23 марта, воскресенье

письмо учительнице сверил с линой, потому что немецкий она тоже учит; отправил; был горд собой; теперь страшно с ней пересечься, но надо бы — чтобы узнать, как оно сработает; чувствовал бы себя хуже, если бы ничего не сделал; надеюсь, это поможет арси;

тусовали у собора после моей большой уборки квартиры по графику дежурства; протёрли стулья возле от дождевой воды; сидели у стен собора, повернувшись к нему спиной; писал в дневник в редком месте города, откуда мне не видно его высоких стен; бегал по площади под звон колоколов ради сторис с едкой подписью; я нравлюсь себе таким;

стало тепло с холодным ветром; не нагулявшись, в рассеянности домой — без понимания, где найти себе место для большей концентрации; арси стал раздавать накопленные центы всем нуждающимся по маршруту вокзал–библиотека; я понял, что так он, в том числе, коммуницирует с городом, становится его частью; ему это интереснее, чем покупать себе игрушки; он чувствует, что может сделать что-то не бессмысленное для кого-то, кому это нужно; через несколько дней нас запомнили все местные жители— сидящие, стоящие или передвигающиеся со стаканчиками; мы друг другу киваем, улыбаемся, говорим Hallo;
кто-то намеренно ищет глазами меня, когда подходит арси — чтобы сделать жест благодарности тому взрослому, кто разрешил разделить свои монеты с ними, я понял это так; я не чувствую между нами большого разрыва, но вижу свою привилегированность рядом с ними, и думаю — почему у них нет какой-то минимальной соцпомощи, которая есть даже у меня/ нас? что происходит с бежен:ками, которых не депортировали, но и не дали гражданство? икак вообще можно оставаться невидимыми в стране, где любой бардак в документах или их отсутствие может повлечь за собой неочевидные последствия