Ему вообще невозможно было отдать должное – так он всё устроил.
Не хвалить же его, господи. За что? За заслуги?
Он моментально и безумно рвал дистанцию, разве что на «ты» мы перешли поздно, года через полтора, и сразу всей бандой Школы в обстановке почти мистериальной – у него на даче, когда селёдочка была прекрасна.
Но задолго до – сидим на Никитском в «Проливе» за летними столиками, салаги. К Васе пару раз подходит поклонник навеселе, так, сяк, фото, «а вот скажите, Василий…» и т. д. Вася вертится 5 минут, и наконец: «Молодой человек, ну вы видите, мы собрались с друзьями…». Парень, почему-то потерявшись: «Да? Где?» И Вася с расстановкой: «Ну вот мой друг…» (рукой на Мишу Шаца [признан иноагентом]), «…вот мой друг…» (на Дена Алхазова), «…вот мой друг…» (на меня). За столом человек семь, а нас осенили – как же, уже два раза комментировали на живой бар! До работы в эфире мне оставалось полгода, потом год работы бездарной, потом год сносной, про сейчас не скажу, а тогда я себя и за стол бы не посадил. Вася жил иначе.
Но при любой разорванности дистанции, при том, что допущено было, в принципе, всё, и что угодно могло быть по душам – именно разговор о заслугах сразу отбрасывал тебя на расстояние такого же случайного поклонника, у которого есть 10 секунд, и 3 из них уже ушли на «здравствуйте». Даже если это не разговор с ним, а некролог, на который теперь есть какое хочешь время.
В масштабах всего, за что хочется зацепиться, любое время кажется 10-ю секундами. Ничего не успеть и ничего не сократить, потому что начинаешь всё равно с одной темы (возьмём
колонку «От Равальяка до Моуриньо» от 20.04.2011, 90% людей не пишут текст такого качества за всю карьеру, для Васи это был просто ещё один текст между обедом и ужином, вот какой он был автор, а ведь никто уже давно не читал, бла-бла) - и уже на слове «возьмём» понимаешь, что тебя скручивает в узел от боли за то, как сузилась тема.
От личного «спасибо» он отбивался, а от «спасибо» с какими-либо пояснениями отбивался втройне, и в эти моменты всегда звучала никак не шедшая к его остроумию фраза про то, что «отблагодаришь в старости, подашь стакан воды». Фраза, в которой возмутительно сразу всё – и лиричность, и этот дурацкий демпинг, и горькие намёки на здоровье тоже.
Он настолько невыгодно (по всем понятиям) инвестировал в людей, поощрял их так неожиданно и столь щедро, что в этом никогда и не надо было искать мотивацию, а надо было искать невозможность жить иначе – и ничем, кроме чуда, это закончиться не могло, каждый раз.
Однажды мы переписывались – просто «как дела» - и у Васи проскочило: «Кстати, я тут решил зазнакомиться с N». N был человеком, мягко сказать, неоднозначным, я полушутя стал выяснять, с чего вдруг – под проект какой-то или поужинать не с кем?
Ответ – философская программа: «За кого ты меня принимаешь? Я почти всё делаю бесцельно. Вот мы с тобой общаемся бесцельно. Поэтому что-то и произойдет. Если б была цель, мы бы встретились - и не сошлись. Или сошлись и поссорились. Или совпали и сделали ***** [ерунду]».
Он знал, что делает чудеса. Вряд ли понимал, почему, зато не поленился сформулировать, зачем. И в чём технология. Тут-то догадаться несложно, это было поколенческое. Вася сам пришёл на телевидение не телевизионщиком, в комментаторство не комментатором, в ЧГК не знатоком, в театр не артистом и в футбольную команду не владельцем. Его инстинкты – из того короткого и фантастического времени, когда реальность создавалась с нуля и была сочинением на свободную тему.
<...>