Своим выпадом в адрес «Почты России» ковальчуковская Счетная палата создает Максиму Орешкину одновременно и возможности, и риски.

Теперь, – например, для решения обозначенных СП долговых проблем, -- главный (официальный) кремлевский куратор почтовой госмонополии получает повод вернуться к идее инфраструктурного сбора с маркетплейсов.
Тем более, что крупнейший из них – Wildberries – теперь тоже под его патронажем.
И именно высокому покровительству (хотя и не только орешкинскому) Татьяна Ким обязана окончательным выдавливанием из бизнеса своего бывшего мужа Владислава Бакальчука.

С другой стороны, угроза ретрансляции соответствующих возросших издержек на конечного потребителя никуда не исчезла.
Либо – маркетплейсам придется свести к минимуму продажу зарубежных товаров, требующих использования «почтовой» логистики. Что, впрочем, не отменяет роста цен «на конце цепочки».

В эпоху торговых войн второй, «вынужденно протекционистский», сценарий представляется вполне рабочим.
Другое дело, что он едва ли отвечает как орешкинским экономическим воззрениям, так и (что намного серьезнее) интересам силовых кланов, патронирующих «Почту России» и таможню.

Трамп крайне комплиментарно отозвался о Франциске и даже распорядился приспустить флаги в память об ушедшем понтифике.

Но если 47-й президент США – «могильщик глобализма», то католическая церковь – самый старый из ныне существующих и весьма успешный глобалистский проект.
В каком-то смысле Ватикан для Трампа даже опаснее, чем «коммуно-капиталистический» Китай.
Тем более -- с учетом значительного «полевения» Святого Престола при Франциске.

Другое дело, что Ватикан и Пекин – мягко говоря, не союзники. Поэтому Франциску, несмотря на неоднократно высказывавшиеся им соответствующие пожелания, так и не удалось побывать в Поднебесной – власти КНР не одобрили этот визит. Также до сих пор римская курия не получила права назначать китайских епископов.
При том, что китайско-ватиканский альянс мог бы стать серьезной (а то и непреодолимой) преградой для Трампа. Поскольку в орбите такого союза сразу оказались бы и католическая часть Европы, и практически вся Южная Америка.

По этой же причине успех трамповско тарифного «блицкрига» в немалой степени зависит от исхода конклава.
Если новым папой римским станет Маттео Дзуппи, заметно активизировавший контакты с Пекином на почве совместных попыток урегулировать украинский кризис, -- смерть Франциска может сыграть для Трампа роль «черного лебедя».

Аркадий Фосман, ныне покойный основатель ГК «Благо» и брат недавно арестованного Дмитрия Фосмана, весьма комплиментарно отзывался об Оксане Лут:
«Очень оперативно принимает решения, при этом, что важно, прислушивается к мнению отрасли».

Последние пару лет ГК «Благо» вела ожесточенную борьбу с «Русагро» Вадима Мошковича за контроль над ООО «Юг Сибири», крупным производителем растительного масла, ранее принадлежавшим братьям Ананьевым.
Не исключено, что эта корпоративная война поссорила Мошковича с руководством Минсельхоза. Хотя в 2018-м владелец «Русагро» едва ли обошелся без протекции Лут и ее многолетнего босса Дм.Патрушева, когда приобретал права требования Россельхозбанка к ГК «Солнечные продукты».

В отличие от Мошковича, Фосманы не выкупали у РСХБ «чужие» кредиты, а, наоборот, кредитовались там. Иными словами, от успехов ГК «Благо» финансовое состояние опорного банка Минсельхоза зависело и зависит намного больше.
Поэтому вполне возможно, что арест Дмитрия Фосмана – ответный удар со стороны тех, чьи интересы были затронуты в связи с арестом Вадима Мошковича.

Трамповский кумир Уильям Мак-Кинли сделал свой главный протекционистский выпад – добился установления заградительных импортных тарифов -- в 1890 году, еще будучи конгрессменом, а не президентом.
А через три года разгорелась российско-германская таможенная война.

Вряд ли это было совпадением.
Тарифные барьеры Мак-Кинли были установлены, в том числе, и для поставок стали, крупнейшими экспортерами которой были как раз немецкие концерны. Возможно поэтому – в надежде на «снисхождение» заокеанских контрагентов – Берлин установил льготные пошлины для сельхозпродукции из США. Что, в свою очередь, негативно отразилось на соответствующих российских поставках.
При том что зерновой и хлебный экспорт были в то время основной статьей дохода Российской империи. А Германия – её ключевым торговым партнёром.
В результате страны заключили компромиссный торговый договор. Но параллельно Санкт-Петербург активизировал сближение с Парижем, главным немецким недругом в континентальной Европе.

Если проводить исторические параллели, то непрямым (но как бы не главным ожидаемым) следствием трамповского тарифного демарша может стать торгово-экономический клинч между Россией и Китаем.
Понятно, что во времена Мак-Кинли против кайзеровской Германии играла, прежде всего, Британия. А США только задумывались о сверхдержавных амбициях.
Сегодня же китайское усиление угрожает именно американскому доминированию.
Более того, в конце XIX века именно Берлин был флагманом протекционизма.
А теперь Пекин оказывается едва ли не последним в мире защитником свободы торговли.

Но англо-германское противостояние было обусловлено отчасти внутри-династическими спорами, отчасти геополитикой (борьба за Хартленд и т.п.).
У Трампа к Си претензии сугубо геоэкономические. Он не про ценности -- он про интересы.

Тем показательнее и парадоксальнее, что для продвижения своей realeconomik 47-й президент США использует чисто административные рычаги.
Правда, с их помощью трамповский «День освобождения» освобождает другие страны от бюрократических процедур, регламентируемых правилами «ценностной» игры.

Кейс Вадима Мошковича выбивается из логики «точечной деприватизации» последних лет.
«Солнечные продукты», обстоятельства приобретения которых теперь послужили причиной возбуждения резонансного уголовного дела, владелец «Русагро» покупал не у государства.
А квазигосударственный Россельхозбанк, который продал Мошковичу долги Владислава Бурова, -здесь крайне сложно «назначить» пострадавшим.

Другое дело, что избавить портфель РСХБ от проблемного долга Мошкович решил после того, как сам же избавился от 2,4 тыс га в новомосковской Коммунарке.
Крупный земельный актив для него утратил свою привлекательность после обнародования планов построить в Новой Москве не жилье, а административные здания.
При этом гуцериевско-шишхановская группа «БИН» заплатила Мошковичу за «коммунарскую» землю около $700 млн, по оценкам «Форбса». А РСХБ выдал «Солнечным продуктам» кредитов на 34,7 млрд руб – примерно сопоставимая сумма по тогдашнему курсу.

Но ведь сам Мошкович владел Коммунаркой не с начала времен. Скупкой этих, тогда еще подмосковных, гектаров он занялся в 2003-м. Практически одновременно с превращением в крупного акционера Сбербанка.
Последнее – не просто дополнительный штрих, но важный нюанс. Поскольку руководившие «Сбером» Андрей Казьмин и Алла Алешкина создавали новый «подвид» крупных собственников, поднимавшихся не на залоговых аукционах (как олигархи «первой волны»), а на схеме «кредиты в обмен на акции». – Ряд бизнесменов получал доступ к сравнительно недорогим ресурсам крупнейшего банка страны при условии их частичного реинвестирования в «сберовский» же капитал.

Если дело Мошковича призвано стать прецедентным и обосновать ревизию крупных состояний, уже не «приватизационных», но появившиеся благодаря (догрефовскому) Сбербанку, -- это весьма неприятный сигнал, в том числе, и для Сулеймана Керимова. Ведь ему в 2004-2007 годах принадлежало почти в 6 раз больше «сберовских» акций, чем владельцу «Русагро».

Трампу такое понравится.

Сразу два крупных московских девелопера оказались под ударом.
«ПИК» -- из-за масштабного сбоя своего провайдера-монополиста Lovit.
Level Group – из-за задержания своего владельца Вадима Мошковича.

Очевидно, на фоне «ипотечного охлаждения» борьба между застройщиками за выгодные земельные участки и реновационные подряды мэрии будет только обостряться.
Отсюда и высокая вероятность использования «более творческих» методов для выдавливания конкурентов.

Правда, кейсу с Мошковичем дополнительную пикантность добавляют утечки о том, что миллиардер проходит фигурантом по делу о мошенническом приобретении активов группы «Солнечные продукты» («Солпро»), основанной Владиславом Буровым, бизнесменом, считающимся близким к Вячеславу Володину.
Мошкович перехватил у Бурова контроль над «Солпро» в 2016-м, выкупив долги этой компании у Россельхозбанка, которым в то время руководили будущие вице-премьер Дмитрий Патрушев и министр сельского хозяйства Оксана Лут.
Поскольку Буров тоже был неравнодушен к московской недвижимости, то вскоре Мошковичу достались и многие из этих буровских активов. Например, -- земельный участок, занимаемый Тушинским машиностроительным заводом (ТМЗ). А в прошлом году Level Group выиграла тендер на застройку тушинской промзоны в рамках программы КРТ.

При этом как тушинским редевелопментом, так и буровскими объектами интересовалась и группа «ПИК». Так именно она в 2019-м получила под жилищное строительство землю Московского жирового комбината, которую ранее аналогичным образом собирался использовать Буров.

Когда крупнейшие банки – главные кредиторы казны, крайне неосмотрительно и опасно сокращать их доходы

Очевидно, именно этими соображениями, в первую очередь, и руководствовалась Набиуллина, поставив на паузу массовое внедрение цифрового рубля, в перспективе обнуляющего функционал и, следовательно, заработки основных (на сегодняшний день) финансовых посредников между эмиссионным центром и населением.
А умеренно-пессимистический санкционный прогноз Грефа призван был не столько остановить укрепление нацвалюты, сколько подтвердить правильность решения ЦБ – если «чужие» не облегчат жизнь, то ее не должны осложнять «свои».

Нюанс, правда, заключается в том, что пересадка страны на цифровой рубль должна был стать чуть ли не главным набиуллинским достижением после обуздания инфляции. Теперь по факту выясняется, что нет ни того, ни другого.
Между тем, на кресло председателя ЦБ появляется новый претендент в лице главы РФПИ Кирилла Дмитриева.
Пусть его шансы переехать на Неглинную обратно пропорциональны вероятности исполнения пророчеств Грефа.

Неотъемлемая экономическая составляющая либерализма– идея свободной мировой торговли, фритрейдерство.

Именно поэтому российская госкапиталистическая модель, изначально сочетавшая экспортно- и ресурсно-ориентированность своих основных акторов с открытостью внутреннего рынка, главным образом, потребительского – детище отечественных либералов в не меньшей степени, чем силовиков.
И по той же причине России будет крайне сложно вписаться в новый трамповский мир. Хотя отмена геополитики в пользу геоэкономики и акцент 47-го президента США на «интересах», вместо «ценностей» вроде бы позволяет Москве быстрее найти общий язык с Вашингтоном и разрешить украинский кризис.

При всех риторических параллелях для российских «верхов», в отличие от нынешних американских, либерализм неприемлем, главным образом, в вопросах дизайна «надстройки». С «базисом» все далеко не так однозначно.
Отсюда, конечно, не следует, что отечественные госкапиталисты – сплошь сторонники либеральных идей. Но -- в силу специфики собственных основ существования и благосостояния – при выборе экономических приоритетов они скорее окажутся на стороне потребителей и рантье, нежели производителей.

А в этом заключается не только главное сущностное различие между фритрейдерством и протекционизмом. Сворачивая либеральный глобалистский проект и переводя мир в режим геоэкономической (а не геополитической) «многополярной» конкуренции, Трамп (конечно же, рассчитывая на безусловное лидерство здесь Америки) оставляет «на ринге» лишь страны, способные производить и успешно продавать остальным товары с высокой долей добавленной стоимости.
Излишне говорить, что нефть, газ и прочая продукция значительной части российских «национальных чемпионов» к таковым не относится.

Один из наиболее вероятных вариантов разрешения этой коллизии, которая в не столь уж отдаленной перспективе создает едва ли не более серьезные угрозы для суверенитета, нежели расширение НАТО, -- чеболизация. С переносом центров прибыли от скважин и шахт в сторону производств, рассчитанных на массового рядового потребителя. Пусть напрямую и не связанных с первоначальным родом деятельности соответствующих госкомпаний.
Но как в этом случае урегулировать противоречия, которые неизбежно будут возникать между новоиспеченными чеболями и затрагивать, в силу их размеров и разветвленности, целые отрасли экономики и значительное число работников/граждан?
Точнее – как избежать превращения государства в «олигархический конклав», по сравнению с которым «семибанкирщина» 30-летней давности покажется детской игрой в «Монополию»?

Это – пожалуй, самая трудная из перечисленных задач.
Особенно, если пытаться ее решить, не пересматривая функционал и принципы формирования институтов представительной демократии, которые при должном уровне эффективности и авторитета как раз и могли бы стать коллективным политическим противовесом владельцам чеболей.

В масштабировании «точечной» деприватизации Генпрокуратура подобралась к главным акторам передела собственности начала 90ых.

После иска к Марку Гарберу и Сергею Богданчикову красновское ведомство всего один «процессуальный» шаг отделяет от Ханса-Йорга Рудлоффа и его воспитанника Бориса Йордана, при которых московский офис банка Credit Suisse First Boston когда-то стал сначала крупнейшим скупщиком ваучеров, а потом – ключевым участником практически всех значимых приватизационных аукционов.

Для Йордана, выходца из семьи русских эмигрантов первой волны, участие в приватизации на исторической родине было первым заметным этапом в инвестбанкирской карьере.
Уроженец Кёльна Рудлофф уже к тому моменту был одной из влиятельных фигур в мировом финансовом сообществе. Его даже называли «отцом еврооблигаций» -- за участие в первой сделке по размещению этих бумаг.
Есть версия, что появление рынка евробондов в начале 60ых помогло СССР «припарковать» и приумножить свою валютную выручку, которая из-за «холодно-военных» барьеров не могла попасть на американский рынок.
С «русскими деньгами», -- а именно, с золотом, полученным под обеспечение кредита Колчаку, -- опосредованно был связан и банк Kidder Peabody, куда Рудлофф попал в 1968-м и где познакомился с Йорданом.

Колчаковский поход, в свою очередь, в большей степени был выгоден британцам, тогда как власти США, у которых были свои виды на Сибирь, его не поддерживали, что породило едва ли не первый серьезный внутренний конфликт в Антанте.
Рудлофф тоже ассоциирован с британской финансовой и политической элитой. И в этом смысле логично предположить, что привлечение его и его команды к скупке активов постсоветской России было обусловлено стремлением Лондона взять реванш за «проигранный американцам» СССР. Ведь США стали главными бенефициарами сталинской индустриализации, а во времена «разрядки» именно американский бизнес технологически и финансово содействовал разработке советских нефтегазовых месторождений. В том числе и сахалинских, в которых в 90ые обосновались российские друзья Рудлоффа.

Анатолий Чубайс – питерский либерал.
Это – в равной степени и «клановая характеристика», и оксюморон.

С момента основания (и самим его фактом) Северная столица отождествляется со всеми попытками силовой модернизации/вестернизации в отечественной истории.
И Чубайс в этом смысле достойный «популяризатор» питерского модернизационного нарратива.

Возможно, не присоединись он к гайдаровской команде – постсоветские рыночные преобразования оказались бы не настолько «шоковыми».
С другой стороны, в начале 2000ых именно чубайсовская идея «либеральной империи» поспособствовала сближению «либералов» с «силовиками».
При этом и реформа РАО ЕЭС (с передачей самых «вкусных» энергоактивов «Газпрому»), и «роснановские» инвестиции в brown fields внесли в экспансию госкапитализма ненамного меньший вклад, чем Генпрокуратура, ФСБ или СК.

Здесь уместно вспомнить наблюдения американского финансиста Чарльза Райана – о том, как в октябре 1991-го Анатолий Собчак поручил координацию с ЕБРР Анатолию Чубайсу и Владимиру Путину.
Райан приехал в только что вернувший первоначальное название Санкт-Петербург вместе с тогдашним коллегой и будущим деловым партнером Борисом Федоровым.
А спустя десять лет райанско-федоровская ОФГ станет главным критиком чубайсовских подходов к управлению РАО ЕЭС.

Нелишне учесть и федоровский вклад в карьеру Михаила Мишустина, которого «Незыгарь» называет чуть ли не основным инициатором нынешней попытки «криминализировать» Чубайса.

Совладелец «Домодедово» Валерий Коган, согласно одной из версий, -- родом из Душанбе и в советское время работал в «Таджикпотребсоюзе».

Именно с перехвата «памирским кланом» контроля над «Таджикпотребсоюзом» в республике в середине 80ых начался внутриэлитный раскол, впоследствии приведший к гражданской войне.
А выдвижение в качестве нового республиканского лидера компромиссной фигуры «кулябца» Эмомали Рахмона позволило если не полностью устранить, то сгладить наиболее острые противоречия между «северянами» («ходжентцами») и «южанами» («памирцами»).
В немалой степени этому способствовало открытие для таджикских граждан российского рынка труда. Причем, крупнейшим логистическим хабом, обеспечивающим экспорт в РФ трудовых ресурсов из Таджикистана, стал как раз аэропорт «Домодедово». Завершение его приватизации почти совпало по времени с началом массовой трудовой миграции из центрально-азиатской республики.

В свою очередь, деприватизация «Домодедово» и неизбежный в этом случае редизайн столь важного «миграционного окна» может стать для Таджикистана новым фактором внутриполитической турбулентности. Особенно на фоне подготовки к «транзиту».
Интересно, что буквально на днях Рахмон отправил в отставку ряд высокопоставленных и влиятельных силовиков, включая министра обороны и генпрокурора. Новоиспеченные отставники были весьма близки к президенту Таджикистана – их сыновья женаты на его дочерях. Но этих силовиков считали главными внутриэлитными оппонентами президентского сына и наиболее вероятного рахмоновского преемника Рустама Эмомали.

При этом последний, помимо всего прочего, курирует таджикско-иранские контакты.
А о важности этого центрально-азиатского партнерства для Тегерана свидетельствует тот факт, что Масуд Пезешкиан перед своим недавним визитом в Москву посещал Душанбе.

Трамповская модернизация рискует споткнуться о китайский постмодерн.

Наивно полагать, что обрушение акций американских высокотехнологичных «фишек» было главной целью раскрутки DeepSeek.
Это скорее «нейросетевой Перл-Харбор», призванный убедить 47-го президента США и его команду в необходимости и приоритетности вступления в ИИ-гонку с Китаем.

Но это ловушка. И неслучайно Илон Маск критиковал планы Трампа по привлечению многомиллиардного финансирования в разработки по искусственному интеллекту.
Чем больше сил и денег США отвлекают на битву в виртуальном пространстве – тем меньше у них ресурсов для освоения космического. Прежде всего – для колонизации Марса, которой одержим Маск и о которой Трамп сказал в своей инаугурационной речи.

Между тем, в отличие от ИИ-гонки, где перехват и тем более длительное удержание инициативы крайне проблематичны, первенство в создании полноценной колонии на «красной планете» не просто возможно, но и принесло бы США значительные геополитические и идеологические дивиденды.
В этом случае на мировом рынке «образов будущего» появилась бы, возможно, не абсолютно новая (с учетом советского «и на Марсе будут яблони цвести»), но всё-таки альтернатива. В равной степени отличная как от трансгуманистических/цифровых антиутопий (куда, кстати, вполне вписывается идея триумфального шествия ИИ), так и от пока единственного сколько-нибудь эффективно оппонирующего им, а потому весьма популярного, концепта – политического ислама.

Последнее, кстати, объясняет демарш Биньямина Нетаньяху, защитившего Маска от обвинений в пронацистских симпатиях за нашумевший жест на трамповской инаугурации.
Едва ли израильский премьер дезавуировал «зигование» миллиардера исключительно из нежелания ссориться с новым хозяином Белого дома. Нетаньяху не может не знать, что и в ближайшем окружении Трампа отношение к Маску крайне неоднозначное.
Но «окно возможностей» для предотвращения нашествия «роботов или варваров» слишком невелико. DeepSeek продемонстрировал это гораздо лучше всех, кто «хейтил» Маска на прошлой неделе.

The Economist называя Дональда Трампа «Проектом 1897», несколько поспешил, утверждая, что нынешний американский президент, в отличие от своего кумира Уильяма Мак-Кинли, не озабочен вопросом отмены биметаллизма.

Трамп пока (?) не возвращает «золотой стандарт», но уже пытается помешать «порче» новых денег -- «крипты».
Именно с этой целью новоиспеченный хозяин Белого дома ввел запрет на выпуск и обращение цифровых «центробанковских» валют.

Сходным образом поступил в марте 1900 года Мак-Кинли, прекратив обмен золота на серебро.
К слову, в 1964-м школьный учитель Генри Литтфилд выдвинул версию, согласно которой баумовский «Удивительный волшебник из страны Оз» (вышедший в том же 1900-м) – зашифрованный «манифест биметаллизма». Точнее – его сторонников: фермеров и мелких предпринимателей, которым параллельное хождение разных драгметаллов позволяло снизить финансовые издержки.
Поэтому героиня сказки Дороти -- родом из Канзаса, тогда одного из самых фермерских штатов. А ее прототипом считают Мэри Элизабет Лиз, настолько активно ратовавшей за сохранение биметаллизма и разрушение монополии банкиров и промышленников (которые, кстати, спонсировали кампанию Мак-Кинли), что ее называли «канзаским циклоном».
Неслучайны, согласно Литтфилду, и серебряные башмачки Дороти, идущей по дороге из желтого (=золотого) кирпича.
А название страны –Oz --совпадает с аббревиатурой унции, традиционной меры веса драгметаллов.
Страшила – намек на фермеров, которые не так просты, как может показаться на первый взгляд. А его падение на желтые кирпичи – губительное действие «золотого стандарта».
Железный дровосек – пролетарии, превращенные в бессердечную машину волшебницей Востока -- банковским и промышленным лобби.
Лев – лидер популистского крыла Демократической партии Уильям Брайан, который выставлял свою кандидатуру против Мак-Кинли. В английском Brayan рифмуется с Lion. А Волшебник, который «не оказывает услугу без вознаграждения» и заставляет всех жителей города носить зеленые очки (диктатура и дипломатия доллара) -- сам Мак-Кинли.

Но, помимо литературных аллюзий, не менее примечательна и синхронизация в движении к «золотому стандарту» у США времен Мак-Кинли и Российской империи.
Более того, соответствующую денежную реформу Сергей Витте начал даже лет на 5 раньше американцев. И в России она тоже была одним из инструментов ускоренной индустриализации, т.е. – де-факто обогащения «города» за счет «деревни».

Следует учитывать и сходство геоэкономических мотивов.
Для Витте «золотой рубль» едва ли был самоцелью. Но, наряду со строительством Транссиба (что само по себе требовало значительных финансовых затрат), он должен был стать дополнительным драйвером для «захвата Китая».
Выхода на азиатские рынки добивались и спонсоры Мак-Кинли во главе с Рокфеллером.
Даром, что Витте скорее тяготел к рокфеллеровским конкурентам Ротшильдам.