Мне, как историку готического вкуса в русской культуре очень важны обращения к пушкинской эпохе, когда расцвели страшные повести с их собственной механикой создания тайны, ужасов и загадочных волшебных сюжетов. Готического Одоевского мы сделали шесть лет назад как выставку в Музее Москвы, потом устроили фестиваль со спектаклем в ГогольЦентре. А сегодня юные Женовачи и режиссёр Екатерина Половцева обратились к роману старшего современника Одоевского и Пушкина, Алексея Перовского, внебрачного сына всесильного министра XVIII века Алексея Разумовского. Перовский писал под псевдонимом Антоний Погорельский, по названию села, где жил и воспитывал любимого племянника, будущего драматурга Алексея Константиновича Толстого...
Роман ДВОЙНИК (1828 год публикации) состоит из четырёх новелл, каждая из которых позволяет увидеть, какие источники были важны для рождения страшной готической литературы в России. Первая новелла, не вошедшая в спектакль: "Изидор и Анюта", это сентиментальная литература в духе Карамзина, которого Перовский обожал. Вторая, "Пагубные последствия необузданного воображения" это версия "Песочного человека" Гофмана, которого Перовский хорошо знал, так как служил в 1810е годы в Германии. Тот период был славный: Гофман и Серапионовы братья в расцвете. Третья: "Лафертовская маковница" это сочный готический рассказ с фольклорной ведьминской тематикой. Тут собеседник, конечно, Николай Гоголь. Наконец, четвёртая новелла, "Путешествие в дилижансе" -- парафраз модной в эпоху Перовского и Пушкина повести французского натуралиста, приверженца идеи естественного человека Пужана "Жоко, анекдот, извлеченный из неизданных писем об инстинкте животных" (1824). Пужанской сентиментальности о влюблённости Обезьяны самки в человека Погорельский противопоставил трагический сюжет о романтическом понятии любви Иного, не соответствующего ханжеской норме и стереотипам... Также красной нитью прочерчена христианская идея платы невыносимыми муками совести за преступление предательства, неблагодарности к спасшим тебя ...
Персонаж ДВОЙНИК Погорельского рамирует все четыре новеллы. В раму включены разговоры писателя с собой, комментарии новелл. В одной ипостаси он сторонник чудес, мистики и ирреального. В другой: резонер, поборник здравого смысла и рационального объяснения чудес. Собственно, на пересечении рационального Просвещения и мистического романтизма и возник жанр Готический Роман, в котором Перовский работал. Он будто анатомировал в ДВОЙНИКе, в разговорах с самим собой механику этого литературного направления. Мистика и разум дают напряжение читателю и он увлечённо расследует все тайны. Неспроста готический роман стал прообразом детектива с позитивистским дедуктивным методом разгадки казалось бы ирреального.
Такой педантичный филологический крен витальным Женовачам, конечно, чужд. В ДВОЙНИКе они потрясающе препарировали иное: суть дружества, коллективного творчества, лицедейства, что есть Сердце Театра. Ещё основатель Школы Пётр Фоменко обожал растеребенить классическую начинку литературы русской, чтобы растащить по фразам, по персонажам разные, ставшие шаблонами мысли; родить их заново, живыми, гибкими, с юмором и озорством. И тут ДВОЙНИК оказался суперпомощником. Каждый в команде принимает мяч, даёт передачу другу, все подкидывают слова, чтобы они вертелись, крутилась, жили, а не лежали мёртвым музейным грузом. Всё двойники в этом процессе театрального созидания. Каждый обязан принять подачу, подхватить, не уронить, чувствовать команду и драйв игры. И потому в мгновение ты черный бабкин кот, а в следующее -- сама бабка... а на подхвате уже другие готовы в них перевоплотиться. Готические новеллы Погорельского оказались податливым пластилином этой фоменковско-женовачевской игры в театр живой речи и лёгких импровизаций, перевоплощений. Впечатлило очень бережное отношение к тексту источника: хоть он и старомодный для нас, но мы его оживляем нашими искренними молодыми эмоциями и с упоением играем в странных фантастических людей.