Иногда всё можно поправить
Неделю назад у ребёнка, второклассника, наступили каникулы. В Москве была снежная тоска, снег падал в лицо под углом 45 градусов, как будто намекал: «Уезжай». Ребёнку нужно было развлекаться, а мне — жить в иллюзии, что я не худший отец в мире. Поэтому сказал:
— Поехали к бабушке на юг.
Поезд ехал сутки. За сутки можно почувствовать отцовство от и до: сначала тебе кажется, что ты лучший друг, потом — охранник на концерте, потом — официант в поезде-призраке, и наконец — тень человека, который просто ест, чтобы не сойти с ума.
Ребёнок, впрочем, был в восторге.
Во-первых, можно безнаказанно жевать хлеб с колбасой.
Во-вторых, бегать по вагону с видом ниндзя на миссии.
В-третьих, у нас был поросёнок. Плюшевый. Розовый. Безымянный. Я предлагал назвать его Борисом, но ребёнок сказал, что Борис — это имя для взрослых, которые вечно не слушают.
Поросёнок был в ответе за всё: за то, чтобы не страшно ночью, за то, чтобы мы не поссорились из-за последнего зефира и за то, чтобы поезд не сошёл с рельсов.
Когда поезд доехал до нужной станции, мы, как настоящие пассажиры, заранее надели куртки, потолкались в проходе, вспотели. Вышли на перрон. И тут:
— По-ро-сёёёёнок! — всхлипнул ребёнок.
Я сначала не понял. Потом понял. Потом хотел бежать за поездом, кричать, прыгать, стучать в дверь. Потом вспомнил, что я не герой фильма Люка Бессона, и у меня межпозвоночная грыжа.
Пошли в администрацию вокзала. Дежурная, на вид пережившая революцию и гражданскую войну, переспросила:
— Что уехало?
— Свин. Розовый. Плюшевый.
Она кивнула, как будто слышала это тысячу раз, и молча достала бланк. Похоже, у них есть форма №43: “Заявление об утере субъективно важного”.
На следующий день позвонил в Новороссийск. Камера хранения.
— Есть там у вас поросёнок?
— Есть, — сказал голос. — Присылайте подтверждение.
— Какое?
— Ну, фото. Где он живой.
Полез в галерею. Нашёл снимок: поросёнок лежит на окне, смотрит вдаль, как будто знает, что его судьба будет кинематографичной. Отправил. Поросёнка признали.
Через несколько дней мы возвращаемся на вокзал. Нас встречают: директор станции, дежурная, кто-то из РЖД в галстуке и бабушка, явно приехавшая, чтобы быть свидетелем великой истории.
Ребёнок в слезах. Объятия. Поросёнок пахнет полкой и пылью, но теперь он важнее, чем всё, что можно купить. Он — доказательство.
Что если ты что-то потерял — это не обязательно навсегда.
Что бывают возвраты без претензий.
Что не всё, что ушло, уходит окончательно.
Иногда, чтобы что-то вернуть, достаточно подать заявление вовремя.
И иметь при себе фото.
И веру — в поросёнка. В ребёнка. В железную дорогу. В то, что жизнь, иногда, делает петлю — и возвращается к тебе.
Женя Кожин, сооснователь MORФEUS