Артур снес рукой сахарницу, впечатывая ее в стену. Гермиона давно не видела его таким злым. У него был паскудный язык, характер, но весь Эрстер к этому привык.
Сейчас же, был реальный гнев.
Небо за окном было уже почти черным, как в принципе, и вся атмосфера внутри дома.
— Сколько ещё ты продолжишь играть в «хорошенькую»?
— Артур…
— Он единственный выжил, — Мецгер указал пальцем в Айзека который продолжал держаться за бедро Грейнджер. — И то, благодаря тому, что притворился трупом и лег под телами других.
Грейнджер балансировала между состраданием и жестокостью. Ей хотелось доказать, что война может дать шанс. Что можно дать шанс человеку, которого поставили в условии реальности.
— Ты решила взять его под опеку, а что с теми, кто умер? Я же услышал все, — Артур безумно усмехнулся, царапая худи. Пальцы прошлись по хлопку, оставляя там борозды от нажатия.— Они кричали, Гермиона. Они плакали, ждали что их спасут. Ты когда нибудь слышала истошный крик ребенка? Я, да. Раз 25.
Столько было убитых в приюте столько душ Артур поднял, чтобы услышать.
— А никто не пришел. Каждый всхлип, агонию. Я знаю, что это мое проклятье, как некроманта, но в руках живых есть же шанс.
Артур выдохнул и уставился в поверхность стола.
— Я выслушал их всех. Дети хотели жить, но умерли, веря в то, что магия — чудесна. И от нее погибли. Они, блять, верили сказкам, но умерли в реальности.
Он посмотрел на Айзека, который не видел его, а просто уперев взгляд в сторону голоса, застыл.
— Хватит делать поблажки. Надо начать убивать, Грейнджер, — Мецгер оттолкнулся от стола, — если будешь давать выбор каждому, однажды, тебя предаст даже дуло пистолета, направленное в висок.
Она понимала это, но не могла объяснить тонкую грань. Сила в ней, столько прожитого…
Палмер до сих ходила как одинокая тень, после того, как они похоронили детей. У этих могил не было имени, ничего. Просто место возле отеля.
Гермиона посмотрела на черную макушку Айзека.
Если она выпустит этот гнев, то надо будет идти до конца. Даже если вместо ленточки ее встретит могильная плита.
Айзек, как будто почувствовал ее взгляд, поднял голову.
— Тетя?
И у нее выступили слезы.
Совсем немного, но этого хватило для решения.
Такие же отчаянные, как до этого был голос Артура. Гермиона присела рядом с мальчиком, обняв его, а после кинула взгляд на Мецгера.
Может, после своих кошмаров, ей хотелось милосердия.
Но, она была на войне.
— Собирай воронов. Мы идем уничтожать третий лагерь Пожирателей.
Мальчик в ее руках был холодным, хоть и живым. Но, когда его ладонь легла на шею, она чувствовалась чертовски горячей.
— Гадкий дядя идет с тобой?
— Это он про меня? Пацан, я тут речь задвинул, а ты меня «гадким» обозвал?
— Ну, кто в приюте плохо говорил, того наказывали, — просто ответил Айзек.
— Ну, тогда накажите меня.
— Давай без твоих влажных фантазий, Мецгер.
#aspidspoiler