Традиционно я вешаю 23 апреля этот фильм Барри Пёрвза — он вроде открытки к дню Шекспира.

Сейчас, правда, у знатоков принято говорить, что подлинный-то день Шекспира будет двадцать шестого, Уильяма крестили двадцать шестого, а про день рожденья мы ничего не знаем и пр. Но Фолджеровская библиотека вообще начала отмечать в прошлую субботу и неделю будет, так отчего бы не нынче, как привыкли.

С днём.

Прогулка по берегу канала

Заласканный листьями берег и зелье
Воды избавляют от тяжести, словно
Даруют свободу, как кроткую зелень
Природы, плывущей и дышащей ровно.
Вот ветер затёрся невидимым третьим
В объятья влюблённых, и птица на сучьях
Свивает гнездо из щепы междометий,
Чтоб Слово рождалось и билось в падучей.
И новой охвачен судьбой — по уставу
Волшебной травы, исполинского вяза, —
Я страстно молюсь о кореньях и травах
Растущему возле меня богомазу.
Душе не откажешь в зелёной обнове
И в небе — его голубином покрове.

Патрик Каванах
{перевод с английского
Григория Стариковского}

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

У Себастьяна Барри я очень люблю «Бесконечные дни», а «Тысячу лун» считаю дурацкой насмешкой, плохим фанфиком на самого себя, поэтому за «Время старого бога» бралась с осторожностью. И ура, ура, книга оказалась для меня хороша, несмотря даже на то, что строится она вокруг довольно заезженной темы (что, впрочем, вовсе не отменяет всего ужаса и трагедии, с нею связанных).

«Ирландия. Католические священники. Насилие над детьми» — где мы только не видели эту скорбную последовательность. В романе Барри — это лишь камешек, что будто бы сдвигает событийную лавину, но скорее — песчинка, вокруг которой, как жемчужина в раковине, вырастает красивая и печальная история. Отправная точка, запрятанная глубоко в воспоминаниях главного героя.

Главный герой, Том Кеттл, ирландский полицейский на пенсии, к которому обращаются молодые коллеги за помощью в одном непростом деле (смотри «скорбную последовательность»). Такая завязка заставляет иных читателей думать, что перед ними «классический ирландский детектив», потом закономерно разочаровываться и ругаться в отзывах. Потому что это не детектив, конечно.

Это камерное повествование, в котором приходится приноравливаться к неспешности и некоторой вязкости размышлений и созерцаний героя, пожилого усталого человека, ненадёжного рассказчика. Это история о старении, о потерях, о любви — к женщине, к детям, к работе вот тоже, о боли и несправедливости, о зыбкости мира и его восприятия, и о счастье, счастье, счастье, которое — несмотря ни на что — всё таки было, наполняло жизнь героя и продолжает держать его на плаву до тех пор, пока он сам не готов будет пойти ко дну.

Логично было бы, вроде, смотреть на роман сквозь призму христианских и, более древних, ветхозаветных мотивов, но я среди этих декораций углядела другое. Тоже древнее — но кельтское. И, кажется, я и за отзыв-то взялась, только чтобы сказать об этом.

Раз пять Барри упоминает в тексте Кухулина. Ну да, Ирландия же. Однако. Над Кухулином, как и над многими героями мифов, довлел фатум, жизнь его должна была стать эффектной, но недолгой (так и вышло). Вот и счастье Тома Кеттла было огромным (впрочем, помня о ненадёжности рассказчика, нельзя исключать и аберрацию дальности), но кратким, и он, как Кухулин, выбирает умереть стоя.

Но есть ещё кое-что кельтское, что я никак не могла развидеть: «стрела сидов», любовь иномирной женщины, которая меняет героя и вселяет в его сердце вечную тоску по иномирью, стремление вернуться, чтобы вновь испытать счастье, непохожее на то, что может предложить наш, обыденный, мир.

Жена Кеттла, Джун, описана так, будто она и правда из волшебного народа. Рассказчик не устаёт упоминать её невероятную красоту, которая не меркнет с годами, её дивную смуглость, не исчезающую даже зимой, её потребность в красоте вокруг и постоянном звучании музыки. Даже её иномирность Кеттл постоянно подчёркивает, противопоставляя себя, обычного скучного парня, ей — модной, хипповой красавице, а один раз вовсе прямым текстом называет жену «колдуньей». Он всю жизнь недоумевает, что такая женщина вообще нашла в нём.

Она нашла в нём героя, конечно. Только в их мифе не было ни волшебного плаща Мананнана, способного разлучить их навек, ни напитка забвения, поэтому — для меня, по крайней мере, — Том Кеттл вопреки фатуму и нагромождению христианских смыслов просто возвращается к своей иномирной любви, чтобы теперь жить с ней долго и счастливо, потому что смерть их больше не разлучит. Ну какая смерть в Эмайн Аблах?

У Николая Гумилёва, поэта и кшатрия, про которого многие сегодня напишут, есть немного несуразное юношеское стихотворение «Влюблённая в дьявола».

Оно выглядит так, будто его писал восторженный ролевик. И есть там совершенно восхитительные строки:

Я не знаю, ничего не знаю,
Я еще так молода,
Но я все же плачу, и рыдаю,
И мечтаю всегда.

У нас в семье мы тут же цитируем их, если затрудняемся с ответом.

А Николай Степанович прекрасен без вопросов.

Я и вы

Да, я знаю, я вам не пара,
Я пришёл из другой страны,
И мне нравится не гитара,
А дикарский напев зурны.

Не по залам и по салонам,
Тёмным платьям и пиджакам —
Я читаю стихи драконам,
Водопадам и облакам.

Я люблю — как араб в пустыне
Припадает к воде и пьёт,
А не рыцарем на картине,
Что на звёзды смотрит и ждёт.

И умру я не на постели,
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще,

Чтоб войти не во всем открытый,
Протестантский, прибранный рай,
А туда, где разбойник, мытарь
И блудница крикнут: вставай!

Николай Гумилёв

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Я филолог и не смыслю в физике и космосе примерно ни шиша, и вот всякий раз, когда вспоминаю или читаю лермонтовское «спит земля в сияньи голубом», мне думается, что Михаил Юрьевич каким-то чудесным образом з н а л, как наша планета выглядит, если посмотреть на неё из космоса.

Всё потому, конечно, что поэты — волшебники, визионеры и пророки, что открывали и открывают нам не только внутренний, но и внешний космос, просто другим способом, чем учёные и космонавты.

С Днём космонавтики! 🌟

ЯндексКниги такие душные.

У вас, говорят, ноль дней чтения в апреле.

А мне эта подписка нужна прежде всего за тем, чтоб не потерять заинтересовавшие меня штуки да в книгу любопытный нос сунуть и решить, хочу я её читать или нет и покупать ли мне её в бумаге вообще.
В электронке читаю то, что показалось занятным, но не настолько, чтоб занимать место в шкафу, а что-то особенно заворожительное тащу домой в бумажном виде, канешн, не могу сопротивляться.

А Яндекс вот душнит.
Стыдись, говорит, Белое Перо, не читаешь ни хрена, а ещё очки надел!

#уцарямидасаослиныеуши

И раз уж сегодня 8 апреля, напомню, как я однажды, купив сборник цыганских сказок, провалилась в цыгановедческие споры пятнадцатилетней давности и провела своё маленькое расследование.

Пока искала вчера стихотворение Папуши для публикации, подметила довольно типичный для теперешних времён момент. Когда — pardon my French — прогрессивные медиа (зарубежные, в основном, но и местные тоже) пишут о Папуше, они очень забавно пытаются усидеть на двух стульях (а порой мечутся между ними, как в страшной загадке про пики): ведь из Папуши надо сделать икону фемактивизма, подчеркнув, среди прочего, как угнетали её «отсталые патриархальные цыгане», но совсем резко о Папушином таборе высказываться нельзя — статьи «о культуре рома» тоже неплохо спонсируются. Ну и отдельная тема, как все боятся ненароком использовать слово «цыган» и его производные (а факапы случаются, если возьмёшь да процитируешь Юлиана Тувима, например). Ангелике Кужьняк, автору беллетризованной биографии Папуши, не раз и не два приходилось объяснять в интервью, что она в курсе про их драгоценную политкорректность, но вот незадача: Папуша сама, когда говорила по-польски, называла себя цыганкой. Ой, как неловко-то, да?

Неловко, по-моему, называть Папушу «ромской поэткой» и сосредоточивать статьи о ней на тяготах её жизни, а не на её поэзии. Это как не видеть леса за деревьями — того самого леса, о котором Папуша писала так трепетно и хорошо.
Осложняло ли её жизнь то, что она была таборной цыганкой? Да.
Осложняло ли её жизнь то, что она была несчастна в браке? Да.
Осложняло ли её жизнь то, что она жила в Польше во время Второй мировой? Да.
Осложнил ли её жизнь Ежи Фицовский закон об оседлости? Да.
Осложняло ли её жизнь то, что она была поэтом? Безусловно.

Но ведь именно поэтический дар и выделяет Папушу, именно потому о ней — а не о любой другой цыганке из её кумпании – продолжают писать в прогрессивных (и, по счастью, не очень) медиа.

Писала Папуша на цыганском, писала себе и писала, пока не узнал об этом поэт и энтузиаст Ежи Фицовский, который не только перевёл её стихи на польский, но и притащил их Тувиму, и всё заверте… Фицовский, конечно, ей знатно подсуропил, но благодаря ему, собственно, мы и знаем о Папуше и благодаря ему же сохранились многие её стихи, ведь во время срыва и болезни Папуша в отчаянии сожгла более трёхсот своих стихов (настоящий Поэт, ну). Вот одна из причин, почему многие переводы на разные языки сделаны уже с переводов Фицовского (и даже книжки-билингвы выходят, где в качестве оригинала идут тексты на польском). Вторая: не так уж много находится переводчиков с цыганского. В России сейчас делает подстрочники Илона Махотина, и некоторые переводы на русский — это их художественная обработка. Вот об эту обработку я вчера и споткнулась не раз.

Поэзию Папуши можно, наверное, отнести к наивному искусству, которое однако по силе воздействия порой не уступает академическому. Средств минимум, никаких тебе прихотливых красивостей и сложных слов. Цыганский язык сам по себе по-древнему строг и скуп, тем ценнее те выразительные средства, которые находят те, кто пишет на нём, как находила их Папуша — вынимала, видимо, откуда-то из сердца или, как говорила она сама, училась этому у леса. Эта простота из тех времён, когда мир ещё был юн, а слова — свежи.
Русский же язык, как известно, «велик и могуч», и переводчикам непременно хочется затащить всю эту могучесть в лёгкие, как стрекозиные крылья, стихи Папуши. И вот уже лирический герой не просто «понимает звёзды», а «постигает их суть», вот уже сыпятся на читателя «злато», «яхонты» и прочая «краса», всюду расцветают эпитеты, которых в оригинале совсем мало, а то и вовсе нет, а в переводе — и тебе, пожалуйста, «царственный», и «благоуханный», и целый ворох прилагательных попроще. В переводах появляется и образность, которой у Папуши нет (то же «журавлиное небо» в стихотворении выше), и иногда переводчик этой собственной метафорикой так увлекается, что пишет уже вообще что-то своё по мотивам, и Папушин крохотный верлибр оказывается несколько громоздок и, как называл это Евгений Замятин, «беспросветно анапестирован».

Впрочем, русские переводы Папуши в любом случае заслуживают прочтения, и не только 8 апреля, но и в любой другой день, как любая настоящая поэзия.

Полюбил меня лес

Полюбил меня лес,
подарил мне цыганское слово.
Ветер петь научил,
а река помогала мне плакать.
Я из диких цветов
соткала себе дивное платье.
Птицы, травы, деревья
мне братья и сёстры родные.
На цыганских привалах
плещет дым в журавлиное небо,
просят Бога костры —
уберечь милый лес от пожара.
Жизнь что малый листок,
нынче ль, завтра меня похоронят,
а в чащобах лесных
будут жить мои кроткие песни,
повторят их ручьи,
и шумливые ветви,
и птицы.
На звериных тропинках
не умрёт, не умолкнет мой голос.

Папуша / Бронислава Вайс
{перевод с польского*
Марии Покровской}

*увы, это перевод с перевода; напишу пост, где расскажу, почему так

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Пока вокруг составляют списки к нон-фику, я чот всё продолжаю думать о детской и подростковой литературе и даже, может быть, напишу, что там надумала (ну да, ну да, может, ещё и кракена, давно обещанного, выпущу).

Но пока тут зачем-то случилась очередная внезапная зима, и я так фраппирована всеми этими снегами, что хочу только батонить на диване, как АннаАндревна.

Впрочем, сто лет назад, когда Штаны ещё были коротки, я написала про
Библиотеку пионЭра 2.0, и хоть в литературе что-то всё время происходит, некоторые штуки из того поста всё ещё актуальны, пожалуй.

А ещё у меня есть вой на болотах в трёх частях о том, что меня бесит в подростковой литературе:

Раз

Два

Три

Все пункты из этого воя всё ещё в силе среди меня, как и категорическое неприятие весенних метелей.

Вчера я не вдруг, а в День детской книги, подумала, что ведь вернулась я к текстам о литературе и около, начав именно с детских книжечек, поскольку была в те далёкие годы мамой младеновца и младшешкольника. Писала я тогда про милейшие ироничные картонки Эрика Карла, про «Идём ловить медведя», про комиксы о Хильде, про какой-то иллюстрированный научпоп и про «Меня удочерила горилла», такое вот.

А уж параллельно с этим стала иногда постить и о взрослом чтении, забацала в том же 2018 книжный клуб «Прочитал и обсуждаю», который, несмотря на все перипетии и турбулентности, счастливо существует по сей день, а потом, пребывая в изумлении от иных букблогеров, завела «Видят фигу» и чуть погодя — эти вот самые Штаны.

Великая вещь — детская книга, чего уж.

#уцарямидасаослиныеуши

Стоит ли читать книгу «Исповедь скучной тётки», если ты и сама своего рода скучная тётка?

С этим риторическим вопросом впрыгиваю обратно в Штаны из своих — довольно бестолковых — «каникул».

Привет!🖤

Несущественное

Что кошки помнят о жизни?
Помнят, как войти внутрь с холода,
Какое место теплее, где миска с едой.
Помнят, где было больно, помнят врагов,
надоедливых птиц, тёплый пар от земли,
полезную пыль.
Помнят скрип кровати и звук
шагов своего хозяина,
какова на вкус рыба, как восхитительны сливки.
Кошки помнят всё самое существенное в жизни.
Остальные, бесполезные воспоминания они отпускают
и спят крепче, чем мы,
надрывающие свои сердца памятью об огромном ворохе
несущественного.

Брайан Паттен
{перевод с английского
Владимира Иванова}

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Мои предки

Моряки старинных фамилий,
влюблённые в далёкие горизонты,
пьющие вино в тёмных портах,
обнимая весёлых иностранок;
франты тридцатых годов,
подражающие д'Орсэ и Брюммелю,
внося в позу дэнди
всю наивность молодой расы;
важные, со звёздами, генералы,
бывшие милыми повесами когда-то,
сохраняющие весёлые рассказы за ромом,
всегда одни и те же;
милые актёры без большого таланта,
принёсшие школу чужой земли,
играющие в России «Магомета»
и умирающие с невинным вольтерьянством;
вы — барышни в бандо,
с чувством играющие вальсы Маркалью,
вышивающие бисером кошельки
для женихов в далёких походах,
говеющие в домовых церквах
и гадающие на картах;
экономные, умные помещицы,
хвастающиеся своими запасами,
умеющие простить и оборвать
и близко подойти к человеку,
насмешливые и набожные,
встающие раньше зари зимою;
и прелестно-глупые цветы театральных училищ,
преданные с детства искусству танцев,
нежно развратные,
чисто порочные,
разоряющие мужа на платья
и видающие своих детей полчаса в сутки;
и дальше, вдали — дворяне глухих уездов,
какие-нибудь строгие бояре,
бежавшие от революции французы,
не сумевшие взойти на гильотину, —
все вы, все вы —
вы молчали ваш долгий век,
и вот вы кричите сотнями голосов,
погибшие, но живые,
во мне: последнем, бедном,
но имеющем язык за вас,
и каждая капля крови
близка вам,
слышит вас,
любит вас;
и вот все вы:
милые, глупые, трогательные, близкие,
благословляетесь мною
за ваше молчаливое благословенье.

Михаил Кузмин

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Так-то на этом канале каждый понедельник — день поэзии, но раз сегодня он аж всемирный, вспомню свой давний пост, ибо «хорошее повтори»™, новые-то тексты всё равно пока не пишутся:

Уистен Хью Оден в стихотворении-эпитафии Йейтсу мрачно замечает: “poetry makes nothing happen”. А Тед Хьюз, прекраснейший, с этим спорит и говорит, э нет: “poetry makes things happen the way you want them to happen”.

Мне ближе мысль Хьюза, хоть сейчас, наверное, силой обладает вовсе не поэтическое слово. Однако мне кажется важным читать хорошую поэзию, потому что если она и не повлияет на нас, не изменит нашу жизнь, то всегда может стать чем-то вроде максофраевского бальзама Кахара, один глоток которого возвращает тебе силы, или пластыря, под которым быстро и аккуратно затягиваются ранки.

«Поэзия не изменяет мир» — переводит Бродский строки Одена. Ну, пусть. Однако определённо делает его лучше. Для меня так уж точно.

Со времён того «ирландского поста» здесь появились

ещё одно стихотворение Пата Инголдзби,

видос с Шеймасом Хини

и его стихотворение,

а также фотка, где Хини занят вовсе не поэзией, в комментах к которой скрывается совершенно очаровательная (и кажется, очень ирландская) история о нём.

Всё это опубликовано не так давно, но вдруг вы пропустили)

Lá fhéile Pádraig sona dhaoibh!
С Днём святого Патрика!
☘️
Из любви к Ирландии вообще и к ирландской литературе в частности я в прошлом году затеяла небольшой ирландский марафон, в котором правда немного увязла.

В этот раз я ничего к празднику не приготовила (впрочем, я вообще редко приурочиваю посты к датам), однако хочу оставить тут подборку моих ирландских постов — вдруг кто-то из вас их не видел, да и вообще «хорошее — повтори»(с)

Про одну из моих любимых книг — «Поющие Лазаря или На редкость бедные люди»

А вот великая цитата оттуда, которой, пожалуй, можно описать всю нашу жизнь

О крутизне средневековых ирландских поэтов

с примером их творчества

Про талантливую, но несчастную королеву Гормлайт

И её средневековый блюз

Про Йейтса, гениального и прекрасного

А вот одно из его шикарных стихотворений

Пакет с пакетами пост со ссылками на ворох постов про Фрэнка Маккорта и «Прах Анджелы»

Откуда в «Улиссе» фраза «арфа дивная голодом нас уморила» и что потерялось при переводе

Почему арфа уморила кого-то там голодом и откуда взялась эта арфа вообще

Про secret treasure ирландской литературы — Пата Инголдзби: раз, два, три

Стихи Пата — раз и два

Про то, что «особое чувство собственного ирландства» — это не только книга Пата Инголдзби

Когда Джойс «не для радости, а для совести»(с)

Éire go Brách!
☘️

Кстати, на канале имеются два пакета с ирландскими пакетами☘️
↓↓↓

Песнь Амергина

Я сохач — семи суков
Я родник — среди равнин
Я гроза — над глубиной
Я слеза — ночной травы
Я стервятник — на скале
Я репейник — на лугу
Я колдун — кто как не я
Создал солнце и луну?

Я копьё — что ищет кровь
Я прибой — чей страшен рёв
Я кабан — великих битв
Я заря — багровых туч
Я глагол — правдивых уст
Я лосось — бурливых волн
Я дитя — кто как не я
Смотрит из-под мёртвых глыб?

Я родитель — всех скорбей
Поглотитель — всех надежд
Похититель — всех быков
Победитель — всех сердец

Амергин, сын Миля

{перевод Григория Кружкова,
основанный на версии Роберта Грейвза и английском подстрочнике с древнеирландского}


#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Eto ya думаю, как же так вышло, что понедельники наступают каждые семь дней, и завтра снова постить здесь поэзию, а межстишное пространство не заполнено ничем годным, да, собссно, вообще ничем? И это уже не в первый раз. Чот не нравится мне эта тенденция.

Сдаётся мне, Штанам нужны каникулы, потому что голова моя занята сильно сейчас другими делами, не менее захватывающими и чудесными, чем ведение канальи, но вот на каналью мою драгоценную пока толком не хватает времени и свободных мозгов.

Если же я объявлю тут каникулы (недельки на две, допустим), то вариантов развития событий будет два, и оба ничо так.
Либо я со спокойной душой переключусь на мои загадочные «другие дела» и побуду в них вся целиком, что поскорее высвободит мне — pardon my French — ресурс и на Штаны. Либо я, объявив каникулы, тут же начну неистово строчить сюда каждый день, возможно, даже по сто раз в день (случалось на канале и такое:)

Так что, Штаны отправляются на каникулы, чтоб не быть как Дэйв с картинки. Поэзия всё-таки появится по расписанию, а что тут будет происходить помимо неё — поглядим.

Stay tuned!

🖤🖤🖤

А говорим — языком метафор, поэзией архетипов.
Цветет зелёная липа, терновник поднимается, как кенотаф для златокудрой Изольды, для верного ей Тристана.
Нету у меня в косе золота, нету в чаше моей дурмана, только чай из пакетика с тонкой, прозрачной долькой лимона.
Все эти метафоры, архетипы, патетика, висят на плечах моих плащом или хитоном.
Под хитоном у Коры — ключицы торчащие, тонкие рёбра.
Понимаешь, любые наши разговоры наги без всех этих образов, в совершеннейшей мере нелепы, словно с них ободрали одежду и кожу:
Ты знаешь, ведь лето? — Я знаю, что лето.
Я тебя... — Я тебя тоже.
Словно кто-то выпил весь мёд из фраз, всё волшебное зелье.
...Знаешь, самая лучшая метафора зарастает понемногу кладбищенской зеленью, беспокойным дыханием трав. Прикасайся к ней бережно — слишком уж похожи на правду эти надписи:
Лютиэн.
Берен.

Мария Гуцол

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

С восьмым 🌷

Как относиться к словам?
Да так же, наверно,

Как к деревьям и травам,
К домам и дорогам — ко всему, что равнина
Раскинула перед твоими глазами,
Чем она манит тебя.

Пусть живут
Своей собственной жизнью,

Не надо их ни к чему принуждать,
Лучше их приручать потихоньку
И самому приручаться,

Дать им выговориться, но при этом —
Легко, без нажима, не вызывая у них подозрения,
Заставить их высказать больше.

Чем они сами хотят,
Больше, чем знают, —

Пробудить в них
Древние соки,

Оживить то густое и терпкое,
Что вложило в них время.

(Эжен) Гильвик
{перевод с французского
Мориса Ваксмахера}

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

У нас на кафедре писателей (да и поэтов, конечно, тоже) в шутку называли «кормильцами».
И действительно, что бы мы без них всех делали?

С Днём писателя!🖤

Гласные
 
ангел гас
 
глас ныл
гнал сны
 
лес наг
снег ал
 
не англ
не галл
 
гены снега
нега сна

Кристиан Бёк

{перевод с английского
Марины Бородицкой}

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Какая-то неделя выдалась дурацковатая: много было дел и соплей, и мы с семейством схватили злокозненный вирус, планы менялись, передвигались и отваливались, и вот среди этой суеты я обнаруживаю, что завтра снова понедельник, а значит, чтоб Штаны не превратились в тетрадку со стихами, нужно запостить хотя бы #котэнт

Сегодня дежурные по рубрике — Сартр и его кот, которого, как говорят, звали Ничто.

Rien, Nichts, Nihil — примерное содержание канала на этой неделе.

Песенка

Сердце есть пламя
Есть время для страсти
Есть время для смерти
Сердце есть пламя

Всему своё время
Звезде незримой
Необходимо
Сердце и пламя

Расцвёл красный цвет
Былое за тьмою
Есть солнце и свет
Есть сердце и пламя

Есть время для страсти
Есть время для смерти
Однако вовеки
Сердце есть пламя

Вашингтон Дельгадо
{перевод с испанского
Леонида Цывьяна}

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

«Нельзя было глядеть без участия на их взаимную любовь. Они никогда не говорили друг другу ты, но всегда вы; вы, Афанасий Иванович; вы, Пульхерия Ивановна. «Это вы продавили стул, Афанасий Иванович?» — «Ничего, не сердитесь, Пульхерия Ивановна: это я».

«Старосветские помещики» для меня — один из самых пронзительных текстов о любви.

Читать следует с вопросительной интонацией

Ты видел
ты истинно видел
снег звёзды шершавые руки ветра
Ты трогал
ты подлинно трогал
хлеб чашку волосы женщины которую ты любил
Ты жизнь ощущал
словно удар в лицо
словно мгновенье паденье бегство
Ты знал
каждой порой кожи ты знал
вот глаза твои руки твои сердце твоё
необходимо от них отказаться
необходимо выплакать их
необходимо придумать их заново

Хулио Кортасар
{перевод с испанского
Виктора Андреева}

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

«Я больше читаю поэтов, чем прозаиков. Поэзия для меня столь же естественна, сколь и проза. Параллельно с работой над прозой я всегда писал и пишу стихи — в стол, для себя. Нет, я не стыжусь, что пишу их. Просто считаю, что поэзия — это нечто сокровенное, ну почти как любовный акт, к чему другим знать о нём…

Игра продолжается — приходило и отчаянье, и желание выбросить всё в корзину, где скопилось уже великое множество невоплощённых замыслов, но иногда вдруг врывалась и радость: когда, перечитав стихотворение, я хотел погладить его, словно кошку, чья шерсть — наэлектризована»

Хулио Кортасар

#котэнт

Про ситуацию из вот этого вот поста моего немношк

Я не забыла, что сегодня понедельник, но поскольку вчера и сегодня здесь и так много букв, будет такое вот маленькое стихотворение — о чтении, разумеется:


Наконец-то
Я новую книгу купил.
Читал, читал
Далеко за полночь...
Эту радость трудно забыть!

Исикава Такубоку
{перевод с японского
Веры Марковой}

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Юлия Горноскуль «Пространство крови»

Странным образом книга, которая мне показалась неплохой, но не вот чтобы прямо ах, заставила меня возвращаться к ней в мыслях весь год.

Это сборник рассказов, объединённых всё-таки общей идеей — она в заголовке. Это пространство памяти, прошлого, истории земли (местности!) и людей, что на ней жили когда-то и живут теперь — пространство идентичности, если хотите.

Хорошо и ладно, пусть и не без некоторой романтической экзальтации, написанные филологом (sic!) тексты. Местами страшные, местами трогательные, местами спорные (никак не могу, например, разделить приязнь автора к «Железной гвардии»), местами завораживающие или ироничные, но все они — согласны мы с ними или нет — ж и в ы е.

Возможно, именно поэтому о некоторых из них я вспоминала весь год — не прицельно, а так, внезапно, вдруг, нипочему, и снова проживала те ощущения, что испытала при чтении. Назвала бы голосом крови, но у меня там небольшой хор, так что это магия, не иначе.

Ричи Достян «Два человека»

Очень сильно впечатление на меня произвела в своё время повесть Достян «Тревога», и вот я добралась до ещё одной её вещи (их у неё не так-то много, увы).

Формально это детское произведение, но по факту это не так, конечно, это большая литература про людей и для людей (неважно, сколько им лет) Мне порой кажется, что Достян будто бы опередила своё время: писала о том и так, как не всякий сможет сейчас, и уж тем более она не соответствует тем странным клишированным представлениям о советской литературе, которые любят на эту литературу навешивать (разные были авторы, разные книги).

«Два человека» — щемящий рассказ ребёнке и взрослом (хотя какой взрослый — 25 лет), что стали опорой друг для друга, не нарочитой, естественной. Мальчик потерял маму и переехал из Москвы в деревню к ограниченной, не любящей его бабке; парень — речник, не представляющий жизни без Волги, ослеп в результате несчастного случая — с такими-то вводными могла бы выйти чернушная гниль про то, как страшно жить (в России особенно), но это, по счастью, не выпускница школы «креативного врайтинга»™, а Ричи Достян — чуткий и талантливый писатель.

Она удивительно хорошо умеет передать детскую оптику, восприятие, и даже никчёмным, неприятным героям дарит возможность проявить хоть проблеск человечности и любви (такой, на какую они способны).

Очень хорошо. Прекрасно. Читайте, пожалуйста, Достян — она забыта совершенно не заслуженно.

↓ ↓ ↓

Продолжение следует:)

А вот книжки, которые помогли мне остаться в 2024 спокойной, почти как Гуннар.

Накамура Цунэко, Окуда Хироми «Спокойное сердце»

Я не любитель селф-хелп литературы, хотя в первом декрете прочитала её довольно много в надежде стать — самой смешно сейчас — организованней, эффективней и да — спокойней (а надо было всего лишь выспаться и доделать ремонт). Но вот эта книжка-малышка оказалась весьма приятной и правда успокоительной.

90-летняя японская бабуля говорит, вроде бы, об очевидных — тривиальных! — вещах: не загоняйтесь попусту, не бегите за чужими/социально одобряемыми мечтами, поспешайте медленно, цените уже достигнутое, не забывайте о себе, средний результат — тоже результат, ошибаться — нормально, такое вот что-то (где мы только этих советов не встречали!), но формулирует она концентрированно, убедительно и при том очень доброжелательно, делясь попутно историей своей непростой, но хорошей, в общем-то, жизни.

Кроме того, автор — врач-психиатр, и её книга словно выдаёт тебе индульгенцию жить и поступать именно так, как ты, собссно, и живёшь уже: теперь твоё условное здравомыслие подтверждено и одобрено специалистом по головушке, а тебя по этой самой головушке будто бы ещё и погладили, пока ты всё это читал.

«Сахарный человек»
Эту книжку хорошо бы сразу выдавать людям, которым только что поставили диагноз «диабет I типа», а также их родителям/супругам/детям — тем, кто будет с ними рядом на этом новом пути, и даже, возможно, прежде всего, именно им (по своему опыту сужу): потому что с пациентом так или иначе разговаривает врач, есть «школы диабета», а близкие часто оказываются в первые дни в вакууме и панике (а в панике чего только не нагуглишь).

Эта методичка (в твёрдом переплетё, что хорошо) составлена авторами проекта «Правило 15». Без страшилок, сюсюканий и ложных надежд — просто, понятно и коротко они рассказывают, что происходит с организмом, как ему теперь помогать, к каким врачами теперь ходить и за чем следить, а самое главное, как жить эту жизнь по-прежнему хорошо и максимально здорово.

Я сначала не собиралась об этой книге писать (у меня тут обычно другое чтение всё-таки), но потом подумала, а вдруг кому-то она сэкономит нервы и вообще поможет? Хотя я, конечно, желаю, чтобы никому из вас и ваших родных она не пригодилась никогда🖤

Вот и мои книжные итоги 2024 (в феврале, да)

В этот раз, как и в прошлом году, я снова не стану рассказывать в итогах о совсем никчемушных книгах (какие-то приберегу для кракена, но бóльшую часть просто выброшу из головы), а сосредоточусь на тех, что меня всё-таки порадовали (ну, или хотя бы успокоили:)

Из потенциальных роскошеств, чтение которых я вознамерилась больше не откладывать, в 2024 я прочла только одно, буквально прямо под ёлкой, в первых числах января — это был «снарк снарк» Эдуарда Веркина, и этот двухтомник, разумеется, попал в число особенно прекрасных книг года (ну, я вообще Веркина фанат).

Перечитала я три книги:

Вернер Хамахер “Minima Philologica”

Roger Zelazny “A Night in the Lonesome October”
Мне наконец удался фокус с последовательным чтением по главе в день в течение всего октября. Это было занятно, но в следующий раз перечитывать снова буду залпом, как обычно. Очень люблю эту маленькую и будто бы незатейливую книжку, которая на самом деле куда сложнее, глубже и психологичнее, чем может показаться по её началу, когда читатель впервые сталкивается с говорящим псом и чудищем в шкафу. Ну и конечно, Желязны не был бы самим собой, если б даже в самайновую сказочку не вплёл немного философии и слегка упоротых трипов, которые смотрятся там абсолютно органично.

Сага о Ньяле
Вот как всегда: открываешь книгу «только спросить»™, а сама читаешь её всю целиком. Спрашивать я собиралась про Гуннара с Конца Склона, потому как обещала о нём рассказать и хотела кое-что уточнить, но ситуация в итоге сложилась немного дурацко.

Впрочем, Гуннар был мудр и обычно «так спокоен, что его держал всего один человек»(с), поэтому надеюсь, он не обидится, если я расскажу о нём уже в 2025. Вот например, я читала Магнасона, тоже, кстати, исландца, в 2023 и весь прошлый год грозилась о нём написать, и вот написала же, ну и штош, что год спустя, в декабре.

Про «Сагу о Ньяле»говорить, наверное, не имеет смысла. О том, какая она значительная и важная в рамках истории литературы, написано во всяких там -педиях, а получить от неё удовольствие и, может быть, даже повеселиться не заставят никакие маст-рид-списки. Тут уж или любишь такое (моя остановочка), или нет. Я, конечно, всем и всегда советую прильнуть к тому или иному ~древнему~, pardon my French, литературному памятнику, чтобы выяснить хотя бы, заходит оно вообще или нет (и при случае насладиться), но я уже травмирована ведением канала «Видят фигу» и думаю теперь, что лучше просто не читать то, к чему совсем не лежит сердце, даже если это признано мегакрутым. А Сага о Ньяле — мегакрутая, о да, и если вы её полюбите — это навсегда)

Штош, когда все уже подсчитывают прочитанное за январь, я наконец добралась до книжных итогов 2024. И я уж предупредила, что они скромны и незатейливы, но вы даже не представляете — насколько.

Если брать только к н и г и, прочитанные целиком, не фиксируя отдельные главы, части и научные статьи (а также прекрасные и умные каналы в телеге), к которым я припадала всё-таки с завидной регулярностью, я прочла раза в три меньше обычного. Пятьдесят книг, считая даже ту, что про заморозку котлет. Такой уж был год, да.

Впрочем, я традиционно рассказываю в подобных итогах не про весь свой список, а только про некоторые — самые-самые — его пункты, так что и сейчас мне есть что предъявить. К тому же, глядя на получившуюся подборку, я начинаю подозревать, что по сравнению с прошлыми изобильными годами я, прочитав меньше всего вообще, прочитала куда меньше дурацких книг и куда больше хороших — в процентном соотношении. Стоит задуматься, наверное)

В прошедшем книжном году были и другие нетипичности, кроме (не)освоенных объёмов.

Я прослушала аж пять аудио-книг, хотя обычно не слушаю их вообще.

Я прочитала две книги, которые ещё не вышли в свет, но я очень надеюсь, что вот-вот, вот-вот. И поэтому я не могу пока ничего здесь о них написать, хотя они хороши, ы-ы-ы. Ну, главное — дорогой автор знает, что я думаю;)

Впервые со времён «Школы в Кармартене» в число вот прям л у ч ш е г о за год попал ~условный~ фанфик.

Я прочла скучную прикладную книгу, которая оказалась опорой в сложный форс-мажорный момент: вот буквально сказала мне голосом Шелдона Купера «Ну-ну, ну-ну» и многое прояснила. Разве только не предложила горячего напитка)

А ещё: мне совсем не понравилась одна там книга, зато оч понравился пост, который я сама про неё написала; и (как выяснилось по итогу) очень впечатлила другая, которая, вроде бы, и понравиться-то должна не была.

Ну а дальше будет чуть подробнее об этом и немногом другом. Постараюсь успеть до следующего стихотворения, сиречь до понедельника🖤

А кракен выйдет?

Раз уж упомянула тут романи чиб, сообщаю, что кракен по поводу этой вот книжки таки готовится к выходу. А так долго, это потому что там разверзлись некоторые бездны — не такие, как в «Славянских мифах», конечно, про которые я накатала аж пять простыней, начиная с этой, но кракену всё же есть где порезвиться. Оставайтесь с нами, в общем:)

На диалекте руска рома (как в других, не знаю) поздняя ночь будет рат бари, буквально — большая ночь, словно, пока она длится, н о ч ь в ы р а с т а е т. И мне в этих словах сквозит что-то из стихов Лорки и Хименеса в переводах Гелескула, прекраснейшего.

А вот в русском языке, получается, мы в н о ч ь п о г р у ж а е м с я, как в реку и, кто знает, не можем ли мы в ней утонуть, если ночь окажется особенно глубока.

Люблю крутить стёртую метафорику так и сяк.

И откуда-то из детства машут нам и этим метафорам медвежонок Умка и Ёжик-в-тумане.

#уцарямидасаослиныеуши

Ленинградским детям

Промчатся над вами
Года за годами,
И станете вы старичками.

Теперь белобрысые вы,
Молодые,
А будете лысые вы
И седые.

И даже у маленькой Татки
Когда-нибудь будут внучатки,
И Татка наденет большие очки
И будет вязать своим внукам перчатки,

И даже двухлетнему Пете
Будет когда-нибудь семьдесят лет,
И все дети, все дети на свете
Будут называть его: дед.

И до пояса будет тогда
Седая его борода.

Так вот, когда станете вы старичками
С такими большими очками,
И чтоб размять свои старые кости,
Пойдёте куда-нибудь в гости, —
(Ну, скажем, возьмёте внучонка Николку
И поведёте на ёлку),
Или тогда же, — в две тысячи двадцать четвертом году; —
На лавочку сядете в Летнем саду.
Или не в Летнем саду, а в каком-нибудь маленьком скверике
В Новой Зеландии или в Америке,
— Всюду, куда б ни заехали вы, всюду, везде, одинаково,
Жители Праги, Гааги, Парижа, Чикаго и Кракова —
На вас молчаливо укажут
И тихо, почтительно скажут:
«Он был в Ленинграде... во время осады...
В те годы... вы знаете... в годы ... блокады»
И снимут пред вами шляпы.

Корней Чуковский
{1944 г.}

#ПоПоПо
#поэзия_по_понедельникам

Мой смешной и душный канал Видят фигу приносит мне порой — pardon my French — пищу для размышлений. Если говорить о дурацких отзывах самих по себе, так тут вообще можно лекции забацать, где занимательная филология обнимется с занимательной антропологией, и я даже как-то написала пару постов по следам своих «фольклорных экспедиций»:

Про Джойса «не для радости, а для совести»(с)

и

Про классику и заваленный горизонт ожидания

Однако бывает и так, что задуматься меня заставляют не «кормильцы» (сиречь авторы отзывов), а читатели канала. Видят фигу я веду исключительно для радости и смеха (по заветам Бомарше), поэтому если вдруг чей-то горизонт ожидания не совпадает с моим, ну штош, там я придерживаюсь принципа «если надо объяснять, то не надо объяснять», а для рассуждений и дискуссий о литературе (и около) у меня есть вот эта вот воображаемая кафедра.

На днях в Видят фигу прилетел (очередной) довольно ~эмоциональный~ упрёк, что мы там «хором зубоскалим» над человеком, который «написал не очень хороший стишок», а сами ни шиша не понимаем в рифмах. Пристыдили, в общем. Я в дискуссию вступать не стала (см. принцип выше), тем паче к тому времени, как я её узрела, тред был довольно длинный, а возмущённый подписчик уже покинул канал.

Однако я вовсе не устыдилась.
Я задумалась.
И вот о чём.

Я не первый раз сталкиваюсь с таким занятным моментом рецепции:

Творческий (особенно почему-то поэтический) порыв будто бы заслуживает любых индульгенций.

Если кто-то пишет плохо согласованную ерунду или откровенную дичь о книге/авторе/литературе вообще п р о з о й, то можно смело потешаться, ставить лайки и репостить. Но вот если вдруг человек выразил своё сомнительное мнение по тем же поводам в хреновых с т и х а х, то смеяться над ним грешно, «это травля!»™.

Да с фига ли?

То есть любой умник из интернета может приосаниваться за счёт Джойса, Пушкина, Достоевского, Толстого, Шекспира, Уайльда, Гомера, Библии и Корана (sic!), you name it, но если он внезапно «тоже своего рода писатель»™, его чувства стоит поберечь?

На творческих площадках и правда нужно быть осторожнее с критикой (и уж тем более с субъективным осуждением), творцы люди трепетные (знаю, сама такая ващета), но если пресловутый творец несёт чушь плоды своего труда в иные области: скажем вот в книжные отзывы, у которых есть вполне конкретная прагматика, то логично, что судить его произведение будут по законам гор жанра всё-таки.

Дурацкий отзыв — это дурацкий отзыв, а уж написан он прозой или стихами, это на моём канале не имеет никакого значения.