Подбираю эпитеты: разухабистый клен…
Плохо, не точно, бесцельно.
Если в кого-нибудь кто-то влюблен,
Скорей всего, от безделья.
Ритмы выламывай как из забора колья,
Освобождайся от штампов и пут.
А потом споют про девочку Прасковью
Из Подмосковья… и аллес капут.

В кошмарах дня и ночи
Свою нащупай щель,
И свистни что есть мочи,
Как будто ты Кощей.
Не бойся меломанов,
Они тебя простят.
Не бойся, из карманов
Рубли не полетят.
Своей тоски безмерной
Осколки – под кровать.
Ведь ты Кощей Бессмертный,
Тебе ли горевать?
Ты проникаешь в щели,
Ты размыкаешь круг,
Ты знаешь Мэри Шелли,
Ты Франкенштейна друг,
И все твои именья
Продали за долги.
Одни местоименья,
И не видать ни зги.
Змея одним укусом
Решает все дела.
Когда бы слыл ты трусом,
Отмылся б добела.
Хотел ты стать Кощеем,
А вышел Бармалей.
Теперь кощеев шеи
Торчат из всех щелей.

* * *
Я доползу до мая,
С собой завершив борьбу.
Встану, в руках сжимая,
Невидимую трубу.
Я до предела сужу
Дорогу, где нет меня.
Сяду в седло – не в лужу-
Невидимого коня.
И проскачу с трубою
Бог знает сколько дней.
Знает ли Бог, что двое
Было сперва людей?
Уха немеет мочка,
Все тяжелее тракт.
В гуще идей комочком
Правды застыл экстракт.
Вот она рядом, правда,
Знает сверчок шесток.
Я проглотил бы, правда,
Но маловат глоток.

* * *
Круг завершается старый,
Новый – ещё в небесах.
Клейким листочком, гитарой,
Пухом в кошачьих усах,
Трепетом поздних прощаний,
Что нарушают обет,
Птицами, что прочищают
Горло для новых побед, -
Все этим будешь доволен,
Мысль отгоняя одну,
Где-то под дронами воин,
Тоже глотает весну,
Где-то в палате калечный
Хочет увидеть детей,
Путь начинается Млечный,
Прямо из русских степей.
Взяться надежде откуда?
Ведь никого не вернуть.
Но ожидание чуда
Грубо корябает грудь.

Руки клади на пояс,
Байроном мни себя,
Лучше смотреть на поезд,
Чем уезжать, скорбя.
Как катера в дозоре,
Рыщем везде, снуем,
Лучше смотреть на море,
Чем отражаться в нем.
Старые великаны -
Тощие старики.
Лучше разбить стаканы,
Капли слизать с руки.
Верфи вдали горбаты,
Множатся их черты.
Лучше смотреть закаты
С правильной высоты.
В небе звучит осанна,
Ты от неё отвык.
Быстро лишился сана,
Мудрый твой духовник.
Байрон никто без Шелли,
Двойственность суть молвы,
Лучше прожить без шеи,
С музой, без головы.
Вверх не ходи – там полюс,
Вниз не ходи – тоска.
Лучше смотри на поезд,
Лучше издалека.

Придется умирать в любой момент
Не от войны, от старости и боли.
И прозвучит прощальный комплимент:
-Я к вам пришла, чего ещё вам боле?
Давайте лучше будем как в раю
В земном аду любить и жить красиво.
И наблюдать поэзии змею,
Что греется на солнышке лениво.

Засуха, энтропия, бездетность.
Хохот из вражеского стана.
И жизнь, утратившая предметность, -
Кем назовешься, тем и станешь.
У Стравинского разные и сложные размеры,
А у бюстгальтера – раз, два и обчелся.
Разве это справедливо? Жизнь – химеры,
И застрявшая в улье, маленькая пчелка

Весной видна осенняя трава,
А ты себя раздумьями неволишь.
Ахматова, конечно, не права.
Она мудра, но женщина всего лишь.
В Фонтанном доме снится ей зима,
И голубые, цвета неба, очи.
И Ходасевич, что сошел с ума
И машет нам из европейской ночи.
А Ходасевич оказался прав,
И не получит он за это ксивы.
Безрукие опять лишились прав,
Идут в кино и смотрят детективы.

* * *
Нельзя же так, чтоб никто не умирал,
И даже, чтоб никто не болел.
Страдания, как флотилией адмирал,
Командуют нами. Анну Болейн
Жальче всего. Цветы полей.
Блажь – это способ забыть слова.
Неизвестно, как выглядела Анна Болейн,
Даже её отрубленная голова.

* * *
Я в зеркало гляжу, смеюсь: - Каков ты!
Хи-хи, ха-ха!
Мои стихотворения как овцы
Без пастуха.
Пасутся, никому не интересны, -
Ни бэ, ни мэ.
Для хищников овечки слишком пресны.
Ни вам, ни мне
Такая пасторальная картина
Не по душе.
А если в Петербуге ты, детина!
Ступай в «Буше»,
И продавцам, что не добыли брынзы,
Глаза коли.
Как облака, плывут овечьи принцы
И короли.

Как же хотим мы тепла и внимания,
В хаты чужие пожитки свозя.
Ночью, украдкой придет понимание -
С этой войны возвратиться нельзя.
Время застыло. Луна заскорузлая,
Словно земля прорастает травой.
Доля бездомная, злая и русская:
С войн возвращается только конвой.
Патриотизма хватает до берега,
Там, где орудия горбятся в ряд.
Все мы кому-то случайно доверены,
Всех нас отправят сегодня в наряд.
Недоказуем закон притяжения,
Вмиг разбежались дела и слова.
Нам остаются тревога и жжение
В сердце, где пуля одна и жива.

Юношей я мечтал о славе Надсона,
Был я дурачок.
Лучше б я мечтал о славе Нансена,
Был бы бодрячок.
Нынешние юноши мечтают о славе
Славы Мерлоу и не скажу какого Штерна.
Все правы. Все хорошие. В своем праве.
И никто не знает, чем все кончится… Верно?

* * *
В симфонии моей аккорд финальный
Ещё не написали.
Возможен ли финал не тривиальный?
Наверное, едва ли.
Твоей рукой свое лицо стирая,
Я оставляю фору
Для тех, кто нынче в жизнь мою играя,
Не нарушает форму.
Не отличить профессора от урки,
Изображенье стерто,
Весна смывает урны и окурки,
- Давай! Ни пуха! - К черту!
Под утро флейта превратится в тубу,
Финал всегда коварен.
Пожалуй, лучше жизнь сносить, как шубу
Когда-то добрый барин.

https://радиогордость.рф/projects/poets-of-donbass/vetsya-zmeykoy-mezhdu-stran-granitsa/?ysclid=m98732b6hf43246567

* * *
Пока мы, впадая в депрессию, жили по квоте,
Которую выдали умные дяди из РАН,
Из воздуха выползли тени в крови и в блевоте,
И сделали селфи такое, что вспыхнул экран.
- Давай же снаряды, проклятый министр! - Ну а пули?
- А пули стремятся в тела, не грустя ни о ком.
И вот уже степи завыли, и горы кивнули,
Не зная на что соглашаются этим кивком.
Я с памятью вышел гулять, я забрал из починки
Её, одичавшую, - сфотографируй нас с ней.
Земля запорошена мыслями рано почивших,
И, если вглядеться, не очень похожа на снег.
Какие же били бояре земные поклоны
Ивану Четвертому – только следы не сотри.
Я думаю, звери к сочувствию более склонны,
Чем склонны к сочувствию к подданным наши цари.
Как долго на площади знатное тело смердело
Матвея Гагарина, бывшего друга Петра.
И юношам как назидание – «Слово и дело»,
Теперь не до вольностей – нынче иная пора.
И кем бы ты ни был, красавцем, бретером, рубакой,
В истории ты не важнее трухлявого пня.
Когда я ослепну, то сделайте память собакой,
И пусть она водит кругами слепого меня.

Я хорошо помню его, поэта и солдата, Михаила Борисова. Пожилой, строгий, умные глаза. Строки его актуальны, как никогда

Михаил Борисов. «Психическая атака».
Опубликовано | Май 19, 2015 | Нет комментариев

Они идут за рядом ряд,
Как три лавины,
За ними Ворошиловград,
Пол-Украины.
И тянет явно коньяком
От их походки… А мы
Скупым сухим пайком
Заткнули глотки.
Припали к снегу, затаясь,
Мороз по коже:
Идет коричневая мразь,
Да, мразь, а все же…
У дула черное кольцо,
Не видно неба —
Мне пистолет сует в лицо
Комбат свирепо.
Орет:
«Ты, Мишка, сибиряк,
По скулам вижу.
Дай подойти им, так-растак,
Как можно ближе…»
Мой командир еще орет,
Но сам при этом
Уже со лба стирает пот
Тем пистолетом.
Меня он знает — не слабак,
В мозолях плечи.
Я подпущу врага и так
Под хлест картечи.
…И подпустили мы его,
И смерч ударил.
Не видно больше ничего
В смердящей гари.
Комбат опять орет:
«Растак,
Бери пониже!
Ты — настоящий сибиряк.
По хватке вижу…»
А враг, ослепнув, прет и прет
К моей траншее,
И у меня холодный пот
Бежит по шее.
Посек весь снег свинцовый град,
Мутится разум…

Но бью внахлест — и мрази ряд
Ложится наземь

Главная особенность отечественных стукачей, как либеральных, так и патриотических, не в том, что они скверные люди, (бывает, что и нет), а в их уверенности, что они делают благое дело.

Когда я служил в армии,
Важнее портянок ничего не было.
От того времени остались небыли
И были. И всеми вами я
Предан, оболган неоднократно,
Прощен, вознесен, разжалован и снова
По прошлому и будущему туда и обратно
Скольжу, как по Венеции Казанова.
Работа до пота, любовь, гулянки
Не миновали, как и ночное рвение.
И все же я знаю, наматывать портянки,
Это очень важное умение.
Жаль, что хорошее никогда не пригождается.
Жизнь моя, странница, жизнь моя, страдалица.

* * *
Захлебнувшись кровавыми танцами,
На имперскую землю ступи.
От меня ничего не останется,
Я уверен, - корпи, не корпи.
Я прикинусь шутом или висельником,
Иль лосиноостровским лосем,
От меня ничего не зависело,
Потому что зависело все.
Без раскаянья время растянется,
Как на вешалке чье-то пальто.
От меня ничего не останется,
Потому что я жил как никто.
Как никто я тянулся за вечностью
И вцеплялся руками и ртом.
Если что-то кому-то завещано,
Ничего не копи на потом.
Мы стоим на краю мироздания
У последнего первого дня.
Если люди забудут страдания,
Я готов, чтоб забыли меня.
А когда я, снегами укутанный,
Растворюсь в океане зевак,
Мне послышится: « Замшев запутанный,
Но не злой был, пожалуй, чувак».

На высоких нотах голос твой
Пропадает, словно ты простыла.
В марте было холодно и стыло,
Он к апрелю вышел чуть живой.
От него прощения не жди,
Так приходят грешники к обедне,
Так приходят армии к победе,
Сотни верст оставив позади.
Нынче та ещё колоратура:
Вой сирен, младенцев слабый писк.
Нам нужна добротная фактура,
Чтобы командиры шли на риск.
Голос твой поднимется, сорвется.
- Соловей мой, - пискнешь, - соловей!
И Алябьев с Дельвигом побьется
Об заклад, что будешь ты моей,
Что ведем уже годами с небом
Злую соловьиную войну,
Что, набивши рот весенним снегом,
Я признаю все свою вину,
Что в чересполосице весенней
Потерялись поезд и вокзал,
Что на Пасху ждем мы Воскресенья,
Как его никто ещё не ждал.

Люди, помешанные на войне, не способны в ней победить.

Город жил спокойно и надменно,
Пар кофейный устремлялся ввысь.
Затрещали льды одновременно
В реках и куда-то понеслись.
Все вокруг звенело, будто ведра
Гулко бились лбами возле рек.
Город знал, что набережных твердость
В этот раз смягчится как на грех.
Парусу уже не нужно галса,
Время сквозь него давно течет.
Город сам в себе располагался
И за кофе не просил расчет.

Если полиция Пятигорска не арестует всех подростков, участников убийства 20 летнего парня, если суд не даст им максимальные сроки, если родителей не накажут примерно, значит, мы живем не в стране, а в коррумпированной помойке.

В юности жили как будто красиво,
В СССР, за кого-то.
Кто-то вспоминает очередь за пивом,
Кто-то за водкой,
В которой были девочки, девушки,- а муж-то?
- А муж в земле, он из другой земли –
В которой не достояли, не дождались, потому что
Все кончилось, и больше не привезли.

* * *
Небом убита комната,
Что до конца вползло.
Нежность, как простынь скомкана,
Снова не повезло.
Близилось счастье алое,
Но помешал паук.
Комната обветшалая
Выпорхнула из рук.
Хочешь поэтом? В месиво
Сразу себя сотри.
Ты говорила, вместе нам…
Вспомнила? Раз, два, три.
Тара всегда затарена,
Знать бы, где слушать звон.
Пили когда за Сталина,
Всем был товарищ он.
А за Хрущева с Брежневым
Вписывались в косяк,
-Жизнь отдавайте прежнюю.
-В долг или просто так?
Выдайте что ли кромку нам,
Где не ходил никто?
Комната комом скомкана,
Прячет скелет пальто.
Прячет от взгляда скорого,
Прячет от рельс и шпал,
Прячет в сундук, с которого
Как-то малец упал.

https://moskvam.ru/publications/publication_3435.html

Это не имеет никакого значения,
Это как пропущенный пункт назначения,
Это как время, что после тебя,
На которое смотришь, совсем не скорбя.
Где мои причины, следствия? где они?
Окружали меня воры и гении,
Окружали меня ноты, иллюзии, страх.
И теперь это все -
прах.
На новую весну наскребаю мелочь,
Из всех вопросов только один в ходу.
Если пропустил станцию – что делать?
Ждать тупика или выскочить на ходу.

https://радиогордость.рф/poets-of-donbass/po-rodimoy-po-yuzhnoy-zemle/?ysclid=m7yc85by29697763792

https://радиогордость.рф/poets-of-donbass/po-rodimoy-po-yuzhnoy-zemle/?ysclid=m7yc85by29697763792

Я мог бы сказать «мы»,
Но я говорю «я».
И тянется к нам из тьмы
Вчерашняя тень моя.
Мне помнится полынья
И берег, где нет тюрьмы.
Я мог бы сказать «я»,
Но я говорю « мы».
Но жалобы бытия
Тревожат опять умы.
- Зачем говорит он «я»,
-Зачем говорит он «мы»?
Когда на столе кутья,
Поют за окном холмы.
Все сущее нынче «я»,
Но дали меня взаймы.

Прожив во внутренней дыре,
Мы знали: не найдут на карте.
Жизнь пролетала в ноябре
С такой же скоростью, как в марте.
Когда-то был меж нас поэт,
Но мы его уже не видим,
Провел в дыре немало лет,
И стал теперь почти невидим.
Отвар житейский слишком крут,
Пускай собака пьет из лужи,
А в наших обликах живут
Те, кто не лучше и не хуже.
Они живут в любой поре,
Хлопочут, утешаясь снами.
Им неизвестно о дыре,
Не перепутайте их с нами

Кто хотел войны, тот и не хочет мира. На заметку нашим слезливым пацифистам.

С мэром Донецка, замечательным Алексеем Кулемзиным. Подробности в ближайших номерах "ЛГ".

Спасибо македонскому из-ву "Макковей". "Концертмейстер" теперь есть на македонском.

Друзья мои! От моего имени не перестают орудовать мошенники. У меня нет вотсап Проверяйте номер, пишите мне смс или в тг, если есть сомннения.

«Дети боятся взрывов,
Дети не виноваты.
Хочется быть счастливым,
Только мы все из ваты».

Стихотворение Максима Замшева «Дети боятся взрывов» читает народная артистка РФ Лариса Долина. Это произведение вошло в сборник RT «ПоэZия русского лета».

В нашей рубрике #времяпоэтов вы найдёте и другие стихотворения о Донбассе:

▶️«Шёл солдат мимо шахт и пожарища» (автор Мария Ватутина, читает Евгений Князев)
▶️«Помолитесь за наших ребят» (автор Иван Купреянов, читает Сергей Безруков)
▶️«Разведка боем» (автор Елена Заславская, читает Ольга Будина)
▶️«Они стреляли по донецким» (автор Мария Ватутина, читает Светлана Крючкова)
▶️«На Саур-Могиле» (автор Елена Заславская, читает Евгений Князев)
▶️«Я умереть боюсь» (автор Анна Долгарева, читает Лариса Долина)
▶️«Однажды будет воскресение» (автор Инна Кучерова, читает Владимир Машков).

#Донбасс

🥰 Подпишись и смотри кино