Отрывок из мемуаров Константина Веригина "Благоуханность. Воспоминания парфюмера".
"Среди целого ряда лет особенно запомнилась мне Пасхальная ночь 1915 года. Погода стояла чудная, и вся Ялта утопала в цветах. В церкви были мы с матерью все трое, а рядом с нами стояли и наши кузены с тётей. Мы ехали разговляться к ним. Ещё в экипажах мы обменивались маленькими подарками, наполнявшими наши карманы. Как радовали нас эти подарки! Не успевали экипажи подкатить к подъезду по мелкому песку аллеи, как входные двери распахивались, и верный дворецкий, два лакея и старшая горничная тёти выходили встретить нас и помочь выйти из колясок. Мы христосовались со всеми. Всё это были люди, знавшие нас с самого рождения, и которых мы любили как родных.
Из большой прихожей переходили мы в залу. Все лампы на стенах и центральная люстра заливали нас светом. На всех столах стояли букеты цветов. Запахи роз, ландышей, сирени, фиалок, гиацинтов сливались в чудесный аккорд. Но из столовой лились другие волны ароматов, которые казались нам крепче, громче, стремительнее запахов весенних цветов. И мы не задерживались в зале - нас притягивал пасхальный стол.
Столовая была такой же длины, как и зала, но значительно уже её. Огромный стол был заставлен множеством яств. Казалось, всё, что мы любим, находилось на нём. И подавалось всё так красиво, средь гербового серебра, гранёного хрусталя и цветов, что было даже жаль нарушить это великолепие, приступая к еде. И как всё это пахло! Повар тёти был настоящим виртуозом. Всё приготовленное им было не только отменно вкусным, но и безукоризненно представлено. Для пасхального же стола заготовлено было такое количество блюд, что и попробовать всё было невозможно. Успокаивало лишь сознание того, что стол оставался накрытым целую неделю и что за это время можно было узнать вкус всего.
Посреди стола возвышался огромный кулич-баба с сахарным барашком и хоругвью над ним. С обеих сторон от кулича блестели груды весёлых яиц всех оттенков и красок. На углах стола стояли куличи поменьше и четыре творожные пасхи — заварная, сырная, шоколадная и фисташковая, чудесного светло-зеленого цвета. Куличи были и домашние, очень сдобные и вкусные, и заказные — лёгкие, шафрановые.
Тут же были выставлены два окорока, украшенные глянцевой бумагой, и множество мясных и рыбных блюд. Помню цельного молочного поросёнка, окорок телятины, индюшку, пулярду; помню дичь в брусничном варенье; помню заливную рыбу, и осетрину, и сёмгу, и балык осетровый и белорыбий, и тут же копчёный сиг - величайшее достижение русской кулинарии. Помню блюда с паюсной и зернистой икрой, окружённой прозрачным льдом.
Были и обычные закуски: грибы, огурцы, редиска, сардины, фуа-гра. В двух местах стола возвышались высокие хрустальные вазы на серебряных подставках, полные редких для сезона фруктов, и другие вазы, поменьше, с шоколадными конфетами, пастилой, тянучками, мармеладом, изюмом, орехами и миндалём.
На двух же концах стола, чередуясь между блюдами, стояли бутылки и гранёные графины с разноцветными винами. Сколько было одних водок, настоек: польская старка, белая, рябиновая, перцовка, лимонная, зубровка и настоянная на душистых почках черной смородины!.. Для дам же были более легкие вина: мадера, херес, портвейн, шато-д'икем и старый барсак. И благородные бургундские вина для любителей-знатоков.
Что за незабываемый пасхальный аромат поднимался от такого стола! Был он и лёгким, весенним, словно пронзённым сиренью, и таким вкусным, съедобным, щекочущим ноздри. Ванильный дух куличей и свежесть сырных пасок ярко выделялись на басовом фоне мясных блюд и более высоких тонах рыбных запахов.