Обманул крестьян, пообещав им землю? Виновен в расстреле царской семьи, отдал такой приказ? Пошел в революцию, чтобы отомстить за брата? Был немецким шпионом? Ненавидел Сталина и не хотел, чтобы тот получил власть? Далеко отошел от идей Маркса? Стремился к личной власти, а не к установлению коммунизма? Плохо учился и проиграл единственное в своей практике дело?

Что из этого миф, а что нет, по случаю дня рождения Владимира Ильича обсуждаем с доктором исторических наук Кириллом Борисовичем Назаренко. А ещё в этом выпуске Кирилл Борисович озвучивает свой личный топ лучших правителей русской истории.

Смотрите, делитесь мыслями и впечатлениями.

Вконтакте
Ютуб

В Красноярске. Вчера рассказывала, чем так велик Суриков. Сегодня — о противостоянии Блока и Гумилева.

Последствия недели с температурой 39 и ангиной успешно замаскированы.

Старики говорят, что Христос воскресе,
Молодые — проще, Христос воскрес.
Дети видят его, потерявшего в весе,
И не знают, зачем он туда залез,
Если мир красивый, большой, цветастый
И крутой как праздничное яйцо,
Почему человек на кресте несчастный
И сухой как бабушкино лицо.
Старики поднимают детей на руки,
Подержать, понянчиться, атятять,
А к их крестикам тянут ладошки внуки:
Помусолить, попробовать дядю снять.
Старики говорят: да пускай играет,
Молодые — тоже. Мол, сколько лет.
Яйца бьются, окрошка льется, собака лает.
Смерти нет.

Михаил Левантовский

Брошусь на землю у ног распятья,
Обомру и закушу уста.
Слишком многим руки для объятья
Ты раскинешь по концам креста.

Для кого на свете столько шири,
Столько муки и такая мощь?
Есть ли столько душ и жизней в мире?
Столько поселений, рек и рощ?

Но пройдут такие трое суток
И столкнут в такую пустоту,
Что за этот страшный промежуток
Я до Воскресенья дорасту.

Это одни из немногих стихов Пастернака, которые очень нравились Бродскому. Он читает наизусть стихи из цикла «Магдалина» в фильме «Поэт о поэтах» 1992 года. И даже говорит потом «Это потрясающие стихи во многих отношениях».

Сам Бродский писал всегда о Рождестве, а не о Страстях Христовых и Воскресении. Но нужно ли нам большее, чем:

Мать говорит Христу:
– Ты мой Сын или мой
Бог? Ты прибит к кресту.
Как я пойду домой?

Как ступлю за порог,
не поняв, не решив:
ты мой Сын или Бог?
То есть, мертв или жив?

Фрагменты из переговоров между Гагариным и Землей. С момента посадки в корабль.

7:32
Заря 1 (Королев): Как слышите меня? Мне нужно Вам передать.
Кедр: Вас слышу хорошо.
Заря 1 (Королев): Юрий Алексеевич, я хочу Вам просто напомнить, что после минутной готовности пройдет минуток шесть, прежде чем начнется полет. Так что Вы не волнуйтесь.
Кедр: Понял Вас. Совершенно спокоен.

7:34
Заря 1 (Попович): Юра, как дела?
Кедр: Как учили (смех).

7:37
Заря 1 (Попович): Как слышите?
Кедр: Слышу Вас хорошо. Как меня?
Заря 1 (Попович): Слышу тебя отлично. Юра, ты сейчас занят?
Кедр: Конечно, я работой не очень занят.
Заря 1 (Попович): Нашел продолжение "Ландышей". Понял?
Кедр: Понял, понял - продолжай.
Заря 1 (Попович): Споем сегодня вечером.

8:14
Заря 1 (Попович): Юра, ну, не скучаешь там?
Кедр: Если есть музычка, можно немножко пустить.
Заря 1 (Попович): Одну минутку.

8:19
Заря 1 (Королев): Понятно, это же музыканты: пока туда, пока сюда, не так то быстро дело делается, как сказка сказывается, Юрий Алексеевич.
Кедр: Дали про любовь.
Заря 1 (Королев): Дали музычку про любовь? Это толково, Юрий Алексеевич, я считаю.
Заря 1 (Попович): Юра, ну, что, дали музыку, да?
Кедр: Музыку дали, все хорошо.
Заря 1 (Попович): Ну, добро, значит, тебе будет не так скучно.

8:20
Заря 1 (Попович): Юра, ребята все довольны очень тем, что у тебя все хорошо и все нормально. Понял?
Кедр: Понял. Сердечный привет им. Слушаю Утесова. От души — «Ландыши».
Заря 1 (Попович): Ну, давай, давай, слушай.

8:32
Заря 1 (Попович): Юра, тебе тоже тут все желают, все подходят и говорят, чтобы передать тебе всего, счастливого пути и все, все, все, понял? Всего хорошего. Все желают тебе только добра.
Кедр: Понял. Большое спасибо, сердечное спасибо.
Заря 1 (Руднев): Говорит Руднев. Вашим здоровьем и самочувствием интересовались товарищи из Москвы. Передали, что Вы себя хорошо чувствуете и, значит, готовы к дальнейшим делам.
Кедр: Доложили правильно. Самочувствие хорошее, настроение бодрое, к дальнейшей работе готов.
Заря 1 (Руднев): Поняли тебя.

9:07
Заря 1 (Королев): Дается зажигание...
Кедр: Понял: дается зажигание.
Заря 1 (Королев): Предварительная ступень...
Промежуточная...
Главная...
Подъем!
Кедр: Поехали!..
Шум в кабине слабо слышно. Все проходит нормально, самочувствие хорошее, настроение бодрое, все нормально.
Заря 1 (Королев): Мы все желаем Вам доброго полета, все нормально.
Кедр: До свидания, до скорой встречи, дорогие друзья!
Заря 1 (Королев): До свидания, до скорой встречи!
Кедр: Вибрация учащается, шум несколько нарастает...

Полный текст переговоров есть на сайте Роскосмоса. У меня всегда слёзы к минуте взлёта.

«Вижу Землю...Несколько растут перегрузки, самочувствие отличное, настроение бодрое. Наблюдаю облака...Место посадки... Красиво, красота-то какая!»

Прекрасное про литературные и иные объединения. Из воспоминаний Ходасевича:

Еще года за четыре до войны в Петербурге возникло поэтическое сообщество, получившее название «Цех Поэтов». <...> Первоначально объединение было в литературном смысле беспартийно. Потом завладели им акмеисты, а несочувствующие акмеизму, в том числе Блок, постепенно отпали.

В эпоху войны и военного коммунизма акмеизм кончился, «Цех» заглох. В начале 1921 г. Гумилёв вздумал его воскресить и пригласил меня в нем участвовать. Я спросил, будет ли это первый «Цех», т. е. беспартийный, или второй, акмеистский. Гумилёв ответил, что первый, и я согласился.
<...>
Перед собранием я зашел к соседу своему, Мандельштаму, и спросил его, почему до сих пор он мне ничего не сказал о возобновлении «Цеха».

Мандельштам засмеялся:

— Да потому, что и нет никакого «Цеха». Блок, Сологуб и Ахматова отказались. Гумилёву только бы председательствовать. Он же любит играть в солдатики. А вы попались. Там нет никого, кроме гумилят.

— Позвольте, а сами-то вы что же делаете в таком «Цехе»? — спросил я с досадой.

Мандельштам сделал очень серьезное лицо:

— Я пью чай с конфетами.

20 апреля на фестивале Нансен в Красноярске прочту лекцию «Блок против Гумилёва. В жизни и в смерти». А 19 апреля там же расскажу про Василия Сурикова.

Есть тут кто из Красноярска? Приходите!

«А вот мы втроем (Блок, Гумилев и я) обедаем (5 августа 1914 года) на Царскосельском вокзале в первые дни войны (Гумилев уже в солдатской форме)»

Так вспоминала Ахматова.

«Блок в это время ходит по семьям мобилизованных для оказания им помощи. Когда мы остались вдвоем, Коля сказал: „Неужели и его пошлют на фронт? Ведь это то же самое, что жарить соловьев“».

Сам Гумилев тогда готовился к отъезду на войну. Позже он получит два солдатских Георгия за храбрость.

При этом он считал себя поэтом, равным Блоку. В дневнике Чуковского описаны их споры на заседаниях издательства «Всемирная литература». На одном из них, пишет Чуковский, Гумилев «...доказывал мне, что Блок бессознательно доходит до совершенства, а он — сознательно».

Но в отношении войны Гумилев вдруг признал существующую между ними разницу: пребывание Блока на фронте ему казалось немыслимым. Гиппиус тоже писала «неправда ли, невместно, что Александра Александровича берут на войну».

Блок умрёт от болезни в свои 40, Гумилёв будет расстрелян в 35. Но произойдёт это в один год и месяц, в августе 1921. Они будто купят билеты на соседние места в поезде и вместе уедут, ни с кем не попрощавщись. Из города, где для них теперь не находится места. А Ахматова и прочие, вчера обедавшие с ними, останутся жить свою долгую жизнь в настоящем, не календарном двадцатом веке.

И именно одновременную смерть обоих, таких разных в жизни и в смерти, выберут концом Серебряного века.

Гумилёв, правда, наверняка уговорит Блока ехать на трамвае.

Не останавливайте, вагоновожатый. Саша, спи.

Мама звонит, чтобы обсудить рабочий момент. Середина дня, мы обе в мыле. Говорит гениальное «наша работа — это та самая игра, где волк яйца ловит. Надо поймать в корзинку все рабочие задачи, ни одну не забыть и не пропустить, а они падают и падают с разных сторон...»

Я от восторга аж перестала что-то нервно печатать на клавиатуре. Самая точная метафора рабочего процесса ever.

Фотография no make up и too much work. Планирую рассказать вам, как за четыре дня отработала на двух фестивалях — историческом и для школьников — в разных городах. Потому что даты совпали. Читаю монографию о Сурикове (за кадром о Блоке и старшем Гумилёве), готовясь к нескольким выступлениям, в том числе ещё на одном фестивале — в Сибири. И думаю о том, что работа моя мне сильно нравится. И о третьем кофе тоже думаю.

Я красила ногти и перекидывалась бумажками на уроках истории. А потом мама рассказала, как гвардейцы несли Елизавету Петровну к Зимнему на руках, потому что сугробы лежали метровой высоты. Несли свергать власть. Я представила её тогда, женщину, цепляющуюся за плечи мужчин, знающую, что вот сейчас, этой ночью – пан или пропал.

И впервые почувствовала, что вся история – момент истины. Те несколько минут на руках у гвардейцев. Холодно, страшно, площадь кажется вечной.

Десять лет прошло. Скучного взрослого с дипломом историка интересуют теперь цифры. Цифры, причинно-следственные связи, содержание нудных, долгих, но нужных реформ, борьба идеологий, даже всякие глупые базисы и надстройки.

Но в первую секунду, когда подумаю о России, вижу только, как Оболенский загоняет лошадь, объезжая утром 14 декабря казармы. Завтра товарищи будут на виселице, он в Сибири, но сегодня, прямо сейчас ещё всё возможно. Тут же в Киевской опере смертельно раненный Столыпин оборачивается перекрестить царскую ложу. И вагон поезда, и листок с отречением, и шестнадцатилетний мальчик в Ипатьевском монастыре соглашается стать русским царём, и отравленные газом русские солдаты встают в атаку, и Берггольц готовится говорить по радио с ленинградцами. И прадед мой за мгновение до расстрела прыгает в воду и вплавь спасается от немцев, потому что никак нельзя погибать в сорок третьем, если суждено в сорок пятом освобождать Европу.

И в эту секунду, когда вся история проносится перед глазами, нет разницы столетий, нет красных и белых, либералов и охранителей. Есть просто русские люди и их моменты истины. И все живы.

И всё происходит сейчас, ещё раз, бесконечно.

Из общих для всех праздников я уважаю День Победы. 1 сентября, тоже праздник со слезами на глазах. Признаю необходимость Нового года. 8 марта и 23 февраля — пусть будут, хотя утомляют часто более, чем радуют. День писателя, фотографа, рабочего тракторного завода, Всероссийский День Детей От Второго Брака и прочие дни левой ноги третьей жены — о них я узнаю по открыткам в социальных сетях, и это новое знание никогда не радует.

Сегодня вот день историка. Обнаружила, что есть такой, когда стали поздравлять. Не праздную, даже внутренне, но за добрые слова — спасибо.

Вспомню, раз такая пьянка, текст, который писала пару лет назад. Многое во мне с того момента поменялось, но только не главное.

Коллеги противоположного пола, поделитесь опытом. Вам уже удалось определиться, вы историки или всё-таки мужчины?

Нет! Школьника ответ.

Я из-за этого ловко морочу врачей на тестах по маразму. Там надо карандашом по лабиринту водить. Поэтому оценки по старческому слабоумию у меня хорошие.

Внучка Пушкина, Софья Меренберг, и Михаил Романов, внук Николая I — семейный позывной «Миш-Миш», потому что Михаил Михайлович.

Скандальный морганатический брак, венчались без разрешения Александра III.

Миш-Миша надолго «вычеркнули» из семьи, выгнали из страны. Они жили в Каннах, не так роскошно, как Миш-Миш мог бы жить, не решись он на брак с неровней, но — сами понимаете.

Мы сплетничали про личную жизнь Романовых, и я вспомнила, что от фотографий Михаила и Софьи мне сделалось дюже печально — когда в первый раз увидела.

И это не влажная белоэмигрантская тоска, у нас тут не фильм «Адмирал».

Но такое чувство часто вызывают фотографии аристократии последних десятилетий Империи. Красивые и при этом трагически не соответствующие своей эпохе — не менее красивой, но другой — люди.

Михаил и Софья едва ли в чём-то виноваты лично, сами боролись с рудиментом, хоть и только за своё счастье. И всё-таки смотришь на них, и нападает тяжкая дума о судьбах России и законах истории. Эта дума часто нападает, когда не хочется работу работать.

Несоответствие элиты своему времени, неготовность это новое время понимать, чувствовать, узнавать — всё это ведёт к краху, всегда, в любой стране, и ладно, если бы только для самой элиты. А не для сотен тысяч, не переживших гражданские войны.

Это примерно самая очевидная на свете мысль. Но некоторые процессы, чтобы реально их понять, надо не только объяснить себе, но и ощутить тоже, через такой визуальный диссонанс, например. А всё трагическое вообще нужно почувствовать прежде, чем осознать умом. Мне — точно.

Подруга научила читать на выставках книги отзывов. Говорит, там всё самое честное высказывается и можно узнать людей.

Люди на выставке Дейнеки нашли возможность ссориться в комментариях. Но на бумаге.

Читаем:
Сделать выставку Дейнеки без «Обороны Севастополя» это бред или провокация?

Ниже ответ на это:
Что же без подписи? Смотрите вживую защиту Курска!

Ниже:
Согласна с предыдущим автором, «Оборона Севастополя» должна быть на выставке обязательно!

Ниже:
Подписываюсь и выражаю негодование по поводу отсутствия «Обороны Севастополя». Позор новому руководству!!!

Интересно, не придут ли некоторые на выставку ещё раз, чтобы ответить в книге отзывов тем, кто ответил им.

Сила тела не менее значима, чем сила духа. Не менее красива. Красное на красном. Страна как мечта, которая вроде и сбывается, но не может сбыться. Так много воздуха. Необходимый уровень абстракции. Желание тоже бежать. Композиция нарушена. Смелость мечтать о великом. Смирение с тем, что обыденное в жизни много чаще великого. Слово «добро». Слово «энергия». «Стиль».

Чего тут больше, художника или моих запутанных ощущений от него, не знаю.

Александр Дейнека в Русском музее и в мыслях.

Избранное за неделю общения с медийщиками.

***

– В вашей рабочей команде, как после похода в Изумрудный город, должен быть один с сердцем, один с мозгом и ещё один... Просто смелый.

***

Двое на сцене, обнимаются.
– Знаете, мы с Ваней немного разные...
– Он сказал, что в его регионе меня убили бы.
– Ну я и говорю, немного разные.

***

– Штраус завещал дирижерам: никогда не смотрите на тромбоны.
– На кого?
– На духовые инструменты в оркестре. Точнее на тех, кто ими управляет. Они могут один раз невовремя дунуть и все испортить.

Кто-то, шепотом:
– В каждой команде есть такой человек.

***

– Можете посмотреть, там в хорошем смысле висят руководители *** (не будем уточнять регион).

Кто-то, шепотом:
– А какой смысл для него хороший?

***

За пять минут до сдачи материала.
– Коллеги, у вас еще не готово ничего ближе к концу текста?
– У нас ещё не готово ничего ближе к началу.

***

– Моя жизнь изменилась. Я стал решать по шесть шахматных задач каждый день. А это очень несексуально, понимаете?

***

– Медийщики самые творческие люди. Даже более творческие, чем музыканты, например. Они могут придумать такое и столько, что суд потом долго будет разбираться.

Перечитываю старые записи. Чем дальше работаю в медиа, тем более точными они кажутся.

Сплетничаем о личной жизни Романовых. А точнее, проверяем сплетни на достоверность.

С историком и культурологом Яном Ахундовым.

Какие безумные поступки совершал Александр Второй ради Екатерины Долгоруковой? Что шокирует нас в их письмах? Он хотел её короновать и передать престол их сыну? Екатерина любила Александра или только пользовалась благами романа с царём? Чем она шантажировала Николая Второго из эмиграции?

Как один из Романовых женился на внучке Пушкина, и почему молодоженов с позором выгнали из страны?

Был ли роман Николая с Матильдой? Как она пользовалась мужчинами семьи Романовых? Какой была её очень долгая жизнь после революций 1917?

И влияли ли эти скандальные романы на политику?

Мы слушаем и не осуждаем.

Смотрите:
На Ютубе
Вконтакте

Читаю «Котлован» Платонова. Ради языка этого текста.

«Вощев встал и, еще не имея полной веры в общую необходимость мира, пошел есть, стесняясь и тоскуя»

«...но ничего не мог совершить равнозначного музыке и проводил свое вечернее время неподвижно»

«Музыка перестала, и жизнь осела во всех прежней тяжестью»

«Вощев спустился по крошкам земли в овраг и лег там животом вниз, чтобы уснуть и расстаться с собою. Но для сна нужен был покой ума, доверчивость его к жизни, прощение прожитого горя, а Вощев лежал в сухом напряжении сознательности и не знал — полезен ли он в мире или все без него благополучно обойдется?»

«— Чего ты стонешь, сирота! — отозвался Чиклин спереди. — Смотри на людей и живи, пока родился. Вощев поглядел на людей и решил кое-как жить, раз они терпят и живут: он вместе с ними произошел и умрет в свое время неразлучно с людьми»

«...но вскоре он почувствовал сомнение в своей жизни и слабость тела без истины, он не мог дальше трудиться и ступать по дороге, не зная точного устройства всего мира и того, куда надо стремиться. <...>

Умерший, палый лист лежал рядом с головою Вощева, его принес ветер с дальнего дерева, и теперь этому листу предстояло смирение в земле. Вощев подобрал отсохший лист и спрятал его в тайное отделение мешка, где он сберегал всякие предметы несчастья и безвестности. Ты не имел смысла жизни, — со скупостью сочувствия полагал Вощев, — лежи здесь, я узнаю, за что ты жил и погиб. Раз ты никому не нужен и валяешься среди всего мира, то я тебя буду хранить и помнить»

Суриков: — ты никогда за него не выйдешь

Также Суриков с дочерью и любимым зятем:

Суриков: — ты никогда за него не выйдешь

Также Суриков с дочерью и любимым зятем:

Однажды в мастерскую к Василию Сурикову, когда он писал «Покорение Сибири Ермаком», пришел издатель Пётр Кончаловский с сыном, тоже Петром.

Сын тогда уже увлекался живописью, даже взял у Сурикова пару уроков. А потом сделал предложение Ольге, дочери Сурикова. И Суриков отказал.

«Ведь он – гений! Гений, каких больше нет у нас. И, как у необычного смертного, у него, конечно, должны быть странности. И я ему все должен извинить, все решительно. Он мне сказал: "Ну куда она с вами поедет? У вас ни кола ни двора! Какой из вас муж? И вообще-то быть женой художника незавидная доля", а я ему ответил "но ведь вы же ее, Василий Иванович, воспитали для мужа-художника". Он посмотрел на меня так зло, замолчал и только рукой махнул».

Восемь лет спустя, в 1910, Суриков приехал в Париж, где Пётр и Ольга жили с детьми. Наталья, внучка Сурикова и дочь Кончаловского (мама Никиты Михалкова и Андрея Кончаловского!), вспомнит потом, что они «...были здесь совершенно неразлучны. Их дружба была удивительной — они понимали друг друга
с полуслова. Отец учился у деда искусству живописного видения, дед с интересом относился к поискам новых путей».

Они и по Европе вместе поехали путешествовать. Сибиряк Суриков, выросший в Красноярске и треть своих работ посвятивший красноярским и московским снегам, писал в Испании акварели на жаре и смотрел с Петром бои быков. «...когда матадор Ломбардини блестяще сразил быка, Василий Иванович, как молодой, перескочил через изгородь и вместе со всеми поклонниками победителя обнял его, всего сверкающего золотым шитьем, разгоряченного...».

А после, в 1914, когда началась уже Первая мировая, начался тот самый не календарный, а настоящий двадцатый век, Суриков возил зятя по родной Сибири.

Чудо ведь. Где «Переход Суворова через Альпы» и «Утро стрелецкой казни», а где импрессионизм Кончаловского. Эти люди не должны были встретиться, по разным улицам русского искусства ходили.

Но в 1916 именно Пётр Кончаловский буквально держал руку Сурикова в момент его смерти, когда тот сказал ему страшно и просто — «я исчезаю».

И исчез.

1 фото — слева Кончаловский, справа Суриков. Фото из совместного путешествия.
2-4 — работы Сурикова в Испании, 1910.
5-6 — работы Кончаловского в Испании, 1910.

Пересматриваю Петра Кончаловского.

«Русского Ван Гога», который стал народным художником Советского Союза.

Зятя Василия Сурикова. Деда Никиты Михалкова и Андрея Кончаловского.

Пересматриваю — художников лучше периодически пересматривать, как хорошие фильмы — и читаю.

«Произведения Ван-Гога раскрыли мне глаза на свою живопись. Я ясно почувствовал, что не топчусь больше на месте, как раньше, а иду вперед, знаю, как должен художник относиться к природе. Не копировать ее, не подражать, а настойчиво искать в ней характерное, не задумываясь даже перед изменением видимого, если этого требует мой художественный замысел...»

«Я в те годы инстинктивно почуял, что без каких-то новых методов нет спасения, нельзя найти дорогу к настоящему искусству»

«Понятие о картине — это не какая-нибудь Пифагорова теорема, оно постоянно изменяется, в каждую эпоху определяется различно...»

Всем хорошей рабочей недели.

Причина плохого звука в моих голосовых.

Если в нашей психике живут все эти внутренние ребёнки, женщины, мужчины и бабушки, то мой внутренний мужчина слишком часто говорит «девочки, сидите тихо. Ваша задача нас красиво одеть и вовремя закапризничать». Мужчина, который обожает достигать, быть сильнее окружающих, работать, ещё больше — говорить «не люби мне голову, я работаю» и «посмотрим».

Но мы с внутренними девочками всех возрастов стараемся, чтобы это не было очень заметно.

Мы же можем и обидеться на него, так-то. А он, как любой мужчина, внутренний и реальный, перед этим бессилен.

Когда школьники поставили три реакции на твоё сообщение в учебном чате, вместо того чтоб просто проигнорировать.

Я теперь чаще мою посуду, пылесошу и протираю зеркала, лишь бы иметь уважительную причину и дальше ходить по дому в наушниках. Делаю по три лишних подхода на каждом тренажёре, так что даже дёрнула плечо и зарабатываю мимические морщины каждый раз, как левой рукой шевелю. И вино пью, смотря в стену, а не в телеграм-канал подруги. Только бы продолжать слушать.

Сегодня снилось, что за мной гонятся не авторы неотвеченных сообщений в рабочих чатах, не пацанчики, шипящие своё «кыс-кыс» из проезжающего мимо рено логана, а солдаты янки. Лошадёнка у меня так себе, на такой далеко не ускачешь, и зачем только мы влезли в этот ку-клукс-клан.

Не то чтоб в войне американских Севера и Юга я была на стороне последнего. Или не признавала равные права тех, кого ку-клукс-клан обижал. И, нет, это не весеннее обострение — аудиокнига всего лишь.

«Унесенные ветром» я оставила лежать на полке в тринадцать, в пятнадцать, в семнадцать, в те годы, в которые положено или осудить Скарлетт О'Хара, или возненавидеть с завистью, чувствуя, что никогда такой не будешь, или выбрать ориентиром — а всё остальное, кроме нее, и не заметить, наверное. Или слабо понять. Или пролистать, как батальные сцены в «Войне и мире». Впрочем, мне уже этого не узнать.

Я впервые слушаю «Унесенные ветром» теперь, когда интересно каждое предложение этого текста. И ничего при этом уже не удивляет, не шокирует. Ни в Скарлетт, ни в Ретте, ни в Эшли, ни в Мелани, ни в Мамушке или Порке, ни в том, как движется история, и как ей плевать что на южан, что на северян, на белых и на чёрных, она равнодушна к людям в своём развитии — даже если жизнь многих из них делает лучше.

Теперь ничего, кроме узнавания. Думаешь — «да, все так». Всё написано правильно, так, как оно и бывает.

Разве что ещё восторг, оставленный в том самом возрасте лет шестнадцати, когда не можешь не читать до четырёх утра, и потом плохо спишь, вздрагивая от шороха в кустах на пути из горящей Атланты домой, в Тару. Или скача прямиком в Техас, где история, быть может, тебя всё-таки не найдёт.

Был у меня ещё один легендарный зачёт.

За два дня до него я вышла замуж и к свадьбе подготовилась чуть лучше, чем к социологии.

Карантин, всё онлайн. Первый вопрос — про социальную мобильность — вывезла на базовой эрудиции. По второму — социология как наука в современной России — не помнила ничего.

В чём тут же преподавателю призналась.

— Просто назовите мне кого-нибудь из современных социологов.
— Дугин.
— Он не социолог.
— Я знаю.

Около двух минут мы молчали, оба не глядя в камеры. Преподаватель закурил.

— Ладно, Анастасия, я поставлю вам зачет. Ибо я не выношу женских слез.

А я была как никогда далека от того, чтоб плакать.

Зато слышно было, как где-то тихо плачет Тарантино, потому что диалог этот написал не он.

В педагогическом университете меня многому научили по части этой самой педагогики.

После первого курса я не поехала копать новгородскую землю в поисках берестяных грамот. Для оставшихся на факультете летняя практика состояла в том, чтобы около ста раз за день сказать трясущимся абитуриентам, что в туалет налево, а сдать аттестат направо и там ещё раз направо.

«На точке» нас было трое, но у таблички всегда должен был стоять один. Мы менялись каждые полчаса и «в не свою смену» читали книгу, иногда — одну и ту же на двоих с моим возлюбленным. Про историю девяностых в России. Третий в лодке, любимый нами товарищ, приходил с мучительным для души и тела похмельем и своим видом предостерегал от получения высшего образования. Но только до обеда. За обедом он опохмелялся.

Следил за нами молодой руководитель профкома. Педагог. В своем педагогическом познании он так преисполнился, что собрания начинал со слов: «думаю, вы понимаете, как вам повезло? Вам дали возможность получить уникальный опыт, погрузиться в рабочий процесс, развить навыки коммуникаций. Целых две недели. Всё это вам даёт сейчас ВУЗ. Совершенно бесплатно, понимаете?». Нет, он говорил серьёзно.

Поэтому теперь, если я, например, опаздываю на занятие к детям, то могу объяснить им: «вы же понимаете, что у вас сейчас была возможность получить уникальный опыт и на себе ощутить, как неприятно, когда люди вынуждают вас ждать и нарушают сложившиеся договоренности? Это поможет вам развить коммуникативные навыки. Совершенно бесплатно».

Но я так не делаю.

Потому что были и истинные профессионалы, отцы-основатели педагогики. Преподаватель по экономике приходил через 20 минут после начала пары и чувствовал, что ничего не должен объяснять. Смотрел в окно. На нас. Снова в окно. За окном блестела на солнце река. Решившие прогулять студенты стояли на набережной и медленно курили, глядя на блестящую на солнце реку. По блестящей на солнце реке шёл теплоход, и в руках у девушек на теплоходе блестели на солнце бокалы, а глаза у преподавателя не блестели.

Потом он спрашивал нас, что есть экономика. Выслушивал ответы. Минуту молчал, в память об экономике, вероятно. И наконец просил записать «экономика, коллеги, — это наука, которой занимаются экономисты». Да, он говорил серьёзно.

Я пришла к нему ещё несколько раз в течение года. Может, каждый раз по случаю моего появления, может, всегда, но он говорил с нами о спросе и предложении. Мы предлагали и спрашивали, спрашивали и предлагали. Один раз он смотрел в окно как-то особенно долго, а потом, так и не повернувшись к нам, произнес «знаете, я часто проговариваю сам себе свои лекции. Иду сюда, проговариваю и думаю, как повезло моим студентам».

На зачёте он пролистал журнал посещений и спросил, почему же меня не было столько... Не было. Разве экономика меня совсем не интересует. Я ответила, что интересует очень. Он улыбнулся — о подобной эмоции чаще говорят просиял. Сказал «это хорошо, это правильно» и поставил мне три, и такое предложение соответствовало моему спросу.

Однажды я встретила его, когда он шёл и шептал сам себе, не слыша приветствий. Смотрела вслед ему, идущему ещё не к реке, но вдоль неё. По набережной к своим студентам.

И думала, что некоторые педагогические модели даны нам не для того, чтобы их перенимать. Ими нужно просто восхищаться.

Издалека.

Говорю вчера 10 классу, давайте делиться рекомендациями. Вы мне советуете, что читать и смотреть, я вам. Они достали из рюкзаков книги — показать, что читают прямо сейчас.

Вот такие разные и интересные взрослые дети.

Разбираю сериал «Плевако». Но не просто так, а на предмет того, правильно ли там показаны сюжеты, связанные с живописью. А их в сериале очень много!

Про Савву Мамонтова, полотна Верещагина, которые потребовали снять с выставки, «Курсистку» Ярошенко, «Утро стрелецкой казни» Сурикова и про Виктора Васнецова — в новом выпуске.

Напишите в комментариях под видео свои впечатления о сериале!

Ютуб
Вконтакте

Вчера посмотрели «Римские каникулы».

Два часа больше ста человек в амфитеатре почти не доставали телефоны — ни один экран не светился.

Вы удивитесь, узнав, кто должен был сыграть Бенкендорфа в фильме «Пророк»...читать

По секретным документам.

Но я не профессиональный кинокритик, не филолог и не специалист по Александру Сергеевичу.

И такой мой отзыв не может значить, что не нужно идти на фильм. Идите, если вам интересно, и давайте обсуждать.

Говорить о Пушкине всегда лучше, чем не говорить о Пушкине.

4. Главное внутреннее (!) изменение, которое происходит с Пушкиным в фильме – он взрослеет, хочет семью. А когда становится мужем, понимает, что интрижки с замужними дамами хороши, пока это не интрижка с твоей женой. Сильно, это к 30 годам могут понять не только лишь все.

Но как насчёт переосмысления отношения к власти, например? Эволюции убеждений? Не надо занудствовать, но можно сделать одну-две сцены, которые добавят внутреннему миру Пушкина глубины. Он не только пил, дам любил и стихи писал, он ещё мучительно осмыслял русскую историю и действительность, думал, какой практический вклад может внести в будущее государства. Менял взгляды не из-за конъюнктуры, а благодаря проделанной внутренней работе, чтению, опыту. Шёл наперекор не только власти, но и тем, кто власть ругал. И это делает его образ ещё привлекательнее даже для очень массового зрителя.

5. Ни слова не сказано, что до Пушкина так никто не писал. Что он ушёл от высокого штиля. Что создал новый русский литературный язык. Нельзя говорить об этом пафосно, но можно дать зрителю подслушать соответствующий диалог двух друзей Пушкина или случайных сплетников высшего общества.

Это разве не круто, что никто до так не делал, а Пушкин взял и сделал? Это никого не восхитит? Лучше добавить ещё одну сцену, где женщины от восторга вот-вот упадут к его ногам? Это главный «знак качества» гения?

6. Исторический роман, который он пишет в конце фильма, не просто очередной его труд. Это первый исторический роман в России. Это не круто? Об этом ведь можно в одном диалоге мимоходом упомянуть. Или это как-то разрушит концепцию смелого реп-мюзикла?

А люди, не посвящённые в детали биографии Пушкина, поймут, откуда он вернулся к Гончаровой после долгого путешествия? Нет, из фильма не ясно, что он объезжал губернии, затронутые некогда пугачевским бунтом, общался с местными, собирал информацию для «Капитанской дочки». А многие писатели тогда и потом так работали? Кажется, нет.

Я не верю, что обожание толпы, возбуждение женщин и несколько стихов сами по себе способны убедить молодежь, что Пушкин великий.

7. Пушкин в фильме ведомая фигура. Друзья повели тусить – пошёл тусить в разнос. Воронцова поманила – начался роман. В Михайловское приехал Пущин, сказал, что после смерти императора будет Конституция, отменят цензуру и Пушкину надо будет сразу ехать в Петербург (вырвавшись из ссылки, из короткой его никто не отпускал, то есть нарушая закон) – Пушкин орёт от радости и мчится в Петербург, едва узнав о смерти Александра. Но транспорт ломается. Да и зайчик пробежал, примета, сами понимаете. Новый император оказался обаятельный красавчик в облегающих лосинах и предложил поиграть в теннис – класс, будем сотрудничать с ним. Гончарова попросила жить в городе – поехали.

А как у Пушкина со своей волей?

Часть его решений определяется суевериями. Тут гадалка нагадала, тут примета плохая. Но может я не права и конкретно это частью образа Пушкина, близкого и дорогого народному сознанию.

8. Есть перлы не сильно хуже знаменитого «Мужики в формеее!», оставшегося от «Союза спасения». «Наташ, дай я просто убью его!». Пущин – Пушкину: «Саш, пора подумать о будущем России». Это все мы после третьего бокала.

***

Финал, где Лермонтов, а за ним и вся русская литература (это можно додумать) наследуют Пушкину, правильный. Но что именно все мы наследуем, не очень-то и ясно. Гениальные стихи? Да, но в России будут ещё гениальные поэты, и даже до Пушкина в фильме гениальные поэты есть – Державин, Жуковский. Тогда в чём особенная ценность пушкинского наследия? Sex – no drugs – rock-n-roll?

Ценность Пушкина в редком сочетании заслуг, личных качеств и биографии: гениальная поэзия и проза, реформа литературного языка, первый исторический роман, игривость, азарт, бунт, эволюция убеждений, осмысление истории, противостояние обществу, честность, умение дружить, любовь к стране и женщине, трагическая смерть, продолжите сами. В фильме за 2 часа 17 минут очень немногое из этого показано, зато показано столько лишнего.

Мне нравится смелость фильма, но совсем не нравится сам образ Пушкина.

О «Пророке».

Фильм несколько оживляет Пушкина для тех, для кого он не был живым. Претензий к самой идее сделать рэп-мюзикл о Пушкине не имею, это смело, это может работать. То, что исторический антураж в фильме условность – у Ходченковой на голове перья, а бал похож на кабаре – почему бы нет, раз уж у нас мюзикл. Николай с Пушкиным в одной команде играют против Бенкендорфа в теннис – окей, забавно. Сны-видения с Медным всадником – эффектные. И, да, для массового кино многое нужно упрощать и утрировать.

«Пророк» не поэтому мне не нравится.

Собственно, почему:

1. В большинстве случаев рэп, в основу которого не положены стихи Пушкина, просто очень плохой. Особенно первый, «лицейский».

Есть одно исключение – разговор Пушкина с Бенкендорфом в момент, когда поэт хочет жениться на Гончаровой, и для этого должен получить справку о благонадежности. «У меня и справка есть», как говорилось в другом осовремененном сюжете. Так вот, это единственный момент фильма, где не Пушкиным написан хороший текст. Который не только звучит, но и реально передает философскую глубину конфликта поэта и власти. Когда Бенкендорф с Пушкиным по очереди поют «Вам это не дано понять, моя задача охранять…». И каждый охраняет свое, и каждый прав.

И как красиво Бенкендорф и сотрудники Третьего отделения заканчивают за Пушкина строчки его стихов! Да, поэт не во всем послушен власти, но он не разъединяет, а объединяет общество. Красиво же сделали, ну. Можно было так везде?

2. Кто целевая аудитория фильма? Большинство ребят 15-25 лет скажет, что такой рэп это кринж. Большинство людей поколения 35+ вообще не поймет, что это, зачем и как так можно. Младше 15? Тогда не перебор ли со страстными поцелуями – с тремя девушками одновременно. Люди 25-35 лет? Слишком скромная выборка для такого масштабного кино, да и непонятно, какой будет реакция этого поколения.

Был бы рэп хотя бы качественный – молодцы, сделали кино для зумеров, я б так сказала.

Рада, если ошибаюсь, и у фильма сейчас появится зумерская фан-база больше, чем у «Майора Грома» или иноагентов, но не знаю, не знаю.

3. Главный и почти единственный драматургический конфликт фильма – противостояние Пушкина с властью. Точнее, он-то ей не сильно противостоит, он пишет и немножко спит с женами тех, кого не стоит злить. А вот власть его давит. Мы видим застенки с замученными заключенными. Бенкендорф в кожаном плаще. Товарищ Троцкий, выйдите из кадра. Жуковский говорит ему:

– Когда на новый кабинет насажаете?

Почти, отвечает. При следующей встрече с Пушкиным Бенкендорф уже в Зимнем, он шеф жандармов. Пушкин замечает, что кабинет он удачно сменил.

Николаю во время восстания декабристов говорят «пройдемте в укромное место», и он послушно уходит. А ничего, что он на площади стоял и руководил лично, несмотря на риск быть убитым? Может мы не будем полностью искажать образ власти и конкретной исторической фигуры? А главное, это искажение зачем? Почему нельзя было за те же 30 секунд показать, как он на площади стоит?

Замечательно еще, что в фильме декабристы реально выходят за Константина. Ну и за Конституцию, да. Иное не проговаривается. И что они такого сделали, получается? Вышли за законного императора. А их в Сибирь.

При первой встрече с Пушкиным только ставший императором Николай располагает и поэта, и нас. Разрешает обращаться к нему просто Николай Павлович, говорит о своих душевных терзаниях, принимает ответ Пушкина, что тот был бы на Сенатской с друзьями. При следующей встрече он, уже развращенный властью, за одну колкость унижает поэта назначением в камер-юнкеры, после чего его никто не покупает и не читает.
Просит Пушкина писать не от сердца, а руководствуясь потребностями пропаганды. И грубо говорит «обращайтесь ко мне, как подобает», никаких больше «Николай Павлович». Из приятного человека власть за пару лет сделала… Вот это и больше, как будто, ничего.

Да, подобные моменты в их отношениях были.

Но для чего в фильме только такой образ власти, зачем его извращать? Потому что не решились выбрать более сложный конфликт, чем противостояние поэта и власти, пришлось усиливать этот?

«Зачем вы опускаетесь до уровня этих персонажей?». Или: «им ничего не докажешь, зачем вы тратите время?»

Если в медиа распространяются неверные трактовки истории, фальсификации, им нужно что-то противопоставлять. Не для того, чтобы переубедить авторов этих неверных трактовок или фальсификаций. А чтобы в медиаполе были слышны не только их голоса.

То, что очевидно в истории для нас и для вас, может быть совсем неочевидно для более молодого поколения или просто для других пользователей интернета.

И часто пробелы в образовании заполняют именно Эйдельман*, Штефанов*, Зыгарь*. Не потому, что зритель такой глупый и выбрал смотреть именно их, а потому что ему в рекомендациях видео выпало, а он знать не знает ничего про репутацию этих историков.

Если ему после этих видео не будут в рекомендациях попадаться опровержения, он может никогда и не узнать, что Эйдельман, Штефанов и Зыгарь бывают глубоко неправы.

Это медиа, а не ссора на кухне: тут не получится доказать свою правоту выразительным укоризненным молчанием.

* Тамара Эйдельман, Александр Штефанов и Михаил Зыгарь признаны на территории РФ иностранными агентами, кстати

Егор Николаевич в очередной раз объясняет причины нападения Гитлера на Советский Союз, отвечая на понятно чьи высказывания. Рекомендую. Вконтакте и на Ютубе.

В три часа ночи к нам в окна бара постучалась лошадь.

В ходе поглаживаний через специально для этого открытое окно выяснилось, что зовут лошадь Лаврентий. За соседним столиком тут же единогласно постановили, что она Лаврентий Палыч Б.

После чего девушка с того столика решительно вышла из бара и уехала на Лаврентии Палыче.

Зима, Петербург.

9 февраля умер Достоевский.
10 февраля умер Пушкин.
11 февраля умер Грибоедов.

А мы, наивные, каждый год хоть чего-то хорошего от этого месяца ждём.

Сегодня умер Пушкин.

Если вы гадаете, о чем или о ком напряженно думает женщина, отвернувшись от вас к стене, расслабьтесь. Она думает, почему мы все дружно выбрали Пушкина национальным символом.

Что за особенное чувство у нас, почти бессознательное, к Пушкину – оно ведь именно к нему самому, а не к одним только его трудам. Почему «наше всё», почему только «Пушкин у каждого свой» – будто Чехов у всех одинаковый.

Дело не в реформе языка и точно не в первом русском историческом романе. Знать не знает, помнить не помнит про это человек, выходящий на «Пушкинской» или открывающий пачку чая с профилем поэта. Да и не только в гениальных стихах и текстах, быть может.

Скорее в том, что он собрал в себе самом, в характере и судьбе, самые яркие русские черты, лучшие и худшие, и те черты, которыми русским так хотелось бы обладать. Не буду утомлять вас их перечислением — просто вспомните за минуту всё, что знаете о Пушкине, весело-трагический его образ. Мережковский писал: «Что Пушкин для нас? Великий писатель? Нет, больше: одно из величайших явлений русского духа».

А ещё он оказался почти недоступен остальному миру. Его знают, но не любят и не понимают так, как иных. Тургенев однажды перевёл пару его стихов на французский, в том числе «Я вас любил», показал Гюставу Флоберу. Тот сказал, что Пушкин тривиален и пресен. И правда, представьте «Я вас любил» в переводе — почти банально. Оно ведь написано разговорным языком, никаких метафор или других универсальных средств художественной выразительности. «Евгений Онегин» в переводе оказывается только историей любви, коих немало, теряя главное — очарование языка, рифмы, пушкинскую иронию, а во многом и прелесть «энциклопедии русской жизни».

Да и не был Пушкин за границей никогда. В отличие от большинства наших писателей. Он даже физически — только наш.

Удивительно, что у великой культуры, влюбляющей в себя значительную часть мира, есть одно «наше всё», которое оказалось недоступно и малопонятно этому остальному миру. Достоевский или Толстой в своей прозе будто бы психологичнее, сложнее, и их любят в мире, в Европе точно, но они не «наше всё». 

Потому что нации нужен такой герой, как Пушкин, один, чтобы красиво и по-русски жил, красиво и по-русски творил, красиво и по-русски умер. И, желательно, оказался понятен и приятен только таким же русским, как он.

Потому что у народа тоже есть душа (или её непременно следовало бы выдумать), и душе этой нужно живое и конкретное воплощение. И «Пушкин у каждого свой» ровно настолько, насколько и Россия у каждого своя. 

«Лиза показала на монументальное здание с колоннами и сказала: Пушкинский дом. Пушкин в нём не жил, но здесь изучают русскую литературу. Глеб молча кивнул. Жаль, что не жил...

Ему иногда казалось, что Пушкин вообще не жил. Был плодом русской фантазии, прекрасной мечтой народа о самом себе» (Евгений Водолазкин, «Брисбен»)

Корней Чуковский, тот же февральский день:

«За тучами солнца не видать, но оно чувствуется. Если бы я был поэтом, я сказал бы: так я, не видя Маши, чувствую ее.

<...>

Буду продолжать свою "лекцию". В 4 часа пойду к Лизе и попрошу ее научить меня шить. Она хотела, чтобы я стал ее расспрашивать, почему ей нужно, чтобы мы расстались. В этом кокетстве много искренности, но теперь меня интересует одно – чтоб она научила меня шить.

<...>

Теперь 10 минут 5-го. К Лизе не пошел, "лекции" не писал, а разбрасывал снег, царапал себе лицо и бегал за молоком»

Корней Чуковский, февраль 1901: «Все мысли, какие приходят в голову, вялы, бесцветны, бессодержа­тельны, — мышление не доставляет, как прежде, удовольствия… Хорошая книга не радует, да и забыл я, какую книгу называл прежде хорошей. Раньше, когда находили на меня такие настроения, я их ути­лизировал, извлекал из них наслаждение, — я носился с ними, гордился, миндальничал, а теперь — просто бессилие и больше ничего. Вот даже дневника не могу вести. <…>

Взял Некрасова. Хромые, неуклюжие стихи, какой черт стихи, — газетные фельетоны!

Идти на улицу, лужи, холодно, не к кому, рожа расцарапана…<…>
 
На небе вызвездило, ветер большой. Это хорошо. Иначе — туман и гниль. А ведь ей-богу мой дневник похож на дневник лавочника. Какие-то метеорологические заметки, внешняя мелочь...»

Февраль всё-таки всегда одинаков.

Дочитываю «Петра Первого» и думаю, что Алексей Николаевич силен в каждой отдельной зарисовке, часто — в последнем её абзаце, или даже финальной его фразе.

Хорошо было бы прочесть этот роман, будучи подростком. Лет в тринадцать навсегда поразиться противоречивости истории.

«Всю зиму были пытки и казни. В ответ вспыхивали мятежи в Архангельске, в Астрахани, на Дону и в Азове. Наполнялись застенки, и новые тысячи трупов раскачивала вьюга на московских стенах. Ужасом была охвачена вся страна. Старое забилось по темным углам. Кончалась византийская Русь.

В мартовском ветре чудились за балтийскими побережьями призраки торговых кораблей».

Понедельник/пятница

Посмотрели «Гражданина Кейна» на большом экране. 1941, «Золотой век» Голливуда.

«Сделать деньги не так сложно, если это все, что тебе нужно»

«Ты не любишь меня, ты хочешь, чтобы я любила тебя» — как жена одной фразой показала герою главную драму его отношений не с ней, а со всеми! С жизнью.

Нежное напоминание для моих школьников: Освенцим ровно 80 лет назад освободила советская армия.

Аня, через -дцать лет можем даже услышать душещипательную историю об освобождении вермахтом лагеря, в котором советская армия удерживала, пытала и уничтожила больше миллиона немецких и польских граждан. Ой, или там как-то не так было?

Как «слышался» блокадный Ленинград — какими были его звуки и как они менялись?

«Кольцо блокады смыкалось. Наступила какая-то странная тишина. Никто никуда не спешил. Опустели улицы, площади, исчезла даже многоголосая толпа у Октябрьского вокзала»

«И вдруг! …Шелест! В небе настоящий шелест. Не очень громкий. Протяжный. Повторяется и повторяется. Никогда не слышал такого звука. <…> “Это снаряды, — сказала мама. — <…> Сейчас надо бежать что есть силы”». «Снаряды летели вверху над нами и создавали шуршание, похожее на шелест листьев при ветре»

«Страшное впечатление производит город, когда останавливаются трамваи. <...> Стоит гнетущая тишина, не прерываемая звонками трамваев, и по улицам молча шагают понурые люди».

«С декабря мы уже перестали бояться бомбежек. Как-то мы пошли провожать папу, а на Среднем проспекте начался обстрел. Папа закричал: “Ложись!” А мама сказала: “Да что ты, здесь же грязно. Свистит — значит мимо”»

«Когда артиллерийская дуэль умолкает, тишина кажется невыносимой. <...> Нет, уж лучше гром орудий, пламя пожаров, чем эта отравленная голодная тишина!»

«Теперь мы так привыкли к выстрелам, что даже не прерываем разговор, когда начинается обстрел. А год назад? Мы как юнцы бросались в траншею при первых звуках сирены». Это январь 1943. Тогда уже во время налетов милиционерам порой приходилось заставлять жителей уйти в убежище.

19 апреля 1943: «Шла по пустынным улицам, меланхолически обходила баррикады на Садовой, траншеи на Покровской площади, вспоминала около Сенной прошлогоднюю картинку: огромный грузовик, нагруженный сухими, черными, ободранными трупами. Грузовик быстро наполнился доверху и для этого потребовались только квартиры и подъезд одного дома». Год спустя блокадница помнила: «До сих пор стоит в ушах отчетливый, твердый стук голов при укладывании мертвецов на машину».

«На дворе, около угла нашего дома, разорвалась осколочная бомба, исковеркала глубокими рваными ямами кирпичную стену и вышибла у нас во всех квартирах оконные стекла. Температура была –10°, был вечер, и надо было как-нибудь устраиваться на ночь. Но не прошло и нескольких минут (бомбежка всё еще продолжалась), как со всех сторон послышались удары молотков людей, забивающих чем попало разбитые окна. Этот невинный, но настойчивый звук: тук, тук, тук… произвел на меня глубоко ободряющее впечатление. Как люди борются за жизнь!»

«За спиной звук разрывов всё нарастает, несколько осколков с визгом пролетели мимо и шлепнулись в землю. Я иду как будто спокойно, но невольно по спине ползут мурашки, навстречу идет женщина, крестится и приговаривает “Спаси Господи, рабу твою грешную”»

«Иной раз по радио звучит скрипка, нежная, певучая, душу выворачивающая наизнанку. Слушая ее, забываешь обо всем. Или поет мягкий женский голос, исполняющий задумчиво-грустные романсы Чайковского, раздаются дорогие пушкинские слова. Ты увлечен, захвачен, околдован музыкой, незаметно разжимаются тиски, которые уже десять месяцев непрерывно сдавливают твою голову. И в этот самый момент музыка вдруг переходит снова в завывание. Злой дух войны настиг тебя и, издеваясь, орет: “Я здесь! От меня не уйдешь, не спрячешься, не отвернешься!..” Опять война, и нет ей конца≫

Незадолго до полного снятия блокады, 22–24 января 1944, в Ленинграде вновь стало не слышно войны. «В городе непривычно тихо».

«Слышу сильную канонаду. Как я мыслил? “Ну, сволочи, фашисты, все силы собрали, конец городу…” Я, конечно, не знал, что это началось наше наступление. А потом… — объявление по радио о том, что 27 января снята блокада»

Записи блокадников взяла из статьи о звуках блокады, ее можно прочесть и скачать тут.

Какие открытия сделали медики, работавшие в блокадном Ленинграде? Как истощенные ленинградцы могли массово сдавать кровь на фронт? Как и сколько рожали во время блокады? Можно ли было вызвать скорую помощь? Работали ли аптеки? Как удалось избежать эпидемий?

Какие опыты нацисты ставили на заключенных в Освенциме? Могли ли заключенные-медики помочь остальным?

27 января 1944 была полностью снята блокада Ленинграда. Ровно через год, 27 января 1945, Красная Армия освободила концлагерь Освенцим.

Создатель и куратор Музея блокадной медицины Никита Алтухов рассказывает о жизни и подвигах врачей.

Смотрите на Ютубе
И Вконтакте

Только сегодня и только для вас Яся согласилась записать небольшой мастер-класс по умываниям

Из романа Алексея Толстого «Пётр Первый».

«Роман Борисович больше фыркал в ладони, чем мылся, — противно такое бритое, колючее мыть... Ворча, сел на постель, чтобы надеть портки. Мишка подал блюдце с мелом и чистую тряпочку.

— Это еще что? — крикнул Роман Борисович.
— Зубы чистить.
— Не буду!
— Воля ваша... Как царь-государь говорил надысь зубы чистить, — боярыня велела каждое утро подавать...
— Кину в морду блюдцем... Разговорчив стал...

<...>

Снизу, из поварни (куда уходила крутая лестница), несло горьким, паленым.
— Мишка, откуда вонища? Опять кофей варят?
— Царь-государь приказал боярыне и боярышням с утра кофей пить, так и варим...
— Знаю... Не скаль зубы..

<...>

Роман Борисович с натугой размышлял: в чем же причина бедствию? За грехи, что ли? В Москве шепчут, — в мир-де пришел льстец. Католики и лютеране — его слуги, иноземные товары — все с печатью антихристовою. Настал-де конец света.

"Ох, грехи тяжкие", — пробормотал Роман Борисович, оглянул еще раз хозяйство и пошел в столовую палату — пить кофей».

Желаю вам, умытым, в эту субботу пить кофей с удовольствием.