Я на крюке перед Богом, безликая,
То ли от крови, то ли от слёз липкая.
Молюсь: «Отче, не раба ведь Твоя, а дочь,
Прошу, Ты можешь мне помочь?»
Я не видела Его глаз и рук,
Но кто-то обвёл моё тело в круг:
«Здесь место твоё, жди Предтечи...»
Мои руки обмякли, опустились плечи.
И вдруг, через тысячи расстояний,
Я ощущаю, Твоё, Юль, касание...
Твой голос снимает меня с крюка
И в эту рану меня несёт Твоя река.
Я — неловкий пловец, я иду ко дну,
Но Твой луч освещает мою глубину.
Я погружаюсь куда-то... в реку под рекой
И уже согласна обрести покой.
Но Ты зовёшь меня: «Анечка, важно жить!
Небо видеть, и птиц, детей растить!»
Да, Твой голос вроде бы издалека,
Но так рядом Твоя незримая мне рука...
Я тянусь к ней, стараюсь, я так стремлюсь,
Нахожу на дне точку, отталкиваюсь.
А выныриваю — в штормящем океане.
«Боже, да что же так много, маленькой Ане?»
И Бог мне бережно отвечает,
В Его голосе — Твой вдруг различаю.
И мы встречаем сына на гребне волны.
Твои молитвы — веры в меня полны.
Мне хочется смерти, но Ты приглашаешь жить,
И я продолжаю плыть... продолжаю плыть...
Меня выносит на Землю, к моим берегам.
Ты зовёшь: «Иди!» — я нахожу свой храм.
Ты стоишь в нём с огнём, водой и хлебом,
Бог улыбается, очерчивая над нами небо.
Я на коленях, а подле — руины стен,
Говоря, омываешь кровь с моих колен:
«Ты так долго опиралась на них, сестра...»
И дала мне огонь твоего костра.
«Вставай, девочка, вдыхай... и плачь, конечно.
Отпускай и выдыхай, боль не бесконечна...»
И я так зарыдала... и засмеялась тоже:
«Ты не оставил меня, и я не осталась, Боже!»
В груди — открытое сердце, рана от крюка,
Её края омывает, Юль, Твоя рука.
Я встаю в полный рост, кровь больше не льётся,
Сердце шире стало, сердце бьётся.
Подхожу к руинам храма, разбираю своды,
Открываю источника чистые воды.
Они омывают пыль войны и боль потерь,
Ты подаёшь глину и говоришь мне: «Верь!
Работы, Анечка, непочатый край,
Закатывай рукава, ты сможешь, знай!»
Я принимаюсь за дело, выкладываю порог,
Исцеляю фундамент, творю потолок.
Ты подаёшь мне воздух, огонь и воду,
А я беру и вижу золотую породу.
Так души алхимия сотворяет ценность,
Твоя любовь открывает иную мерность.
Отпираю двери исцелённого храма,
И в пробитой груди зарастает рана.
Ты подходишь, помазываешь, говоришь: «Иди!»
Я обнимаю тебя — и шрам в твоей груди.
Мне всё ещё неясно, зачем я и кто...
А ты вверяешь: «кроме тебя, Аня, не знает никто...»
Мне пора на порог, подхожу к колоннам,
Ты достаёшь зеркальную гладь — в раме иконной.
«Напоследок взгляни... Твой путь велик!»
Я смотрю в твоё зеркало — и обретаю лик.