро
)но проход как всегда оказывается закрыт(

и я остаюсь любить стены туннеля
вмерзаясь губами в камень
становясь холоднее камня

Неподвижность – это горнило судьбы
которое длится как Безмолвие Бревиса
Беззвучная Нота Немоты

)Статуи Взявшиеся за Руки
Ритуально Застывшие
в Великое Отрицание Скверны(

иначе что остановит
Безумие как Точку Отсчёта?

о мои каменные плечи
о рука белокаменная с прожилками тишины
Холод Любви обретённый ценой живого

Болеутоляющих Выводов больше делать не придётся
Закрытый Проход гарантия нашего исчезновения
когда Статуи останутся стоять
как актёры замёрзшие в конце
Спектрального Спектакля

Души покидают Героев
и Исцеляющие Аплодисменты Ангелов
воскрешают
Всеобщую Небесную Бесплотность
и Мы-Мы аплодируем
Спектральному Спектаклю Статуй
Сновидчески Заигравшихся
Заблудших в Обледенелой Обыденности
и ставших частью Подземного Музея Мира
Таинственного Общества
Вечных Шахматных Фигур
которые больше не отбирают друг у друга
друг друга
не соревнуются
(кто больше вдохнёт чистого воздуха)
)а кто задохнётся во имя ближнего своего(

Сегодня в «Дайджесте» — подборка стихотворений поэта и переводчика Алёши Прокопьева «Ты мой Aug уст» — партитура тихой музыки, составленная из лексических вкраплений и ритмических колебаний, или [скажут иные] тонкая вертикальная цепь таинственной звуковой информации, расшатанная настойчивой чередой делеций и дупликаций.

.

падая
мимо «я»
пролетаю
мимо «ты»

да
я

та
ю

но нет там
не
за
что
за

я падает
ты падает
я больше не
что
за
я
за
что

Обновляем «Дайджест»: сегодня читаем интервью Владимира Кошелева с американским поэтом Чарльзом Бернстином — о выстраивании связей между авторами по всему миру, «жизнеспособности» современной поэзии, о её роли и взгляде самого Бернстина на свои творческие практики.

<…>

Поэзия испытывает знаки, раздражает язык, то и дело изобретая различные конфигурации и структуры, искажая их, коверкая. Знак — это и языковая единица, и пророчество. Мы говорим «увидеть знак», увидеть будущее, зачастую зловещее — предзнаменование. Полагаю, «жизнь как тест» — это версия одной из тех стертых метафор, о которых рассказывает Джордж Лакофф в «Метафорах, которыми мы живем». Жизнь как путешествие, квест. На вопросы теста в учебном заведении можно дать верные и неверные ответы. За пределами школы мы тестируем свою стойкость, находим свой путь в мире, свой путь со словом.
Вы говорите, мои короткие стихотворения — миниатюры — «считываются моментально». Бинго! Поскольку они по-своему загадочны, должно быть, их нужно понимать как музыку или даже как мир: как данность, просто так, вуаля! «Лишь это и ничего больше» — мой девиз из По. «Это» — «мгновение» — «актуальное настоящее» — jetztzeit. Пройти тест получится, только будучи с ним в одном настоящем времени.

<…>

→ Современная культура ненавидит поэзию — именно поэтому поэзия ей необходима. Интервью Владимира Кошелева с Чарльзом Бернстином (перевод с английского Милены Степанян)

В «Дайджесте» читаем новый поэтический текст даши сотниковой, одновременно проводящий психоаналитическую и феминистскую ревизию традиционных сказочных героев и приёмов (например, троекратного повторения) и задумывающийся о целостности и фрагментарности человеческих тел в (не)любви. Одновременно в поэзию сотниковой иконически введён круг чтения — отдельные строчки в Послании к Римлянам, говорящие о создании закона и воздаянии. Можно предположить, что субъектка, нуждаясь в части тела другого, чтобы воссоздать любовь и практиковать её даже по отношению к фрагменту плоти, стремится создать собственный закон, упорядочивающий собственное письмо. Как замечала в «Манифесте» Донна Харауэй:

«Поэмы и повести американских цветных женщин не устают толковать о письме, о доступе к власти обозначения, только на сей раз эта власть не должна быть ни фаллической, ни невинной.
Киборганическое письмо не должно говорить о Падении, воображаемой ныне канувшей цельности прежде языка, прежде письма, прежде Мужчины. Киборганическое письмо – о силе выжить не на основе изначальной невинности, а путем захвата орудий, чтобы пометить клеймом мир, который заклеймил их как других».

Кажется, что даша сотникова в своём письме действует подобным способом.

.

<...>

новый миф похож на
немого почтальона или
рыцарский роман чей нарратив оставили голым
в месиве имманентного
в конце концов волшебства никогда не случится
но оно всегда тут по проппу выход это релиф типа апгрейд иисуса

в моём пупке кипит смола я не знаю, видишь ли ты это
мама
(твою верхнюю губу разъедают пиксели) и я прошу закончи читать быстрее
чтобы успеть сохраниться хотя бы разочек
в вате невесомости между той кто в зеркале и моим распадающейся языка
перед самым узнаванием там где ещё есть место любви разъёбывает
по швам
мои придатки плод выжил и он очень зол что его пытались запихнуть
в матрицу ритуала

<...>

В феврале и марте литературная школа «Просто пиши» проведёт цикл поэтических мастерских. На лекциях разберём, как интерпретировать современную поэзию, поговорим о феномене найденной поэзии и подробно рассмотрим поэтическую монодраму. Авторы лекций — постоянные автор:ки журнала «Флаги» Мы разыгрываем три билета на цикл поэтических мастерских!

15 февраля поговорим о том, как современная поэзия стала сложной — и как её читать.
Мастер встречи Лиза Хереш – поэтка, исследовательница литературы, редакторка журнала «Флаги».

22 февраля поговорим о феномене найденной поэзии и визуальных практиках в литературе. После лекционной части закрепим новые приёмы на блэкаут-сессии.
Мастер встречи Даня Данильченко – поэт, фотограф, художник, исследователь концептуализма.

1 марта выясним, откуда берётся импульс для написания монодрамы — из невозможности коммуникации, из желания понять, как среда формирует речь, или попытки вывести тот или иной дискурс «на чистую воду», опустошив его до молчания, до абсурда?
Мастер встречи Егор Зернов – поэт, прозаик, драматург, трансмедиальный художник, филолог-классик.

Все встречи пройдут в пространстве Едва знакомы и организованы писательской школой Просто пиши.

Выберем трех победителей, которые смогут выбрать любую Мастерскую для посещения.

Для участия необходимо:
1. Подписаться на школу Просто пиши
2. Подписаться на Флаги
3. Написать «плюс» в комментариях

Победителей объявим 10 февраля.

Билеты и подробности о цикле лекций можно найти здесь.

В «Мастерской» читаем цикл поэта Тима Лукашевского «*гендерная звёздочка пленительной смерти» с комментарием исследователя Андрея Войтовского, в котором отмечается «не-игривое обращение» автора «к словесным играм», полистилистике и множеству модусов современной (постконцептуалистской, документальной и визуальной) поэзии. Так Лукашевский «продолжает языковые и интертекстуальные поиски в условиях политической нестабильности».

.

<...>

гендерная звёздочка
гендерно-звёздочковые войны
гендерная звёздочка смерти
гендерная звёздочка пленительной смерти
жёлтая гендерная звёздочка пленительной смерти
приветная

и жёлтая гендерная звёздочка пленительной смерти
с жёлтою гендерною звёздочкою пленительной смерти
говорит

и лишь понятно говорит
сме*ть

и один лишь мальчик
молодой
скажет жалко
смотрите две жёлтые гендерные звёздочки пленительной сме*ти
упали на его погон
на его погост

открылась бездна
жёлтых гендерных звёздочек пленительной сме*ти
полна
звёздочкам числа нет
бездне
ни дна ни покрышки

<...>

Презентация дебютного сборника стихотворений Анастасии Кудашевой «К будущему воссоединения»

9 февраля (воскресенье) в 18:00 встретимся в московском художественном пространстве Île Thélème (ул. Правды, 24/11), чтобы представить книгу поэтессы Анастасии Кудашевой, вышедшую в серии «Флагов». Поговорим об утопиях, графических экспериментах, нелинейном чтении поэзии, информационных средах и выходе за пределы естественных языков — ждём вас!

Со стихотворениями выступит сама Анастасия Кудашева, а к разговору о книге присоединится автор предисловия Андрей Войтовский, редакторка «Флагов» Лиза Хереш, поэт и литературный критик Ростислав Русаков и поэт Михаил Бордуновский. Книгу Анастасии Кудашевой, а также другие книги серии «Флагов» и сборники дружественных проектов можно будет приобрести прямо на вечере. Приходите!

→ регистрация на презентацию

«Хотя в последние десять лет в поэзии было немало формальных экспериментов и для многих упомянутых техник есть прецеденты, их сочетание-столкновение на столь ограниченных пространствах — изобретение Кудашевой. В ее стихах духовный поиск уживается с эстетикой чата. О самом серьезном говорится с типографской свободой, характерной для интернет-переписки, философская лексика соседствует с "гуглом" и "лайками", а картинка маньяка из фильма "Крик" — с "Чаконой" Баха...»
— из предисловия Андрея Войтовского

·

ГИДРО-ГРАФИЧЕСКОЕ ОДНОГОЛОСИЕ ОДИНОЧЕСТВА

◚ ◛

гидро-голос : о том чего быть не может

◙

гидро-блики гидро-гóлоса :: не растворяют правду в
кристальном самозамкнутом амфитеатре

⎚

гидро-блики лопаются ::: едва соприкасаются-сопрягаются с
над-простором речённого

»°°°«

певучие кисти-плавники — загаданная нежность
о которой сжав кулаки мечтаешь и обжигаешься:
нелёгкий ожёг от того чего нет
весомый как панцирь-во-лжи неизбежного

ведь на прощание только два движения — и всё стёрто
когда медленно удушаешь сам_а себя по вечерам вечеров
того времени суток когда наступает исход покаяния
захлёбывания в наводнении себя

что-то каждый день отступает навсегда
в гидро-космос что в ампулах нас

гидро-блики поднимаются вверх на свет
порождённые гидро-голосом сердца
отрываясь почти без боли
не оставляя гекзаметровых прорех

но претворить правду в сверхнасущный эликсир
гидро-блики не смеют
им не дано
и человек вынужден принимать многие формы
отчуждённые истинному силуэту души

иногда так хочется на волю
что влюбляешься в инобережное существо
и тогда удаётся подняться подобно гидро-бликам
в светящийся воздух
но
вместо того чтобы раствориться
пребольно ударяешься о
<°равнодушие — камень безмолвия°>
и нерадивым грузом летишь на гидро-дно
°。°。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °
°。°。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °
。°。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °。
。°。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °。 °。

Сегодня в «Дайджесте» читаем строфическое множество Анны Родионовой «Настоящий цвет», которое может быть прочитано анамнестически (история болезни ландшафта и его обитателей); тогда мы обратим внимание на то, как наше зрение, направленное из раны, как из глаза, уже несёт в себе болезненное преломление, близорукость, не позволяющую представить что-то иное. Другой вариант чтения этих диагностирующих отрывков — компенсаторный, обнаруживающий, что «нам» как коллективному, политическому субъекту необходимо использовать пустые моменты, ещё не найденные и не заполненные ячейками причинно-следственного повествования: «В каждом дне есть почти незаметный, пропущенный / момент растерянности, и я знаю, что это было всегда / нашим временем«.

.

<...>

Это не ты, прибрежный удар. Землетрясение,
не обнажившее парадигму, не ставшее стилем.
Так можно дышать настоящее, и это причина выдоха.
Можно ли заработать этот осадок, мысленный круг,
повторяющий чей-то рот? Линия горизонта,
линза, совпавшая с хромакеем, ставшая хлорофиллом.
Обведенные полу-цветы срывая в солнечный день
на солёной земле.

<...>

В «Дайджесте» читаем текст поэта, прозаика и переводчика Ирины Машинской «И я подумала о Скотте» из одноимённой книги, вышедшей в московском издательстве «Стеклограф». В поддержку издания публикуем отрывок из этой книги — и рекомендуем приобретать книгу в независимых книжных магазинах!

.

<...>

Я попробовала думать об экваторе, чтоб согреться, все равно полюса смещались, но есть что-то отвратительное в этих лианах и цепляющейся зелени, и я решила думать, как люди, которыми я восхищаюсь, неутомимо идут сквозь пустыню, как Чихачёв; но я не помнила, где он шел, он был всюду, и ни на чем не удавалось остановиться и представить, кроме того, что у него было доброе лицо и его звали Платон и он умер в Париже, а больше никого, кроме Пржевальского в пустыне Гоби, которую вообще непонятно зачем пересекать, а ночью на нее спускается такой дикий холод; тем более, что Пржевальский был неприятный, жестокий, собирал — кажется, в «Даре» это было — хвосты от убитых яков, а туши выбрасывал; ясно, что в принципе такой человек действительно мог быть отцом Сталина — конечно, легенда, но его памятник над ослепительной ледяной синевой Иссык-Куля — я его видела тогда, студенткой в универе, когда все еще только начиналось — это же чистый генералиссимус; и я тогда решила думать про своих, как они жили при Сталине, и всё, через что прошли, и не сдавались, и не жалели себя, а спасали друг друга, как Оутс, когда он сказал, что выйдет по нужде — и пошел на своих отмороженных ногах от палатки, и они все поняли и не остановили его, он не хотел быть обузой. А что, если у меня и вправду пляска святого Витта, она еще называется «хорея» — но от мысли о стихах стало почему-то странно, хотя немного теплее, как в дырявых шерстяных носках.

Сегодня в «Дайджесте» читаем стихотворения Сергея Сибилёва, в которых разворачивается работа с элементами тождественности, но зачастую ложной, не дающей полного совпадения даже «двум идентичным наивам».

.

***

Och har lösningen.
Тумас Транстрёмер

Конь. Епископ. Тура.
Всадник. Блуд. Мурал.
Дети мемориал
Взрослые мемориал
Имена растворяются в воздухе
Тела в земле
Как везде
Король королева
Чествуют пешек
Кесарю кесарево
Богу божье
Живым подорожник

С 1 января по 1 февраля во «Флагах» появилось множество новых материалов. Вместе с вами вспоминаем публикации прошедшего месяца:

→ Совместный девятнцадцатый выпуск поэтического журнала «Флаги» и независимого фестиваля драматургии «Любимовка»

«Дайдежст»:

→ Пётр Кочетков. Белые стихи
→ Яков Подольный. Лаур-а
→ Гликерий Улунов. Поколение альфа: кто они такие и в чём их особенности?
→ Ану Костя. Фото туманности Ориона
→ Евгения Овчинникова. Описание моей прогулки по медиакарду
→ Евгений Гаврилин. На другой стороне глаз
→ Александр Цагир. Василий Кондратьев: выделение и применение тем
→ Ксения Боровик. Вспышка по пути в Кневичи
→ Роман Шишков. Here to stay (с комментарием Дмитрия Сабирова)

«Мастерская»:

→ Миша Постников. Проект невозможности памятника (с комментарием Елены Фанайловой)
→ Анна Майшева. Преломление (с комментарием Алисы Федосеевой)

В «Дайджесте» читаем стихотворения Романа Шишкова с комментарием Дмитрия Сабирова:

<…> субъект в мире Шишкова постоянно находится в промежуточных состояниях («застрявший / в полустёртом сейчас»), которые подчёркиваются и неловкими оказиями, происходящими с персонажами (исполнитель, подпрыгивающий с визгом из-за того, что «зажал цирлейстиком палец»), и страхом, который может потенциально выбивать его из какого-либо устойчивого положения и из-за которого он не решается спросить время у трёх «мужских лиц», олицетворяющих ночь. Тревога, всегда присутствующая на периферии и не дающая обрести покой, касается и читателя, и субъекта, и некоторых других персонажей (например, королеву, не знающую «о мигающих числах, / поселившихся в расселине слуха»).

.

***

Непреложный камень скуки
возлёг на клавишах после того
случая, когда исполнитель зажал цирлейстиком
палец, подпрыгнув с визгом. Горечь
наслоившегося дня растеклась под
дверные щели. Ничего не
подозревающая королева молчала
в затенённом углу сада.
Ковыряла мизинцем в ушной
раковине; знать не знала о
мигающих числах,
поселившихся в расселине слуха.

Сегодня в «Дайджесте» — стихотворения поэтки из Владивостока Ксении Боровик, в которых поиски, вернее, «задачи», всегда находятся в долгом путешествии «через тысячи километров и обратно». Но при чтении этих текстов не возникает ощущения пустотности и разрыва, вложенного в расстояние, а наоборот: далёкие друг от друга пространства, их объекты (межгалактические фуры) и акторы (космический пожарный) оказываются тесно между собой связаны через язык медиакоммуникации, который, согласно тезисам Максима Дрёмова о голосах молодых поэт:ок, используется «даже не во имя проблематизации описания, но как неотъемлемая часть речи». Важным становится и внимание к социальным ролям, носителем которых выступает субъект поэзии Ксении Боровик.

.

***

иногда я думаю
в последнее время всё чаще
что наука это не моё
дело
         всей жизни
я не создам суперкомпьютер
его не назовут моим именем как ломоносов-1 и ломоносов-2
и у меня не будет возможности разделить своё сознание на три
части:
я-учёная-мельхиор
я-мать-бальтазар
я-женщина-каспар
и моя дочь не будет копаться в моих мозгах в надежде, что
три эти личности перестанут спорить
мечтают ли ломоносовы о воссоединении?
или они зверь прогоняющий мои задачи
через тысячи километров и обратно
мечтаю ли я о суперкомпьютерах в моей голове?
или это попытка закончить начатое
и наполнить узлы моей памяти смыслом
во встречном потоке времени пространства
лагранж сидел у реки
                                        и наблюдал за уплывающей веткой