(Из дневника Джиннов, 2 ноября)
Это было несколько лет назад, холодной весной. Люди сгибались и закрывали лица от ледяного ветра. Там было некое вневременное ощущение, будто все заморожено, а люди прячутся не от ветра, а стыдятся смотреть друг на друга. (да вообще, человек чаще всего прячется от холода и стыда) Мы сидели и общались. Про собеседника не буду сообщать ничего, все это был частный разговор и не предполагалось, что его высказывания станут известны вовне. И вот, он сказал, что с детства все советские мультики наводят на него тоску, он не видит, чем они отличаются друг от друга, они все унылые, то ли дело диснеевские мультики... а голливудскую культуру он считает вообще самым ярким и ценным, что когда-либо существовало в кинематографе. Эти слова меня очень впечатлили. Хотя бы потому, что все эти ощущения совпали с моими, только наоборот. Для меня всегда советские мультики представляли некую россыпь разнообразных соцветий, бредовую и удивительную, а диснеевские – однообразие, как, впрочем, и практически весь Голливуд. И вот, мы сидели и смотрели друг на друга, и я не понимал, как же так получилось, что мы видим эту часть мира противоположным образом. Есть такие линзы, в которых изображение переворачивается. И тут было такое чувство, что между нами поставлена такая линза, мы оцениваем то, что видим, не просто по-разному, но перевернуто.
Когда хотят обесценить деятельность режиссера, говорят, что у него все фильмы одинаковы. Когда хотят обесценить что-либо, выходящее в разное время, говорят, что не видят отличия одного от другого. Можно сказать, что это «очередное», различающееся по сути лишь временными обозначениями. Как только написал это, решил уточнить для себя, что такое «разнообразие», и спустя короткое время открыл «Различие и повторение» Делеза. (хотя там четко прописано, что различие, разнообразие и искажение – все это «разное») Примерно на строчках о том, что философская книга должна быть похожа на детектив и фантастику, в дверь постучали. Как будто книга вызвала этот стук.
Пришли представители индийского продакшена. Мы сели, стали обсуждать. Спросил их, могут ли порекомендовать актрису на роль девушки с признаками шизофрении. Они ответили, что могут, и начали показывать супермоделей, мисс мира, неких победительниц модельных конкурсов... Это замечательно, но есть сомнения, что эта роль им подойдет, это же русское авторское кино, несколько странное. Сказали, что нет, именно такое кино интересно. Ладно, чего мне спорить...
После этого мы поехали. Ехали-ехали, приехали не туда, после чего люди стали искать место под названием Джуди. Кажется, что-то из последнего Твин Пикса. А когда приехали в Джуди, там оказались портреты некоего депутата на стенах, где он говорит с трибуны, улыбается, объясняет, а за столом сидел и он сам, только состарившийся.
Под вечер мы переехали в католический дом с цитатой из псалма на двери. Здесь мы проведем месяц, после чего направимся в Варанаси.
Это разнообразие? Или же предсказуемая рутина?
Ну, и к чему это все? К Болливуду. Оттуда Болливуд видится как сверкающее танцевальное безумие, как разбрасывание цветов, беганье между деревьями и пение тонким голосом. Отсюда Болливуд видится как сложная и яркая подвижность, мечты и стремления тысяч, если не миллионов, погруженные в движения капитала. Все хотят в Мумбаи. И сегодня за столом индийские коллеги сказали, что я этим фильмом начинаю большую дорогу в Болливуд, то есть, тоже направляюсь туда же – в Мумбаи. Ответил, что вряд ли, что занимаюсь несколько иным – они сочли это за скромность и посмеялись. Все туда хотят, все режиссеры мечтают снять кадры с тысячами танцоров, синхронно плещущихся в лепестках роз -- там красиво и разнообразно. Еще они отметили, что мы находимся в волшебном доме и наши желания, которые загадываем сейчас, сбудутся.
Болливуд – гигантская стена, за которой творится красивая жуть. И такое чувство, что все-все-все тут относятся к нему с легкой насмешкой, как к прилавку наивных образов, при этом, преклоняются – как некой природной силе, урагану или непрекращающемуся дождю.