Уважаемый Президент!
Высокочтимый Касым-Жомарт Кемелевич!
Я не собираюсь поучать Вас. Если для Вас покой и стабильность страны являются бесценными, то для каждого здравомыслящего казаха они дороже самой жизни. Ваше выступление на сессии Ассамблеи народа Казахстана стало выдержанным, дипломатичным посланием, полностью соответствующим Вашей манере общения. Однако Ваша фраза о «недопустимости принуждения» вызвала в обществе множество разночтений и стала поводом для различных интерпретаций.
Любое искреннее и доброе начинание может быть воспринято либо как чистая вода, либо как грязь — в зависимости от намерений интерпретирующего. Ваше высказывание о «недопустимости принуждения» оказалось подарком для тех, кто воспринимает требование говорить на государственном языке как провокацию, кто не желает уважать ни язык, ни народ, ни государственность Казахстана. Теперь те, кто с вызовом заявляют: «На каком языке говорить — моё дело», словно вдохнули второе дыхание. Это вполне может перерасти в общественное противостояние уже в ближайшем будущем.
Я казах, приехавший из Китая. Понимая, что русский язык до сих пор доминирует, я ещё до приезда на историческую Родину начал изучать его. Но оказавшись в Алматы, я осознанно решил встать в ряды тех, кто отстаивает права казахоязычных. Это было не зря. Сегодняшняя Алматы — это не прежняя «Алма-Ата». Везде я говорил на казахском. Не кричал, не скандалил, а спокойно, культурно требовал соблюдения своих прав. Русскоязычные, уважающие страну, это понимали: кто-то отвечал на ломаном казахском, кто-то вызывал коллегу, знающего язык. Но были и другие — те, кто воспринимал меня как врага, демонстрировал агрессию. Теперь моё простое требование: «Ответьте мне на государственном языке» может быть истолковано как «принуждение». А если я как журналист на пресс-конференции попрошу госорган говорить на казахском — меня могут обозвать «провокатором».
Я не отрицаю, что есть люди, использующие языковой вопрос для разжигания розни. Но где находится фитиль этой проблемы? Не секрет, что в Казахстане всё ещё есть те, кто смотрит на казаха, не знающего русского языка, как на «недочеловека». И в такие моменты у любого казаха закипает кровь — и справедливо. Но есть ли у нас органы, способные погасить эти конфликты, не доводя до публичного скандала? Предположим, одна из таких структур — Ассамблея. Но почему, когда казах требует государственный язык, именно ему говорят «остынь», призывают к спокойствию, а тех, кто провоцирует, никто не останавливает? Видели ли мы хоть раз, чтобы Ассамблея сделала замечание провокатору?
Не скрою: я тоже слышал фразу Дәурена Абаева о «пещерном национализме». Но я постарался её понять. Почему? Потому что ясно: вся боль народа выходит наружу через язык. Когда человек без работы, в долгах, видит, как богатства его предков разворовываются, когда за правду его сажают, когда он не может получить качественное лечение, а в довершение ко всему даже на своём языке не может говорить — что ему остаётся?! Вся боль его народа собирается в языке. Даже разуверившись во всём, он находит опору в самом понятии «казах». И защищает государственный язык как последний бастион.
На самом деле, главный провокатор — это не «пещерный национализм», а «пещерная безнациональность». Государственные учреждения говорят по-русски, документация на русском, поведение — русское. Казахоязычные вынуждены переходить на русский. А представители других народов, живущих здесь уже сто лет, язык титульной нации знать не обязаны. Такое «неписаное» правило превалирует над всеми официальными законами. Если «Справедливый» и «Новый Казахстан» действительно осознаёт, что 80% выпускников выбирают казахский язык на ЕНТ, и что 70% населения — казахи, то не должен закрывать глаза на подобные реалии…
Покой страны — наша общая ценность. Но сегодня именно язык может стать причиной его разрушения. Знание русского — это преимущество. Но незнание казахского, государственного языка — это недостаток. И об этом нужно открыто говорить. Кандасы, прибывшие из-за рубежа, уже выучили русский.