когда мне чертовски хреново, всегда на помощь приходит перо
из слякоти севера, в сизый дым гидропона, я становлюсь типа монетки, на ребро
и в голове все кружится-вертится не шар голубой, а лишь простое черным по белому слово — забери свою больную голову, иди домой, останови слезы святого.
но я испаряю их с глаз, типа в пожаре стою,
и с блядской земли средний палец пустил в небеса, это мой персональный ад, пускай даже с краю, но мне ты внемли, Тема, пойми ты отца.
перестань быть в сизом дыму.
это он говорит.
и пламя обжигает веки мои,
я боюсь,я не пью, зависимость не игрушка.
в темноте комнатной, черный кто то стоит, цилиндр и трость и жилет на теле его, он подходит к моей подушке..
я типа Есенин? но это же сон наяву,черный человек всего то столетний,
гребаный стих,
тогда почему? пальцем, водит по мне, словно рыба по дну, почему?
в горле крик мой застыл, в беззвучном,немом, откровении.
почему? почему? почему?
он палец в рот, мне свой гнилый засунул и водит вновь по моим искусанным губам,и говорит обращаясь ко мне по нареченному имени, «слушай меня,я тебя не отпущу, и никому не отдам.
и услышь главное без ошибок времени.
я — это ты, весь в грехах, в сизом дыму, в будущем поколении.
таким же ты будешь, гнилостным и мерзким человеком.
твоя жизнь лишь сплошной вздор, и я не закончу на этом»
и вроде по логике
,я должен проснуться, и оказаться тем самым черным челом в тени?
ведь сон в явь перейти никак не может.
но внезапно я вскочил, и вижу его,перед собой как себя, мне душу верни.
ну что ж, друг, время пришло — давай, подитожим.
будьте прокляты руки мои, на которых дороги прорезаны стальным лезвием.
я на атомы разложился, разлагаюсь в дали, без вечности, покорности, известности.
а жизнь идет, время в течении первозданном, под радиацией солнечной — тело гнило, гниет, мне кажется, осталось мне мало.
передо мной ванна полнится крови, немного, еще теплой.
сосуды расширились, серый дым, без тоски — кто то считает боль, красивой и модной...
в руках кусок лезвия, вторая во рту у меня, я палец грызу от волнения.
я в зеркало уже сутки смотрю,отойди,отвали от меня,и прости господь мое поколение.
и жизни обычной, как все хочу быть,а не особенным нравственным идиотом, верящий в суть примирения.
что в гроб себя сводит, из раза в раз, доброта — это яд, всего лишь мгновение.
человеческий пир, и есть
демонический вальс и он — зверь несущий сквозь года это бремя
все руки изрезаны, а я в зеркалах отражаюсь с веревкой в руках, все так же безвременно.
все смотрю и смотрю, забыв про газ включенный в конфорке, фееричный взрыв предвкушая, я все тут сожгу, руками сжимаю осколки..
я стою и вроде дышу по тебе,
— для пожарных, лишь обычный и будний — для меня же звезда в темноте, на стене как часы —
показала полудень.
маятник.
апрель.