Сегодня все вспоминают Владимира Высоцкого. Для меня он не просто великий поэт, бард, актер. Фактически он был «социологом», описавшим в образной форме Советский Союз так точно, что иная форма уже и не воспринимается. В книге «Как мы жили в СССР» я посвятил социологу Высоцкому целый раздел.
Удивительная выходит вещь: 1960-е – 1970-е гг. не столь далеки от нас, как 1920-е – 1930-е, но мы не имеем яркой художественной картины этого времени. Писатели из поколения шестидесятников не описали свою эпоху так, как это сделали, скажем, в свое время Михаил Булгаков или Ильф с Петровым. Почему? Возможно, произошло это из-за свойственного шестидесятникам идеализма. Вечные «лейтенанты» вспоминали героику войны, энергичные «деревенщики» искали просветления в народе, а вялые горожане копались в измученной «обменом» душе. Бытописательство оказалось для этого поколения делом слишком мелким. И вот, как ни парадоксально это выглядит, Высоцкий стал поэтическим исключением в прозаическом шестидесятническом ряду. Вряд ли он задавался когда-либо целью оставить потомкам картину уходящей эпохи, но, думается, по его строкам мы сможем воссоздать мир старого «совка» лучше, чем по самым продвинутым книгам социологов. Слушатели песен вряд ли понимали в 1970-е гг., что перед ними не просто бард, а лучший исследователь советского социума. Однако наверняка в душе тех, кто крутил бобины на магнитофонах, оставалось чувство, что им говорят правду, которую нигде больше не услышишь.
Вот, например, реальная иерархия советского общества, не зафиксированная даже в знаменитой «Номенклатуре» Михаила Восленского: «У нее старший брат – футболист «Спартака», // А отец – референт в Министерстве финансов». Не существует, как выясняется, никакого социалистического равенства. И при таком раскладе нашему бездомному (ангажирующему угол у тети) герою ничего на амурном фронте не светит. А вот развитие романтической темы, наполненной уже реалистическим содержанием: «Куда мне до нее – она была в Париже, // И я вчера узнал – не только в ём одном!». Как объяснишь сегодняшнему тинэйджеру, что для «совка» 1970-х гг. человек, побывавший по ту сторону железного занавеса, сразу выходил на иной уровень неформальной культурной иерархии? И совсем необычное – картина очереди в советском общепите. Чистый быт, без всякой любви: «Мы в очереди первыми стояли, // А те, кто сзади нас уже едят!» В чем же дело? «Те, кто едят, – ведь это иностранцы, // А вы, прошу прощенья, кто такие?» Помню, как меня в Мариинском театре выгнал с законного места «сотрудник» буквально теми же самыми словами, поскольку иностранцы, имеющие билеты в разных концах зала, решили сесть вместе.
Подробнее об этом здесь писать не буду: вы ведь наверняка уже прочли в книге.