​Прочитал «Саттри» и решил посмотреть, что пишут о романе специалисты. Книг обнаружилось великое множество. Пролистав штук десять, я эту затею бросил. 

В основном попадались монографии с названиями вроде «Кормак Маккарти, философия проклятых» или «Кровожадный и варварский Бог: метафизика Кормака Маккарти», каждую из которых заедает на одном и том же.

Джойс, Камю, Батай и Бланшо; «разметка контр-гегемонистского пространства» в романе, «фрактальные перепады» его масштаба, благодаря которым читатель слышит «внутренние эхо и резонирующие тематические рифмы». И «рекурсия гностического восприятия в экзистенциализме» Маккарти. Ууу, рекурсия гностического восприятия. 

На этом безрадостном фоне выделяется статья Джона Кавелти «Restless Seekers» и древняя домашняя страница некоего ноксвильца, профессора психологии и большого поклонника писателя. Профессор отфотографировал всё, что осталось от старого Ноксвилла, места действия романа. Осталось там не так уж много. 

«Саттри» – история про парня из хорошей семьи, который подался в рыболовы и уже пару лет как живет в плавучем доме на берегу реки.

Действие разворачивается в первой половине 1950-х, в основном во всяких лачугах, кабаках, пещерах, на рынках, свалках, железнодорожных путях. И повсюду в книге сквозит тоска по базарной, карнавальной жизни, бродяжничеству, всякой ветоши – духу старой Америки. 

На месте хибар под названием «Квартиры Маканалли» (McAnally Flats), где ютятся герои романа, в конце 50-х грохнули огромную дорожную развязку, а реку Теннесси закатали в гранит, и она стала такой же, как и всё остальное в современном Ноксвилле – не особо красивой, не особо уродливой, и уж точно не исполненной жизни.

Много сказано о маргинальном мире романа, о противостоянии «Саттри» американскому истэблишменту, сытым 50-м годам. Было бы удивительно, если бы в книге этого заряда не оказалось. Однако мне кажется что герои «Саттри» – в первую очередь просто люди.

Сам Корнелиус Саттри, Сат – душа компании, его всегда рады видеть. И дружит он со всеми – вечно пьяными неграми, слепцами, трансвеститами, сельскими полудурками, старьевщиками, добытчиками моллюсков.

Сат и его приятели выкидывают разные номера: пробивают друг другу головы поломоечными машинами, ходят советоваться со старой ведьмой, мастерят лодку из двух капотов от форда. Один из них угодил в каталажку, оттрахав ночью в поле арбуз какого-то бдительного ноксвильского фермера.

Зимой им холодно, летом – жарко; осенью они играют в карты и конопатят стены хибар газетами; весной по реке проплывает труп младенца.

Маккарти со знанием дела описывает разбитые камнем черепашьи панцири, отравленных стрихином летучих мышей, собак, застрявших в помойных ямах, рой ос в ржавом автомобильном кузове, заросли кудзу, поглощающие паровоз.

За столь пристальное внимание к тому, как мир животных и царство растений уживаются с безразличным городом, Маккарти в прессе называли «Tolstoy of trash». Вспоминаются строчки из песни Тома Уэйтса:

roadkill has its seasons 
just like anything
there's possums in the autumn
and farm cats in the spring

Повествование немного светлеет,
когда Сату встречается сначала загадочный индеец-рыболов по имени Майкл, а потом бродячий проповедник-козопас, у которого на телеге выведено «JESUS WEPT».

Козопас-то, кстати, вполне реальный. Звали его Чэс Маккартни. Таскался со своей повозкой и стадом по городам и весям, мешал всем, создавая огромные заторы на дорогах, очень любил коз и слово Божие. Много раз едва не был убит. Побывал во всех штатах, кроме Гавайев – говорил, «мои козочки туда не доплывут».