всё ещё не могу понять, как сериалу про самых ужасных людей на земле достался такой милый каст и фанаты🥹

эх, вот бы у нас ещё отличный повод для пересмотра «смерти сталина» появился…

Джулианна Мур для Cultured Magazine

отчаянная домохозяйка

BREAKING: bottom of the flop вводит новое правило, согласно которому подписчики канала должны ставить максимум реакций на все посты, иначе тьма окончательно победит и ваша лента будет состоять только из твитов илона маска и его фанатов

не знаю почему, но именно в день, когда вышла новая серия the last of us, абсолютно случайно срежиссированная марком майлодом, хочется вспомнить, как примерно два года назад он неожиданно убил логана роя в самом начале сезона🤓

приятно, что у нас так много новых фотографий и интервью с кроненбергом🤍

Для меня искусство — это не терапия, и я не испытываю катарсиса от его создания. Работа над этим фильмом не стала для меня способом исцеления. Могу рассказать один случай: ко мне домой в Торонто пришёл итальянский психиатр, который интересовался кино с точки зрения психиатрии, и захотел поговорить со мной. Во время беседы он спросил: «Как вы справляетесь с утратой?» Я ответил: «Я просто страдаю. Так я с этим и живу». Он рассмеялся и сказал: «Ну, тогда вам, пожалуй, не нужна терапия». В этом и заключается реальность: вы будете страдать — и это никуда не исчезнет. Я снял фильм не ради облегчения, а потому что художник инстинктивно стремится преобразовать личный опыт в форму искусства. Это внутренний импульс. Но, как я уже говорил, не ради катарсиса и не ради терапии.

Можно сказать: «Ты снимаешь этот фильм и зарабатываешь деньги на своём горе». Если вы хотите быть моралистом, хотя, на мой взгляд, это довольно странная позиция, вы можете заявить, что фильм эксплуататорский, что я использую смерть своей жены. Но если вы так скажете, вы разрушите саму человеческую идею искусства. Вы делаете искусство невозможным. По сути, вы утверждаете, что любое искусство аморально, потому что оно всегда кого-то или что-то использует. Не хочу углубляться, но если вы соглашаетесь с идеей политики идентичности, согласно которой вы можете создавать только персонажей, похожих на вас, — искусства больше нет. Ему конец. Всё кончено.

Когда умерла моя жена, я прочитал все самые известные книги о горе — Джоан Дидион, К. С. Льюиса и многих других. И ни в одной из них я не почувствовал ничего близкого к тому, что испытывал сам. У Джоан Дидион, например, горе описано очень отстранённо. Она почти не упоминает тело своего мужа, её больше всего мучает отсутствие его голоса. И в тот момент мне стало ясно: каждое горе уникально. Потому что уникальны сами люди и их отношения. Вы не можете найти своё горе в чьём-то чужом опыте. В этом и кроется его странность.

Я думаю, что в большинстве фильмов ужасов темой всегда являются смерть и страх. Смерть — в разных её формах. По иронии судьбы, когда появляется призрак, это, по сути, религиозная концепция. Потому что если существует призрак или мертвец, вернувшийся к жизни, — значит, есть шанс, что существует и загробная жизнь. В каком-то странном смысле, как бы страшно это ни выглядело, это даже привлекательно. Потому что это даёт надежду, что после смерти может быть что-то ещё.

Я не воинствующий атеист, хотя, если честно, думаю, что мир был бы лучше, если бы все были атеистами. Но, возможно, я ошибаюсь. Эксперименты с атеизмом были и остаются, но каждый раз заканчивается всё тем, что государство превращается в религию. У него появляются свои святые, свои мученики. Так создаётся новая вера — как, например, в Северной Корее или в религии высоких технологий, где у нас тоже уже есть свои мученики.

Многое в первой «Мухе» изначально было связано с 3D-печатью. Это была моя идея: представить телепортацию как процесс 3D-печати человека. Продюсерам эта идея не понравилась. А потом, уже гораздо позже, со мной вышли на связь и сказали: «Ты опять оказался пророком. Это была огромная ошибка — отказаться от этой идеи». Потому что сейчас 3D-печать, включая печать плоти и биологических тканей, — повсюду. Это стало реальностью. И если бы мы тогда реализовали этот подход, он идеально попал бы в дух времени.

пока многие режиссёры боятся иметь дело с современностью, а роберт эггерс откровенно заявляет, что в его фильмах никогда не будет мобильных телефонов, кроненберг остаётся одним из немногих, кто не боится настоящего и пытается его отразить. стоит сказать, что the shrouds — странный фильм, даже для кроненберга. фильмы дэвида всегда были посвящены смерти старого тела, его эволюционным сдвигам на фоне технологического прогресса, способам, с помощью которых можно всё изменить. его работы связаны не только с пугающими аспектами, но и с красотой, и с потенциалом перемен. он видел в технологиях продолжение человека и всегда понимал, что именно поэтому они способны как уничтожить нас, так и помочь. здесь же, несмотря на то что тело выставлено на всеобщее обозрение, нет никакого нового рубежа — есть только смерть и распад. в этом новом, более меланхоличном контексте многие привычные идеи и мотивы кроненберга приобретают отчаянный оттенок: они ощущаются как попытки убежать от нависшей над всеми смерти, которая пронизывает каждый момент фильма. the shrouds — не тот фильм, который можно сразу принять, но в своей простоте и глубине он воспринимается как многослойное исследование пределов, к которым мы приближаемся, чтобы придать смысл утрате. горе — странная вещь. оно может прийти в любой момент, но то, как мы его переживаем, всегда непредсказуемо. способы скорби по близким различаются: механизмы преодоления, которые кто-то использует как опору, могут оказаться абсолютно бесполезными для другого. но что происходит с горем в нашей технофашистской эпохе? будем ли мы понимать друг друга, посвящая этой утрате каждый момент своей личной, профессиональной и политической жизни? будем ли склонны к конспирологии, чтобы продолжать жить, при этом не двигаясь вперёд? насколько далеко зайдут технооппортунисты, чтобы использовать скорбящих в своих целях? действительно ли наши тела не будут принадлежать нам даже после смерти, в мире с растворяющимися границами конфиденциальности? что ждёт нас в конце свободного падения в яму бесконечного контента, где практически всё может быть правдой, потому что сама правда в цифровом мире почти не имеет значения? безусловно, смерть в этом контексте является эмоциональным подтверждением нашего существования, а также наших связей с другими. но это ещё и очередной этап экономической эксплуатации тела как актива. главный герой может эротизировать свою новую технологию так, что она кажется глубоко личной. но её коммерциализация в итоге становится эксплуатацией. несмотря на свою одержимость, он мало чем отличается от обычных корпоративных стервятников, которых подозревает в заговоре. кроненберг же в мужской фиксации на ревности и конспирологии обнаруживает одну и ту же капиталистическую логику — стремление к контролю над телами, где нет никакой важности фактов и контекста. но никакие технологии и теории не остановят процесс распада тела. сам фильм видит горе как нескончаемую и очень обыденную вещь, в чем очень много честности. смотреть the shrouds — это как стоять перед залом зеркал, отражающих не только тебя самого, но и бесконечные искажения, мешающие узнать себя. в этом и есть сила кино — оно вмешивается, пробуждает и провоцирует осознание. человечество редко бывает настолько осязаемым, как в этом фильме, и кроненберг обнажает так много, что всё это кажется чужим и отталкивающе отчуждённым.

со светлым праздником пасхи от энтони сопрано

дэвид кроненберг и его любовь к солнцезащитным очкам

была найдена самая смешная шутка о ситуации с кэти перри и полётом в космос

Маргарет Куолли для i-D Magazine

Она отмечает, что сотрудничество с Итаном Коэном и его женой Тришей Кук над двумя фильмами стало для неё совершенно уникальным опытом: «Они так глубоко уважают и любят друг друга. Мне очень близок мир, в котором они существуют». Она надеется, что сможет вновь вернуться в этот мир, ведь «Honey Don’t!» - это только вторая часть запланированной трилогии лесбийских фильмов категории B. «Я пока не видела сценарий, и со мной ещё не связывались, но хочу официально заявить: если меня не пригласят в третий фильм, я буду очень обижена и расстроена».

В свои 20 она часто старалась подстраиваться под партнёров, становиться тем, кем они хотели её видеть. «Когда узнаешь, что такое настоящая любовь, только тогда встречаешь саму себя», — говорит она. «Мне кажется, я всю жизнь так активно искала любовь, что теперь, когда нашла, у меня вдруг появилось больше ясности, больше стремлений. У всех свои приоритеты, но для меня любовь всегда была на первом месте. Я искала её не там в свои 20, а теперь, когда она рядом, мир стал шире и ярче».

всегда знал, что неповторимый дрип александра скарсгарда - это вещь наследственная (и после этого лука стеллана мне хочется верить, что стиль лукаса маттсона был вдохновлен именно им)

за последние пару недель накопилось много красивых фотографий, и мне, по традиции, жизненно необходимо их сохранить, иначе в ведении канала больше не будет смысла

Hacks, «Cover Girls»

перевёл самое милое из вчерашнего похода сары снук на шоу стивена кольбера + хочу сказать, что сара - точно наследница джины роулендс, потому что такое сильное восхищение актрис чьим-то перформансом я видел только по отношению к «a woman under the influence»

нет, это логан рой и керри

буквально я, когда пишу больше десяти слов в канал

мне уже больше недели попадаются видео, где с помощью нейросетей «улучшают» фильмы тарковского и линча. и дело не в злости, фрустрации или страхе, а в том, что люди, которые это делают и этому радуются, вызывают у меня чувство экзистенциального отчуждения. я никогда не смогу понять их позицию так, чтобы она стала мне близка, и не смогу объяснить им, почему это ужасно, так, чтобы они меня поняли. вообще, заигрывание с ии в контексте тарковского, линча и миядзаки показывает, насколько глупо деполитизировать искусство и игнорировать его суть. миядзаки публично выступал против подобных технологий и в каждом своём фильме затрагивал тему климатического кризиса, тарковский же считал искусство ярчайшим проявлением человеческой индивидуальности, а дэвид линч ценил сам процесс творчества. но всё это не имеет веса, если кому-то хочется развлечься с генеративными нейросетями. у меня часто возникает ощущение, что каждый новый день глупее предыдущего. самый богатый человек на планете считает своей главной задачей убедить подростковую аудиторию с твича, что он хороший геймер. и этот же человек обижается на любые оскорбления, хотя пару месяцев назад именно он размахивал бензопилой, радуясь сокращению рабочих мест и пособий. мне кажется, мы на грани того, чтобы окончательно потерять рассудок. пола шредера обвиняют в сексуализированном насилии, а люди в твиттере больше заняты соревнованием, кто раньше понял по его работам, что эти обвинения были очевидны, и что те, кто удивлён, должны быть умнее, ведь «часто лучшие произведения о сексуализированном насилии создают сами насильники». к этой же новости можно вспомнить брайана кокса, который в перерывах между своим шутливым хейтом к джереми стронгу, решил защитить кевина спейси, потому что «культура отмены ужасна, обвинения незначительны, а такой талант терять нельзя». и вот возникает вопрос: сколько людей должны выступить против одного человека, чтобы им поверили? зимой даже гай пирс негативно отзывался о поведении спейси, и вряд ли он делал это ради внимания или денег. люди любят повторять: «невиновен, пока не доказана вина», прекрасно зная, что доказать такую вину крайне сложно. а когда вина доказана — это тоже мало кого волнует. взять сейчас хотя бы кампанию по реабилитации джонатана мейджорса, в которой больше всего меня расстраивает, что медиа продолжают использовать тот же нарратив, веками оправдывавший насилие: «но он же талантливый». конечно, талант отрицать нельзя, но подчёркивать его в разговоре о насилии — нелепо. хотя чему я удивляюсь, те же медиа пытались выставить галь гадот аполитичной и невинной матерью четверых детей, а рейчел зеглер, напротив, из-за поддержки палестины объявили главной причиной провала новой белоснежки, при этом игнорируя тот факт, что на большинство людей, даже во время выборов, политические позиции знаменитостей никак не влияют, а сами проблемы фильма скорее кроются в продюсерах, которые несколько раз отправляли его на пересъёмки. кстати, эти же продюсеры, обвинявшие зеглер в политизации, донатили сионистским организациям и не скрывали свои политические симпатии. думаю, примерно из таких же людей состоит киноакадемия, которая, после того как на режиссера хамдана баллала напали израильские поселенцы, извинялась за то, что в своём трусливом заявлении об инциденте даже не назвала его имени. да, всё настолько плохо, что мы живем в мире, где киноакадемия сразу же банит уилла смита за пощечину, но в случае насилия со стороны израиля прикрывается «разными политическими голосами». не знаю, может, я пытаюсь собрать в один пост всю свою фрустрацию из-за того, что примерно месяц назад меня уволил со второй работы человек, который публично домогался до сотрудницы. уволил меня, кстати, из-за того, что случайно услышал, как я сказал: «израиль после 7 октября наделал много страшных вещей». да, оказывается за такую фразу теперь могут уволить в новосибирске. ладно, прекращаю ныть, потому что всё же есть одна вещь, которая не даст мне скатиться в уныние, — и это тот факт, что илон маск, несмотря на свое положение, всегда будет обижаться на шутки в интернете.

мне нужен бадди-муви в стиле kiss kiss bang bang с джоном хэммом и кираном калкиным в главных ролях

в канале нет постов, потому что из-за абсолютно бессмысленных задач я пять дней подряд не возвращался с работы раньше восьми вечера, и теперь мое состояние олицетворяет треугольник экзистенциального выгорания имени хелли р, кендалла роя и нейта фишера

примерно так сейчас джесси армстронг монтирует свой фильм о финансовом кризисе, когда по всему миру происходит обвал фондовых рынков

дэвид линч и 35-летие твин пикс

зрители двух конкретных престижных сериалов о вреде корпоратизации, соединяйтесь!