👣Пьяный в стельку. Или пьяный как стелька? Что такого произошло в 1917 году с этим выражением

4 марта (19 февраля по старому стилю) 1917 года художник Александр Бенуа записывает в дневнике итоги этого дня, воскресенья. До февральской революции всего четыре дня, но он весь в обычных заботах.

Ел фаршированные перцы и потому вспоминал лето. Кончает картон «Осень» для фон-мекковского плафона. Думает, как распорядиться небольшими сбережениями (6000 рублей), хотя ненавидит все биржевое, потому что мучит сознание («ложное?» — приписывает он) «долга перед детьми». Успешный версинаж. Затем заседание «Мира искусства». Все художники в военной форме. «Маскарад», — комментирует Бенуа. А председатель, 40-летний Билибин «пьян в стельку» — и даже его гражданская жена «прелестная О’Конель теряет над ним всякую управу».

Прелестная О’Конель, кстати, внучка известного ирландского политика. Она еще выйдет за сына Гарина-Михайловского, заведет короткую интрижку с Хармсом и доживет аж до 1981 года. А ее дочь умрет в блокадном Ленинграде, как, кстати, и Билибин — тот заскучает в эмиграции и вернется на пароходе в СССР в 1936 году.

Но это все в будущем. А в 1917 году прелестная О’Конель поставит великому рисователю Бабы-Яги ультиматум: год не пить или она уходит. Он провалит челлендж, и в сентябре она уйдет навсегда.

Но нас это все интересует вот почему. Эта дневниковая запись — первый письменно зафиксированный случай употребления формулировки «пьян в стельку».

Звучит удивительно, да.

Не только словарь Даля, но еще и словарь Ушакова в 1935 году фиксирует только «пьян как стелька». А словарь Ожегова пишет так: «Как стелька или в стельку пьян (прост.) — очень пьян».

До 1917 года практически всегда «пьян как стелька». У Некрасова, у Леонида Андреева, у Чехова, у Мамина-Сибиряка, у Репина, у Чайковского, у Достоевского.

А у Гоголя в «Мертвых душах» другой вариант: «Первый враг есть близость губерний малороссийских, где, как известно, свободная продажа вина. Я вас уверяю: в две недели они изопьются и будут стельки».

Стельки здесь не буквально вкладыши в обувь, а, поясняют филологи, это следует читать так: они примут горизонтальное положение, будут стелиться по земле.

В двадцатых-тридцатых годах XX века обе формы еще живут рядом. Особенно в письмах и дневниках. Но «в стельку» уже доминирует в печати. У Маяковского уже работяга «в стельку пьян» в 1924 году. А после второй мировой остается только «в стельку» — у Высоцкого, например, или у Стругацких.

Честно говоря, у меня из всех версий только благозвучие. «Пьян как стелька» звучит и более литературно, и разрывает немного ритмический рисунок фразы это слово «как». А вот «пьян в стельку» бежит как ручей. Как писал Высоцкий, ссылаясь на Маяковского (у Маяковского, к слову, я такого не нашел) — пьян «в дым, в стельку, в дупель, вусмерть и еще в бабушку и в бога душу». Ну красиво же звучит.

Если у вас есть ваши версии, пишите в комментариях.

🙀Тра-та-та, тра-та-та. Вышла кошка за кота

Многие, включая вашего покорного слугу, все эти годы несправедливо приписывали эти строчку сервильному Сергею Михалкову. У него и правда есть книжка для детей под названием «Ссора»:

Свадьба пышная была
И шумна и весела!
Распушив свои хвосты,
Пели кошки и коты:
«Тра-та-та! Тра-та-та!
Вышла Кошка за Кота,
За Кота Котовича,
За Петра Петровича!»

Но если бы это придумал Михалков, то откуда бы этот кэтч, так сказать, фрэйз мы могли найти за сто лет до у Некрасова и Достоевского? А ведь мы можем.

Вот Некрасов пишет в 1849 году: «Хребтов соскочил с камыша и пустился плясать, припевая: Тра-та-та! тра-та-та! Вышла кошка за кота! Все хохотали: принялись подпевать».

Или еще через 10 лет Достоевский в «Селе Степанчикове»: «Вот как я его уважаю, французский-то ваш язык! Небось, и вы по-французски: та-та-та! та-та-та! вышла кошка за кота! — прибавил Бахчеев, смотря на меня с презрительным негодованием».

Есть и у Аверченко в сборнике 1920 года: «Он посмотрел в потолок и тихо запел: Тра-та-та, тра-та-та, вышла кошка за кота. Мне почему-то сделалось жутко».

Ситуацию разъясняет Корней Чуковский в своей книжке «От двух до пяти».

«Вышла кошка за кота» — это плясовый детский народный хорей. На тот же мотив «загорелся кошкин дом», «сидит ворон на дубу», «тама яма глубока».

Добрый вечер

🏃Трусцой бегать начали всего 50 лет назад. Что?

Базово слово «трусца» в XIX веке относилось к лошадям. Оно означало неторопливый ход лошади — мягкой рыси. Основные аллюры лошади — это шаг, рысь и галоп. Бег трусцой, соответственно, находился где-то посередине между шагом и рысью.

Данные корпуса русского языка показывают в XIX и начале XX вв. абсолютное преобладание лошадей как субъектов, которые бегут трусцой. Но не только. Могли, например, и про собаку так сказать. Или про овцу (у Набокова: «…порою одна овца <…> пробегала трусцой». У молодого Пастернака уже даже ночь «текла трусцой».

Бегали ли трусцой люди? Бегали. Но есть нюанс.

У некоторых авторов (вроде Мамина-Сибиряка, Шеллер-Михайлова или Златовратского) довольно часто бегают трусцой мужики в деревне или чиновники по городу. Люди не занимаются бегом, они умеренно торопятся. Быстро идут, семенят на службу. Вполсилу трусцой подбегают к станции. Или трусцой пускаются к своей избе.

То есть если бы вы разговаривали, не знаю, с Тургеневым или Чеховым и сказали бы что-то вроде «я люблю каждое утро бегать трусцой», это прозвучало бы с одной стороны понятно, с другой стороны несколько странно. Куда и зачем, и зачем это любить…

Первые соревнования по бегу в России прошли в 1888 году в поселке Тярлево (под Петербургом), где дачники, подражая скачкам, устроили «Кружок любителей бега». После регистрации в 1890-х он стал называться «Санкт-Петербургский кружок любителей спорта». Бег изначально воспринимался как одно из новых элитный увлечений «прогрессивной молодежи» и богачей.

Так когда же начали бегать трусцой русскоговорящие люди? Примерно в начале брежневского застоя. Еще в 1959 году Шолохов пишет в своей «Целине»: «Побежал завернуть и подогнать к табуну молодую, шалую корову… недолго бежал старческой трусцой…». А уже лет через 10 слово будет перепрошито мировой модой.

На Западе слово jogging известно со времени Шекспира (XVI век), но современное значение «оздоровительный бег неторопливым темпом» обрело популярность в 1960-х годах, особенно благодаря новозеландскому тренеру Артуру Лидьярду и американскому тренеру Биллу Бауэрману (автору книги Jogging, 1966). К началу 1970-х jogging охватил США, Австралию, Западную Европу.

В СССР эта мода проникла, конечно, с опозданием и под официальным наименованием «бег для здоровья» или «бег трусцой». В публичном пространстве 1960-х и особенно 1970-х стали появляться советы «бегайте трусцой», «начните день с бега трусцой» и т. п.

К середине 1970-х бег трусцой в советской прессе позиционировался как полезное, почти «прогрессивное» занятие. Появились переводы западных книг, вырос спрос на кроссовки, в парках по утрам все чаще можно было встретить любителей легкого бега (особый бум начался после олимпиады-1980).

Показательным примером «официально-полушутливого» отношения к новой моде стал выпуск сатирического киножурнала «Фитиль» (1975), озаглавленный «Бег трусцой»: ради подписи начальника сотрудник всякий раз вынужден бежать за ним с утра по набережной. Ролик подчеркивал актуальность и «модность» бега трусцой: джоггинг уже прочно вошел в советский быт, пусть в карикатурном виде.

Вот например, у Евтушенко в 1982 году: «Миллионы людей в разных странах манипулируют гантелями, бегают трусцой». К этому времени старый лошадиный термин был окончательно переосмыслен.

🔥 Из статьи Блока «Интеллигенция и революция» (1918 год):

Почему дырявят древний собор? — Потому, что сто лет здесь ожиревший поп, икая, брал взятки и торговал водкой.

Почему гадят в любезных сердцу барских усадьбах? — Потому, что там насиловали и пороли девок: не у того барина, так у соседа.

Почему валят столетние парки? — Потому, что сто лет под их развесистыми липами и клёнами господа показывали свою власть: тыкали в нос нищему — мошной, а дураку — образованностью.

... Не бойтесь разрушения кремлей, дворцов, картин, книг. Беречь их для народа надо; но, потеряв их, народ не всё потеряет. Дворец разрушаемый — не дворец. Кремль, стираемый с лица земли, — не кремль. Царь, сам свалившийся с престола, — не царь. Кремли у нас в сердце, цари — в голове. Вечные формы, нам открывшиеся, отнимаются только вместе с сердцем и с головой.

Что же вы думали? Что революция — идиллия? Что творчество ничего не разрушает на своём пути? Что народ — паинька?..

Иронично и для контекста: Александр Блок не имел собственного имения. Однако его дед, профессор ботаники и ректор Санкт-Петербургского университета Андрей Николаевич Бекетов, в 1874 году приобрёл усадьбу Шахматово в Подмосковье. Блок проводил там каждое лето с 1881 по 1916 год. В 1921 году усадьба была сожжена и разграблена. По воспоминаниям Марии Андреевны Бекетовой, тёти поэта, дом был разграблен и сожжён соседними крестьянами. Она отмечала, что это произошло не из злого умысла, а потому, что, взявшись беречь брошенную усадьбу, они постепенно разворовали всё в доме, а затем захотели скрыть следы воровства.

Отрывок из дневника Корнея Ивановича Чуковского (почитайте):

«…встретил Катаева. Он возмущён повестью «Один день [Ивана Денисовича]», которая напечатана в «Новом Мире». К моему изумлению, он сказал: повесть фальшивая: в ней не показан протест.

— Какой протест?

— Протест крестьянина, сидящего в лагере.

— Но ведь в этом же вся правда повести: палачи создали такие условия, что люди утратили малейшее понятие справедливости и под угрозой смерти не смеют и думать о том, что на свете есть совесть, честь, человечность. Человек соглашается считать себя шпионом, чтобы следователи не били его.

В этом вся суть замечательной повести — а Катаев говорит: как он смел не протестовать хотя бы под одеялом. А много ли протестовал сам Катаев во время сталинского режима? Он слагал рабьи гимны, как и все (мы)».

😲 Михаил Пришвин — про Гитлера:

22 сентября 1938: Все насильники непременно идейные (и Гитлер, и Ленин), и в их идеях счастье в будущем, а в настоящем смерть.

20 ноября 1939: Первоначальная радость, что мы горе переживаем с Германией и вместе с ней выберемся, теперь сменилась унижением: в лучшем даже случае она будет есть карасей со сметаной, а мы с постным маслом, а скорее всего, вовсе без масла.

11 июня 1940: Немцы подошли к Сене. Мне почему-то приятно, а Разумнику неприятно, и Ляля тоже перешла на его сторону. Разумник потому за французов (мне кажется), что они теперь против нас, как в ту войну стоял за немцев — что они были против нас (хуже нас никого нет). А Ляля потому против немцев теперь, что они победители, и ей жалко французов. Я же, как взнузданный, стоял за Гитлера. Но в сущности я стоял за Гитлера по упрямству, по чепухе какой-то. На самом деле единственное существо, за кого я стоял — это Ляля. Я дошел в политике до этого: «за Лялю!». И мне вовсе не совестно, потому что довольно было всего — будет, пора! не за Гитлера, не за Англию, не за Америку — за одну единственную державу стою, за Валерию.

🦒 Странно устаревшая Жирафа

Укладывая недавно Зою спать, я открыл на случайной странице всем вам известную книгу «Крокодил Гена и его друзья» (1966). Взгляд мой упал на объявление журналиста-врунишки, выделенное цветом:

…На стройке работают десять крокодилов, десять жираф, десять обезьян и десять круглых отличников.


Конструкция «десять жираф» меня смутила. Почему не жирафов? Логично предположить, что это феминитив: в тексте фигурирует жирафа Анюта. Но стандартный феминитив сегодня — жирафиха.

Я полез в словари — и погрузился в хаос жирафов и жираф.

Классические словарь Ушакова (1936), словарь Ожегова (1949), словарь Фасмера (1950); Малый академический словарь (1960-е); современные словарь Ефремовой, «Словарь галлицизмов» и «Биологический словарь» дают обе формы — жираф и жирафа — как равноправные.

Современные «Большой словарь иностранных слов» и словарь Кузнецова (1998) дают также «жирафу», но как устаревшее слово. Но устаревшее когда и по отношению к чему? Ведь, например, в словаре Даля (1866) есть только форма «жираф». То есть жирафа появилась позже и потом уже устарела? Давайте разбираться.

Всё началось с первого в истории Европы хайпа — жирафомании 1827 года.

Шла война за независимость Греции. Вице-король Египта в надежде задобрить европейские державы (спойлер: не сработало) отправил в подарок трех жирафов — в Париж, Лондон и Вену. Первой прибыла жирафа для французского короля Карла X, и она вызвала настоящую истерику.

Это была молодая самка из Судана. Везли на корабле до Марселя, а оттуда повели пешком в Париж — в сопровождении зоолога и коров, которые давали ей молоко.

Франция сошла с ума. Жирафе сочиняли стихи, ее изображали на вывесках трактиров, а дамы завели моду на прическу «à la girafe» — высокие волосы. Даже короля Карла X в карикатурах рисовали жирафом.

В июне 1827 года она дошла до Парижа. За полгода ее посетили 600 тысяч человек. Это был первый медийный феномен такого масштаба в Европе.

Князь Вяземский через год описывает этот феномен: «Журналы, академии, ресторации, театры, модные лавки праздновали его благоденственное прибытие… Красавицы на щегольских нарядах своих носили подобие безобразного жирафа; музыка повторяла печальные прощания жирафа с родиною».

Дальше он любопытно рассуждает, что русские журналисты так не умеют хайповать. Но нам интереснее другая ремарка: «Жираф [(а почему не Жирафа, как говорят во Франции?)]»

Вопрос правильный. Во французском — la girafe, женский род (от итальянского giraffa). В русском же girafe стали читать как жираф и интерпретировали как мужской род.

Важно: в XIX веке в текстах есть только «жираф». У Герцена — жираф в андреевской ленте. У Салтыкова-Щедрина — громадный жираф. У Чехова — голый, высокий, как жираф. У Бунина — молодой человек, похожий на жирафа.

А вот в начале XX века как будто из ниоткуда появляется «жирафа». В научпопе 1911 года — красавица-жирафа. У Аверченко (1917) – квартира, похожая на жирафу. У Андрея Белого — смесь жирафы с гориллой. В дневниках 1940–1950-х — «жирафа» (значит, так реально говорили). У Юлиана Семёнова в «17 мгновениях весны» (буквально через пару лет после «Крокодила Гены») — тоже жирафа, она.

Но вот что любопытно. Мужская форма все это время никуда не уходила. Женская форма жирафа полвека постояла рядом и ушла, к концу застоя получив пометку «устар.»

Почему так вышло? Моя версия такая — это разговорная форма, которая была легализована. Предположим, что жирафа жила в устной речи (по аналогии с другими африканскими животными вроде зебры или антилопы; или крокодила, который некоторое время еще был «крокодилой»), а когда язык демократизировался перед революцией, она всплыла в печати. Но утверждать точно я не могу. Логика этого кульбита мне ясна не до конца.

Если есть ваша версия — пишите в комментариях.

👩 Член сосьете

С подачи комментатора канала обнаружил, мягко говоря, нетонкий каламбур в рассказе Антона Павловича Чехова «Попрыгунья» (1891) — про главную героиню Ольгу Ивановну он пишет, что та будет принимать участие в поездке по Волге с художниками как «непременный член сосьете».

АААА

Воистину последние времена настают. Дальше, видимо, ждем ДНК-анализ останков Пушкина и Дюма

🦖 Знал ли Пушкин про динозавров? Спойлер: нет, но мог слышать про птеродактиля

Мы совершенно точно можем утверждать, что Александр Пушкин, а также Байрон, Гёте не знали и не могли знать слова «динозавр», потому что слово Dinosauria ввел в 1842 году британский палеонтолог Ричард Оуэн — как категорию для наземных «ужасных ящеров».

При этом при жизни Пушкина ученые вводили термины, которые еще не объединялись в единую категорию — птеродактиль (1809), мегалозавр (1824), игуанодон (1825), плезиозавр (1821) и гилеозавр (1833).

С большой вероятностью Пушкину они на глаза не попадались, так как писали об этом в узкоспециализированной литературе. Кроме одного слова — птеродактиль.

Автор термина «птеродактиль» — французский натуралист Кювье. Именно вымышленная цитата из Кювье вместе с вымышленной цитатой из Гомера стали эпиграфами к фантастическо-сатирической повести Осипа Сенковского (барона Бромбеуса) «Ученое путешествие на Медвежий остров», которая вышла в «Библиотеке для чтения» в 1833 году.

Мы не можем однозначно утверждать, что Пушкин прочитал эту повесть, но вероятность высока. В целом «Библиотеку» он читал, с Сенковским был знаком, встречался в салонах, вел переписку.

По сюжету «Ученого путешествия», герои из Иркутска прибывают на остров в Ледовитом океане и там в пещере находят рассказ допотопного героя, где фигурируют вымершие существа:

- «…в лучи моих зениц желал бы пролить яд птеродактиля, чтоб в одно мгновение ока поразить смертью всех врагов моего спокойствия…»
- «...великих и внезапных переворотов, превративших прежние теплые края, где росли пальмы и бананы, где жили мамонты, слоны, мастодонты, в холодные страны, заваленные вечным льдом и снегом…»

Важно отметить, что мамонты и мастодонты точно Пушкину должны были быть известны — они были изучены еще в XVII-XVIII вв. Второе наблюдение — весь XIX век часто через запятую будут перечислять вымерших млекопитающих и ящеров. А собственно категория динозавров как обобщающая активно появится только к началу XX века — и то, после первой мировой.

Вот несколько характерных примеров:

— Герцен, «Доктор Крупов» (1846): «Вся жизнь наша, все действия так и рассчитаны по этой атмосфере в том роде, как нелепые формы ихтиозавров и мастодонтов были рассчитаны и сообразны первобытной атмосфере земного шара.»
— Добролюбов, «Забитые люди» (1861): «Даже какой-нибудь юноша из мелкой сошки… точно так не вздумал бы тогда мечтать о подвигах, как теперь не приходит ему в голову мечтать, например, о превращении своем в крокодила или в допотопного мастодонта, открытого в северных льдах»
- Крестовский, «Петербургские трущобы» (1864): «Подъезжали и извозчичьи кареты-мастодонты, изрыгая из своих темных пастей также хорошеньких женщин…»
- Эртель, «Волхонская барышня» (1883): «…Тут был даже какой-то отец Ихтиозавр, впрочем не поп, а уездный врач и надворный советник»
- М. Горький, «Заграничные впечатления» (1906): «Ихтиозавры капитала стерли из памяти людей значение творцов свободы»
- Н. Гумилев, «Дочери Каина» (1907): «Вихри проносились от полета птеродактилей, и от поступи ихтиозавров дрожала земля.»
- Куприн, «Леночка» (1910): «Эти тонкие, загнутые в виде вопросительных знаков шеи… казалось, что какие-то странные, невиданные допотопные животные, вроде бронтозавров или ихтиозавров, как их рисуют на картинах, лежат на больших блюдах…»

Пока все это искал, нашел очевидный анахронизм у Авенариуса (был такой в конце XIX века популярный автор, который писал про детство Пушкина и Гоголя, например).

- В. П. Авенариус, «Гоголь-студент» (1898): «Какая же это, дяденька, синица? Это мастодонт, мегалозавр! Но мне к нему, право, так не хочется!»

Почему это анахронизм? Сам термин «мегалозавр» появился в Англии только в 1824 году, когда Гоголь уже был подростком (ему было 15 лет). Но само слово могло стать известно в русской литературе лишь позже, через узкоспециализированные переводы. Слова «мегалозавр» и «мастодонт» вряд ли были частью разговорного и тем более гимназического лексикона в 1820-х годах, когда Гоголь учился в Нежинской гимназии.

Несколько лет назад на основе книги А.И. Рейтблата «От Бовы к Бальмонту» составлял такую таблицу — сколько платили русским писателям за печатный лист в разные десятилетия.

1. Динамика оплаты и востребованности писателей:
• 1850-е – 1860-е: Самыми высокооплачиваемыми авторами в этот период являются Тургенев и Гончаров. Достоевский, который сейчас считается классиком, зарабатывал относительно немного (200 рублей за лист в конце 1850-х и 125 рублей в 1860-х). Также активно публиковались Салтыков-Щедрин и Л. Толстой, хотя их гонорары были ниже.
• 1870-е – 1880-е: Толстой и Тургенев становятся наиболее востребованными, их гонорары достигают 600 рублей за лист. Достоевский также значительно укрепил своё положение (250–300 рублей).
• 1890-е – 1900-е: На передний план выходят Л. Толстой, Чехов и Горький. Чехов зарабатывает 1000 рублей за лист к началу XX века, а Горький даже превышает этот уровень, получая 1200 рублей.

2. Ныне малоизвестные писатели с высокими гонорарами:
• Е. Салиас — его гонорары в 1880-е достигают 300 рублей за лист, что сопоставимо с Достоевским и Тургеневым.
• Марко Вовчок — была популярна в 1860-е (250 рублей), но её имя сейчас малоизвестно широкому кругу читателей.
• В. Крестовский — 150 рублей в 1860-е и 100 рублей в 1890-е. Сегодня он не входит в круг общеизвестных писателей.
• П. Боборыкин — стабильно оплачивался в 250 рублей за лист, но его творчество ныне практически забыто.

3. Гендерное соотношение:
• Женщины-писательницы представлены в каждом десятилетии, но их количество заметно меньше по сравнению с мужчинами.
• Наиболее известные из них: Н. Хвощинская, А. Панаева, А. Шеллер, и Марко Вовчок.
• Их гонорары в большинстве случаев ниже, чем у мужчин, хотя Хвощинская в отдельные периоды получала сравнительно высокие гонорары.

4. Тренды и изменения литературного рынка:
• Рост гонораров: Начиная с 1890-х наблюдается значительный рост гонораров. Если в 1860-е максимальный гонорар составлял 300 рублей (Тургенев, Толстой), то к 1900-м авторам платят в несколько раз больше — до 1200 рублей (Горький).
• Появление новых имён: В конце XIX века и начале XX века на литературной сцене появляются новые авторы, такие как Горький, Куприн и Бунин, которые сразу получают высокие гонорары.
• Устойчивость признания: Толстой и Тургенев сохраняли популярность и высокие гонорары на протяжении всей своей карьеры.

5. Соотношение популярности и литературного наследия:
• Некоторые из ныне знаменитых писателей, такие как Достоевский и Лесков, получали относительно скромные гонорары в начале своей карьеры, что может указывать на медленное признание их творчества.
• Наоборот, писатели с высокими гонорарами в своё время (например, Салиас, Боборыкин) оказались забыты современными читателями.

Сегодня 10 февраля — день смерти Пушкина. Советую прочитать письмо, написанное Василием Жуковским главе Третьего отделения Бенкендорфу. Жуковский с одной стороны очень осторожен (например, он оставляет у себя бумаги Пушкина и заранее открещивается от любых рукописных копий, которые могут получить хождение), с другой стороны он местами показывает сложную гамму эмоций, порой ему трудно скрыть свою злость, хоть он и пытается доказать. Вот некоторые цитаты:

— Сперва буду говорить о самом Пушкине. Смерть его все обнаружила, и несчастное предубеждение, которое наложили на всю жизнь его буйные годы первой молодости и которое давило пылкую душу до самого гроба, теперь должно, и, к несчастью, слишком поздно, уничтожиться перед явною очевидностью. Мы разобрали все его бумаги. Полагали, что в них найдется много нового, писанного в духе враждебном против правительства и вредного нравственности. Вместо того нашлись бумаги, разительно доказывающие совсем иной образ мыслей. <...> Одним словом, нового предосудительного не нашлось ничего. Старое, писанное в первой молодости, все, как видно, было им самим уничтожено. Он сам осудил свою молодость и истребил все следы ее.

<...> Во все эти двенадцать лет его положение не переменилось; он все был как буйный мальчик, которому страшно дать волю, под строгим, мучительным надзором. Все формы этого надзора были благородные... Но надзор — всё надзор. Годы проходили; Пушкин созревал, ум его остепенялся. А прежнее предубеждение, не замечая внутренней нравственной перемены, оставалось тем же.

<...> Он написал «Годунова», «Полтаву», свои оды «К клеветникам России», «На взятие Варшавы» — то есть всё свое лучшее, принадлежащее нынешнему царствованию, а в суждении о нем все указывали на оду «К свободе», «Кинжал» и видели в 36-летнем Пушкине всё того же 22-летнего. <...> Вы называете его и теперь демагогическим писателем. По каким же его произведениям даете ему такое имя? По старым или новым? Ведь вы не имеете времени заниматься русской литературой и должны полагаться на мнение других? <...> Если по старым, ходившим только в рукописях, — это грехи молодости, сначала необузданной, потом раздраженной несчастьем. Демагогического, то есть написанного с намерением волновать общество, не было ничего.

<...> Его служба была его перо, его «Петр Великий», его поэмы, его произведения, коими бы ознаменовалось славное время. Для такой службы нужно свободное уединение. Какое спокойствие мог он иметь с своею пылкою, огорченною душой, посреди того света, где всё тревожило его суетность, где было столько раздражительного для его самолюбия, где тысячи презрительных сплетен губили его?

<...> Пушкин никогда не бывал демагогическим писателем. Он просто русский национальный поэт, выразивший в лучших стихах своих всё, что дорого русскому сердцу.

<...> Уверяю вас напротив, что Пушкин (здесь говорится о том, что он был в последние свои годы) решительно был утвержден в необходимости для России чистого, неограниченного самодержавия, и это не по одной любви к нынешнему государю, а по своему внутреннему убеждению, основанному на фактах исторических (этому теперь есть и письменное свидетельство в его собственноручном письме к Чадаеву). <...> Пушкин был решительным противником свободы книгопечатания, и в этом он даже доходил до излишества, ибо полагал, что свобода книгопечатания вредна и в Англии. Разумеется, что он в то же время утверждал, что цензура должна быть строга, но беспристрастна, что она, служа защитою обществу от писателей, должна и писателя защищать от всякого произвола.