"Великих артистов было много. А Смоктуновский — один"
- Олег Ефремов.
28 марта исполнилось 100 лет со дня рождения Иннокентия Михайловича Смоктуновского. Великий мастер, глубокий и трогательный человек, он подарил нам огромное количество потрясающих ролей, которые и сегодня восхищают зрителей.
Интервью артиста о детстве, любви к театру, патриотизме и Великой Отечественной войне.
Иннокентий Михайлович, война закончилась, а ваша борьба продолжалась — за свой талант, за право на актерскую индивидуальность, на большую судьбу. Что придавало вам сил?
- Говорить о судьбе, пожалуй, преждевременно: судьба предполагает законченность, завершенность, а я еще не собираюсь ее завершать. Действительно, откуда брались силы? Наверно, само преодоление препятствий, неприветливых взглядов и закрытых дверей, то есть полного отторжения, способствовало чувству самоутверждения. От противного, так сказать. Если бы было легко и просто, реактор самоутверждения, веры в себя и свои силы, в то, что я что-то значу, не заработал бы. Это было, возможно, неосознанно, но, наверно, все-таки во мне было.
У меня есть фотография, на которой запечатлены мои первые шаги на сцене - в Красноярском драматическом театре, куда я пошел работать статистом в 42-м, в 17 лет, откуда меня через несколько месяцев призвали в армию. На фото я в крошечной бессловесной роли, по ходу которой должен бросить стрелу в Ивана Грозного, но промахиваюсь и убиваю юродивого. На обороте моей рукой написано: «42-й год, начало моего пути».
Много лет спустя, когда мне во многих театрах Москвы говорили, что я не нужен, не подхожу, я шел смотреть спектакли этих театров, чтобы понять, кто же подходит. Смотрел один, два, три спектакля, но актёров, чья работа покорила бы, заставила бы затаить дыхание и насладиться этим мигом, не видал. И вот, проанализировав увиденное, я сидел и думал: хочу ли я работать в этих театрах? Нет, думал я, не очень-то. Во многих, в общем, работать совсем не хотелось…
Но мхатовские «Дядя Ваня», «Мёртвые души», «Глубокая разведка» мне очень нравились. Вот в этот театр меня тянуло, звало, но я не смел им показываться, понимая свою несостоятельность… Мне, одетому в лыжный костюм даже в самые жаркие летние дни (другого-то не было), оставалось смотреть на сцену с верхотуры и наслаждаться. От этого моего «высокого» положения спектакли не становились хуже. Ещё помню «Плоды просвещения» — удивительный спектакль!
Не оставил меня равнодушным и Малый театр. Лучше всего был «Пигмалион» Шоу. Михаил Иванович Царев в роли профессора Хиггинса покорил меня и своим чувством собственного достоинства, и замечательной речью. Хороша была и Констанция Роек в роли Элизы Дулитл...
Интересно, сколько вам было лет, когда вы поняли, что театр — ваше призвание? Оно и сформировало вас как личность?
- Сформировала сама жизнь - всё, что окружало. Детство прошло не в родном доме, а в Красноярске, у бездетных родственников. У моих родителей была большая семья, девять детей. Жили бедно, даже голодали… Да, да, не без того… Когда мне исполнилось пять, родители отдали меня из деревни в город, сестре отца, тете Наде. У тети Нади и дяди Васи мне жилось хорошо, плохо было только, что я рос без сестер и братьев. Жили мы в районе Старого базара Красноярска, и вот с этим районом и связаны самые яркие впечатления детства…
Когда я учился в школе, во мне не было ничего такого замечательного, кроме, пожалуй, самостоятельности. Самостоятельность мышления, как ни странно, у меня присутствовала. Но, может, думаю, это было всего лишь упрямство? Помню, как мы решаем на контрольной задачу, и учительница объявляет, что в ней три действия. А я решаю в четыре, потому что вижу, что иначе никак нельзя. За моей спиной ребята перешёптываются, им тоже кажется, что в три действия не решить, но раз учительница оказала, значит, всё. Но я оказался в тот раз прав.
Могли бы стать математиком?
___
Сила Кино 🎬