Пожар 1547 года в Москве
1547 год был для 17-летнего государя Ивана IV стал знаменательным. В январе он торжественно венчался на царство и официально принял титул царя всея Руси. В феврале состоялась его свадьба.
Весна и начало лета 1547 года выдались на редкость жаркими. В Москве то в одном, то в другом месте вспыхивали пожары. Первый большой пожар случился 12 апреля.
Ураганный ветер быстро разносил огонь и горящие деревянные куски крыши, ворот, построек. Пожар продолжался почти десять часов.
Даже за каменными стенами Кремля нельзя было спастись от пожара. Люди, находившиеся там, оказались в ловушке. В Кремле жара стояла просто нестерпимая: от высокой температуры самовозгорались иконы и деревянные части построек. Когда огонь подступил к самим стенам Кремля, порывы ветра перекинули языки пламени через каменные стены.
После Кремля огонь пошел и на другие части города. Горело все: дома, хоромы, церкви, монастыри.
Царь Иван Васильевич с женой, братом Юрием и ближними боярами успел спастись - они вовремя уехали в подмосковное село Воробьево.
Последствия пожара были ужасающими. Погибло более 4 тыс. человек. Сгорело более трети городских построек – 25 тыс. дворов, 250 церквей. Этот пожар за его масштабность стали называть великим.
Оставшиеся в живых люди остались без жилья, без имущества, многие потеряли близких. Охватившее их горе требовало выхода – нужно было найти виновных. Конечно, пожар такой разрушительной силы не мог произойти в результате естественных природных причин – виновато в нем, как считали москвичи, колдовство.
Найти главных «колдунов» долго не пришлось – среди народа очень непопулярны были Глинские, родственники матери царя.
По городу поползли слухи о Глинских. Особенно страх и ненависть вызывала бабка царя – Анна Глинская, дочь сербского воеводы Якшича. Она была уже стара, и мрачный вид в сочетании с чужеродным акцентом в глазах горожан делали ее похожей на ведьму. Ее и стали обвинять в том, что она наколдовала пожар.
Еще говорили, что бабка царя по ночам превращалась в сороку и «летала да зажигала».
Много ли нужно, чтобы поднять на бунт людей, находящихся в состоянии шока? Тем более, на бунт против тех, кого ненавидели. А Глинских действительно в Москве ненавидели – за притеснения, которые они чинили, за взяточничество и безнаказанность.
26 июня на Соборной площади собрался народ. «Всем миром» признали, что в поджогах и колдовстве виновны Глинские. Толпа направилась в Успенский собор, где на богослужении присутствовал дядя царя - боярин Юрий Васильевич Глинский. Его выволокли на площадь и забили камнями. Начали громить дворы других членов семейства Глинских.
Но этого было мало – нужны были еще кровавые жертвы, и 29 июня разгоряченная толпа двинулась к царю - в Воробьёво. Она жаждала расправиться с остальными Глинскими, но Михаил Васильевич с матерью Анной Глинской бежали из Москвы и прятались по монастырям.
К походу народ подготовился основательно, с собой несли не только колья и вилы, но и метательные копья-сулицы, щиты. Предводителем был городской палач: видимо, люди готовы были тут же, на месте, привести в исполнение смертный приговор.
Увидев разгоряченную, да еще и вооруженную толпу, молодой царь испугался. Даже по прошествии многих лет он вспоминал:
«...вниде страх в душу мою и трепет в кости моа и смирися дух мой».
Несмотря на страх, Иван Васильевич взял себя в руки и вышел к толпе, вступив в переговоры. Он быстро понял, что его убивать не собираются, им нужны только Глинские. Он смог убедить их, что Глинских в Воробъеве нет, и пообещал отправить в отставку воеводу Михаила Глинского. Толпа успокоилась и начала расходиться, тем более, что царь «не учинил им в том опалы». То есть, не выставил против них стрельцов и не обещал покарать. Но народ успокоился рано – через несколько дней царь
«…повеле тех людей имати и казнити».
Значит, зачинщиков все-таки арестовывали и казнили.