Пределы интертекстуальности
О прямых связях между гимнографическими и гомилетическими текстами известно, как кажется, достаточно широко. Один из замечательнейших примеров
был приведен сравнительно недавно — речь шла об искусном использовании начальных слов одной из гомилий святителя Григория Богослова (IV в.) преподобным Косьмой Маюмским (VII–VIII вв.) в ирмосе, который сейчас используется нами в составе канона на Рождество Христово. Текст Богослова яркий, его цитирование в ирмосе очевидно.
В качестве еще одного примера подобных связей между текстами можно привести стихиру, исполняемую в первый день наступившего Великого поста и известную многим благодаря несколько парадоксальному началу: «Постимся постом приятным».
У этой «приятной» фразы есть, разумеется, продолжение. Если взять славянский текст, который мы используем сейчас, то он звучит так: «Постимся постом приятным, благоугодным Господеви, истинный пост есть злых отчуждение, воздержание языка, ярости отложение, похотей отлучение, оглаголания (т.е. злословия, клеветы), лжи и клятвопреступления. Сих [злых дел] оскудение пост истинный есть и благоприятный».
Если же мы обратимся к одной из двух гомилий святителя Василия Великого «О посте» (IV в.), то увидим тот же самый текст! В русском переводе он известен читателю в следующем виде: «Будем поститься постом приятным, благоугодным Богу. Истинный пост — удаление от зла, воздержание языка, подавление в себе гнева, отлучение похотей, злословия, лжи, клятвопреступления. Воздержание от сего есть истинный пост».
Кажущаяся разница есть следствие различия путей включения этих текстов в нашу культуру: один текст славянский с длинной и временами трагической историей (и с возможностями именно церковнославянского языка), другой текст — сделанный более ста лет назад перевод на русский язык.
И если мы обратимся к греческим текстам, то станет ясно окончательно: вся стихира есть прямая цитата из гомилии святого Василия. Греки просто поют часть проповеди великого святителя.
Но вопрос, читал ли православный арабоязычный автор Сулейман Газский (умер не ранее 1027 г.) проповедь святителя Василия Великого, куда более сложный. Можно предположить, что читал, ведь вторую гомилию «О посте» на арабский перевел Ибрахим ибн Юханна аль-Антаки, умерший около 1030 г. (спасибо свящ. Александру Трейгеру за консультацию). Т.е. еще при жизни Сулеймана.
Почему вдруг в нашем повествовании о греческих стихирах и гомилиях появляется мелькитский писатель? Дело в том, что в одной из своих кадыс он так же говорит, что истинный пост есть «зла оставление», а вовсе не ограничения в пищи. У святителя Василия, как это хорошо видно, в этом фрагменте тоже нет ни слова о еде, хотя в целом в гомилии он говорит об этом неоднократно…
Сама по себе мысль о том, что истинный пост есть оставление всякого рода злых дел достаточно характерна для раннехристианской традиции. И вряд ли можно будет когда-либо узнать, откуда заимствована мелькитским поэтом эта мысль.
Быть может, это вообще плод его внутренних размышлений, озарения свыше?
Как бы то ни было, вот начало четвертой касыды в переводе прот. Олега Давыденкова:
«Пост не есть истязание голодом тела, не приемлет невежда [истинного] ученья.
Не относится заговенье твое [лишь] к тому, что ел ты прежде, до дня прощенного воскресенья,
Потому что твой пост — это зла оставление; так оставь же его!».
(Некоторые подробности о
монографии, посвященной Сулейману Газскому)
дСПа
На фото — лист рукописи из собрания Барберини с началом второй гомилии св. Василия «О посте».