#спойлеры
Уже темно, на проводах звенит вселенная – ветер треплет им волосы и устраивается холодом под кожей; Нил не может отвести взгляда от Эндрю. Дни идут, но только Эндрю в них запоминается кем-то существенным, им Нил дышит и не может надышаться перед смертью. Нил живёт как последний день, Эндрю живёт как смиренное понимание бесполезности борьбы. Выгрызая любую возможность зубами, оба устали, но у Нила есть второе дыхание, а Эндрю едва досталось первое.
Прошлое расплывается между ними бесформенной и плотной материей, не нить судьбы и не стена, скорее покрывало, накрывшее их с головой. Ни шагу из-под него, рассыпешься. Тишина даёт ему дорогу, позволяет влиять на жесты, мысли и действия. Его хочется и отчаянно бросить, и вцепиться мёртвой хваткой; жестокая неопределённость добивает то, что осталось от Эндрю и Нила, перетирая всю веру в хорошее в труху.
Эндрю сидит в тени, и его образ едва выделяют отблеск луны и фонари. Вокруг гуляет звук ветра, и они бессмысленно пялятся, проматывая совместное время в нерешительности. Проси, Эндрю – жизнь, стремясь нас разлучить, не справилась, зачем теперь пытаемся мы?
«Проси ещё», – хочет сказать Нил. – «Я не могу держать... наше всё внутри».
Нил молчит.
Общежитие погашенным светом отражает прошлым из каждого угла, отодвинутым на задворки и проигнорированным. Нил сжимает ладони в кулаки и стоит посередине лабиринта непонимания самого себя – пять утра тикает с настенных часов ему в насмешке. Снег острыми льдинками впивается в окно с уличной стороны, холодный ветер врывается в комнату и расплавляет лабиринт. Эндрю сидит на подоконнике, отстранённый и курящий. Белый в окне с ним сочетается как чёрный с покойником, и на Ниле мнётся чёрная футболка, выцветшая до серой. Эндрю скорбит едва заметным наклоном головы и морщинкой между бровей – он в саду богов и мучителей их собственного прошлого, опять пришёл сюда грустить.
Проси ещё – слишком мало этих месяцев в году, а жизнь проплывает, тихая и незаметная, в этом бесконечном повторе сигаретного дыма и одного-единственного костра.
В это время невозможно уместить тех книжных полок над Эндрю, идеальную память и умение разрушить Нила до бесполезной груды костей парой слов, невероятного вранья, которым он оплёл свою жизнь, этой тюрьмой-паутиной, самозаточением и линчеванием, последних денег – комфорт, купленный жизнью, бесконечную кровать, где они, испуганные сами собой, жмутся по разным углам и дрожат от холода –
– Проси ещё, – пустой комнате, хрипом, даже не шёпотом.
Вода замёрзла на окне – они ни капли не спешат, в окно звенят трамваи, в дверь – лифт на этаже. «Проси ещё» – им недостаточно оставшихся вершин, того, что достигнуто и разрешено. Нил хочет залезть под рёбра, вручить свою жизнь полнее, чем есть сейчас, повиснуть безвольностью в чужих объятиях. Эндрю стремится зарыться в мозг, вскрыть черепную, узнать больше того, что знает о себе Нил, удержать при себе и не отпустить. Они целуются.
Время темнит в окно. Грудь Эндрю едва вздымается, и его уязвимость ранит сильнее, чем грубые слова и пресловутая ненависть.
Здесь нет другого одеяла – Нил стоит в объятьях штор, и шепчет ночь, что он на этот раз прощён. Он смотрит не в окно, как собирался, а на Эндрю, дышащего и живого, спящего и молодого. Эндрю отдаёт ему всего себя, когда Нил не способен удержать в руках достаточно надолго даже одно имя. Неосторожное движение – что он этим сделает с собой? С Эндрю? С ними? Ни одна из его граней, разбитых и искревлённых, не уверена.
Им не хватило этой жизни ни на что.
– Проси ещё, – тогда станет понятно, – проси ещё, – мольба о большем, – проси ещё...
Шёпот в спящей комнате обнажённого тела обнажённому телу.