В какой-то момент, когда Том стоял у стола, разбирая пергаменты по стопкам и пряча то, что нельзя увидеть кому-то кроме него, в дверь раздался тихий стук. Но о том, что она шла, он узнал раньше, когда по коридору раздались аккуратные шаги. Когда дверь начала открываться он обернулся и замер, словно хищник, высматривающий жертву.
Сначала он думал, что она начнёт извиняться или оправдываться, но она лишь задала какой-то совершенно глупый вопрос. Конечно он злился. Если ей так хотелось загреметь в Азкабан, он мог не помогать ей. Не мог, но он мысленно настаивал себе о другом. Он мог оставить девчонке с хаффлпафф память, мог испортить жизнь самой Джинни и способов это сделать огромное количество, и тем не менее он помогал. Да, ему от этого не мало выгоды, но это не особо то и имело значение.
Исходя из всех своих размышлений, он лишь поднял бровь, мол: "Ты серьёзно спрашиваешь меня об этом?"
Она приблизилась почти вплотную. Они словно играли в гляделки, не отрывали друг от друга взгляды.
–Странный вопрос, ты так не считаешь? – озвучил свои мысли Том спустя какое-то время, при этом всё ещё изучая её глаза, кто-то увидел бы в них себя, но он видел только то насколько глубокие они у неё были.
–Не важно. Думаю, теперь у тебя достаточно времени, чтобы объяснить сегодняшний инцидент. Сделай так, чтобы мне не пришлось ждать вразумительный ответ, – она собиралась с мыслями, а он не дал ей этого и так слишком долго ждал. Вскинув палочку одной рукой, второй он схватил её за плечо и развернул, так, что она оказалась зажата между ним и столом.
–Мне не нравится молчание. Какого чёрта это было? М? – произнёс он почти нежно, проводя палочкой по ключице, на которой всё ещё были видны порезы. – Забыла кому принадлежишь и решила, что можешь бежать к другим? Нет, милочка, так не пойдёт, ты выбрала сторону и она не светлая, будь добра не подставлять нас. Если тебе так важен свет, надо было изначально идти туда, а сейчас ты погрязла во тьме, и я не дам найти выход из неё.
Он склонился над ней, говоря всё это ей на ухо, будто кто-то мог услышать. Хотя конечно отрицать этого нельзя. Следующий миг и их губы вновь слились в поцелуе. Том, который словно пытался показать, что лучше него она не найдёт никого, терзал её губы, не щадил.
–Ты никогда не сможешь уйти от этого, потому что тебе это нравится. Я буду напоминать о твоем принадлежании мне, каждый раз, когда ты будешь об этом забывать, – с каждым словом пуговицы на её рубашке растегивались от его, Тома, рук.
–Это, – Реддл ткнул пальцем в свежие порезы, вновь открывая их, пачкая палец в её крови. – Это показывает то, о чем я говорю. И я не дам зажить порезам, если ты будешь и дальше забывать об этом.
Том прикоснулся кончиком палочки к первой букве.
–Калидум, – прошептал брюнет, ухмыльнувшись, когда палочка накалилась и обожгла кожу Джинни, а она закричала. Том заранее наложил на комнату оглушающее, поэтому не боялся за то, что её могут услышать. Он посмотрел в её глаза из которых лились слёзы, ей было больно. Но если обычного человека это остановит, то его лишь подстрекало продолжать. Он мучительно медленно вёл раскалённой палочкой по порезам на нежной коже. По буквам, которые складывались его именем.
Что было дальше Реддл бы никогда не вспомнил, в его голове было только прекрасное и безумное, как он сам, ощущение эйфории от её боли, он не видел Джинни, не реагировал на её мольбы, просто не слышал, погруженный в себя.
Когда слизеринец пришёл в себя, перед ним была рыдающая Джинни, а её тело было в крови. В её крови. Конечно это преувеличение, но тело девушки было покрыто множеством ран, из которых шла кровь. Его собственная рубашка была в её крови.
Возможно, ему даже жаль её. Но она сама виновата.
–Никогда так больше не делай, ангел, – это невозможно было поставить рядом: Том в крови и его нежный тон, обращённый к ней. Его действия были непредсказуемы. И поцелуй, слишком целомудренный, оставленный на её лбу, был неуместен. Реддлу было всё равно.