На этом фото, сделанном в субботу кем-то из братии Оптиной, отец Илий помазывает мне голову освящённым маслом.
Кисточку он уже едва держал и даже сделать ровный крестик ему было трудно. Поэтому я помогал ему, поддерживая кисточку и немного водя головой, чтобы вышел крестик.
Стаканчик с водой и самые простые вещи уже были ему тяжелы. Несколько раз я выходил из кельи и плакал.
Сердце сжималось - сам не знаю, от чего.
От боли, что ему так тяжело. От прожитой огромной жизни, которая здесь, на земле кончается. От того, что он уходит, и как же тогда мы. И ещё от чего-то, чего я сам не понимаю.
От любви, которая умеет рвать что-то внутри.
И от несформулированных, наверно, мыслей, что Небо - такое доступное всем через него - видимо, скоро, примет его всецело и останется прежним, а эта земля никогда не станет такой же, какой была, когда отец Илий просто по ней и среди нас ходил.
Слабенький уже во всем, когда я попросил благословить меня, он перекрестил меня твердой и уверенной рукой. Я никогда, наверно, не скажу всего, чем было для меня это распятие, но его очищающую и победную силу я пережил в тот же день.
За моей спиной на фото у изголовья батюшкиной кровати - мощи святого Луки Крымского, большая частица.
Вчера, в день святого Луки, батюшку хоронили.
Он отошёл на стыке двух дней, которые вобрали смыслы всей его жизни.
В субботу праздновалась
Державная икона Богородицы, на которой Матерь Божья на русском троне даёт нам понять, что управляет Россией. За Россию была и главная молитва отца Илия.
А в воскресенье праздновался Григорий Палама - великий учитель Церкви, который вывел самый близкий из доступных на земле путь к Царству Небесному - исихазм, умная молитва, тихий фаворский свет в человеке и учение о его обОжении.
ОбОжение - это способность носить уже здесь, на земле, в себе - рай, Царство Бога. В этом обОжении - вся суть Православия.
Все, кто знал отца Илия, видели в нём этот тихий отсвет рая.
Так на стыке двух дней - Державной (он про наше Царство Земное) и Паламы (он про Царство Небесное, которое должно бы отражаться в земном) - и отошёл отец Илий, продолжая, конечно, там, на Небе, свою молитву о земном. О России.
Где-то написали, что это последнее фото батюшки.
Нет, последнее, наверно, я сделал сам, на свой телефон. На нём один из самых близких чад батюшки, раб Божий Сергий, нежно по-сыновьи целует его в лобик перед нашим уходом.
Спустя несколько часов батюшки здесь уже не станет, и первое о чём подумалось в путанной рухнувшей тишине и боли - что батюшка ждал его, своего любимого сына, чтобы не уйти, не попращавшись, и не причинить ему этим боль ещё большую.
Это одна из великих черт всегда очень деликатной, нежной и тихой, точь-в-точь, как у Бога, любви отца Илия.
Святейший вчера в своём слове на отпевании старца много раз повторил это слово - любовь. И ещё больше сам с любовью и нежностью произносил мирское имя отца Илия - Алёша.
Потому что Святейший помнил и знал его ещё Алёшей.
И уже тогда, к Алёше тянулись все, с ним хотелось говорить, потому что в нём была эта любовь и ещё удивительная скромность, тишина, какая-то простота и простое желание быть незаметным.
К этому "незаметному" Алёше спустя всю его жизнь трое суток в Оптину текли десятки тысяч богомольцев и будут течь ещё долго-долго.
В это слово -Любовь, - на которую мы все, вся Россия, летели к отцу Илию, как мотыльки на свет, и отогревались, - вложено столько, чему так трудно, да и невозможно, найти более конкретные слова.
Как апостол Павел, видевший Царство Небесное и не сумевший его описать доступным нам словарём, так всякий, знавший отца Илия, не сумеет найти точных слов для переживания общения с ним. Потому что это ровно то же: это уже Царство Небесное, которое он тихо в себе носил.
И в которое тихо и
очень мирно отошёл. В ушах стоит до сих пор это слово из ночного звонка, прервавшего дорожную дрёму: "отошёл".
Только православие может сказать о смерти таким полным лёгкого дыхания, любви, победы и тишины словом - отошёл.
Словно, ненадолго.