Расходящиеся тропы: ритуалы прощания
Это еще не конец. Но это уже кода — и цикла, и целой эпохи, которая развела людей, оказавшихся на разных тропах и ушедших по ним вроде так далеко друг от друга, но, на самом деле, все равно оставшихся рядом. Сегодня заглядываем в квартиры пожилых людей, у которых все было, но прошло.
Политик-пенсионер — почти всегда импотент. Он хочет, но уже не может. Все молодится, приосанивается, подкрашивает седеющие виски, намекает, что ему всякое подвластно. А на деле…
Только старые разношенные тапочки, только уютные и теплые брюки, только политические мемуары, только желтая заря, только звезды ледяные. Ничто из этого не заменяет наркотика власти: когда заходишь в зал, все встают, смотрят на тебя, ловят каждое слово. Воздух наэлектризован и ты начинаешь говорить. Крики. Аплодисменты. Политические интриги. Предательства. Роковые победы. Стихи, стихи, стихи…
Он поднял усталые веки,
Он речь говорит. Тишина.
О, голос! Запомнить навеки:
Россия. Свобода. Война.
Теперь все твои былые враги и союзники нигде, не влияют на твою жизнь. Кто умер, кто также пенсионерски доживает свой век. Политик на пенсии — мрачная картина; может лучше сразу застрелиться?
Александр Федорович Керенский живет бесконечно долгую жизнь, как будто в назидание: вот какие последствия бывают у политических ошибок. Смотри и не отворачивайся. Вся эта долгая жизнь теряется в тени ослепительной вспышки 1917 года. И спустя десятилетия каждый его шаг в те несколько месяце разбирается на молекулы: что он сказал тогда? Куда писал потом? Как он не увидел этого?
Пресса обращается к нему в дни больших событий: и вот он исправно комментирует то смерть Сталина, то отставку Хрущева. Он голос из прошлого, человек-тень. В 1965 году приходит на американскую выставку Павла Корина, ученика Нестерова, а затем звонит художнику, лауреату Сталинской и Ленинской премий: «С вами говорит Керенский, я два раза был на вашей выставке. Выражаю вам свое восхищение».
Спустя 2 года ему звонит дочь Сталина Светлана. Интересно, кто кому выражал восхищение?
А его былые противники, большевики-отставники, пережившие и чистки 1930-х, и войну, и смерть Сталина, тоже доживают свой век полузабытыми стариками. Об их жизни после свержения с политического Олимпа мы знаем обрывочно: никто не хочет заглядывать в эту бездну отчаяния, импотенции, былых воспоминаний, стариковского отчаяния, злобы и страха. Рой Медведев рассказывает о том, как Молотову кричали в лицо, что он палач, а он лишь вжимал голову в плечи и шел дальше. Поверить в это можно легко, но также легко представить как в толпе его замечали и те, кому повезло подняться в годы террора — и подходили с благодарностью к сталинскому наркому, жали руку и заглядывали в глаза.
Каганович на старости лет занялся тем, с чего когда-то начинал — и тачал себе сапоги. А также все писал и писал письма с требованием восстановить в партии. Ходил в Ленинку писать мемуары. Обзванивал партийные органы — голос из мертвой эпохи, — и требовал то бесплатную подписку на какой-то журнал, то лекарства, то денег. Бродил по ночам вокруг своего дома. С былыми соратниками не общался — наверное, встречи политических отставников дело еще более неприятное, чем злые слова от тех, кто пострадал от репрессий. Да и что им было друг другу говорить — этим поломанным людям, которые прошли огонь, воду и забвение?
Когда-то все они, участвовали в процессах великого раскола, разметавшего людей в самых неожиданных направлениях, заставившего пойти на невероятные компромиссы, а многих попросту погубившего. Теперь их нет — они смотрят телевизор, глядят в окно и вспоминают минуты, когда еще не было известно, что будет впереди. Когда о смерти можно было думать как об абстракции, а не о том, что уже стучится в двери. Когда восторженный рев и зубовный скрежет были их любимыми звуками.
Раскол заканчивается смертью всех его участников.
Вечерело. Город ник.
В темной сумеречной тени.
#сенников
Поддержите «Кенотаф» подпиской:
телеграм-канал |
Boosty