«Под огнём» (2025)
И вновь автор недавнего «Падения империи» утверждает себя в качестве первоочерёдно правомерного носителя клейма «режиссёр-диджей», невероятно талантливо, усилиями авангардного монтажа и равно авангардной высочайшей аудиальной шлифовки миксуя сочащийся потом и кровью, тягучий и давящийся болью саспенс с жирнейшей, грузной жанровой эстетикой, выкормленной сковывающим весом толстого обмундирования и груды несущего гибель металла.
Мелодика и ритмика Алекса Гарленда неочевидны, — тем паче в подавляющем тревожной тишиной отсутствии аккомпанемента на психозном протяжении всего хронометража, — одновременно их аппаратная насыщенность, резкой техничностью разящая с экрана и с точным нервом нарезающая кадр под давлением триумфа звука, беспрерывно рвётся на амбразуру с первых секунд фильма.
При идиллии крайне понятной механики и её маскулинного визуального дизайна, играющего на очевидных паттернах привлечения, «Warfare» не отдаётся дешёвому удовлетворению потребностей амфитеатра, избегая участи остаться пережёванной мешаниной аттракционных впечатлений и отлавливая неявные пути впиться в подкорку наблюдателя, дабы принудить его ценить наблюдаемое.
Имидж очередного батального упражнения британского постановщика обманчив, ведь на деле картина больше посвящает себя оперативно-ремесленной скрупулезности военных действий, нежели ежесекундным брызгам патронов и морям поражённых противников: перемещение от позиции к позиции, внимательное отслеживание местности, сухие переговоры по радио, затяжное высиживание на точке, сбивающая с толку тактическая работа, грязное копошение в костях и раздробленной плоти раненых, замешанной с песком и кусочками бетона, огонь в пустоту и куда чаще именно демонстрация силы, нежели эффективное её применение.
Произведение, которое легитимно можно отнести к уже задрипанному выражению «новая классика», вопреки отзывам отдельных критиков, напрасно обвинивших его в упоении войной, выступает самым незрительским зрительским продуктом последних лет, в действительности нисколько не упиваясь войной и не позволяя упиваться ей никому вокруг, изобретая постановочный изыск по собственным жестоким, хладнокровным правилам, игнорирующим навязанное предшественниками обязательство выбормотать в общественное лобовое пачку тривиальных заявлений, и вне подчинения внешнему спросу.
Гарленд демонстрирует войну так, как она есть, — страшно и смертельно, без лоска и мизерной задней мысли развлечь, запачкано гиперреалистично и с безжалостным штурмом травмирующего наваждения, спровоцированного зримо реальными болезненными нарывами ветеранов. Демонстрирует достоверно и трезво за рамками витринности и за рамками какой-либо идеологии. Кромсая барабанные перепонки истеричными криками и воплями боевого опыта, демонстрирует наименее её зрелищную и наиболее выбивающую дух сторону; в то же время, уникально игнорируя трафаретные лекала, демонстрирует наименее зрелищное столь зрелищно, — причём, что феноменально, зачастую зрелищно конкретно на уровне атмосферы и обстановки, а не сценарного развития непосредственно, — насколько, бесспорно, мог продемонстрировать исключительно мастер крупного калибра.
War — это, конечно, плохо,
Но «Warfare» — хорошо.