ТРАДИЦИОННЫЕ ЦЕННОСТИ В ИСТОРИЧЕСКОЙ РОССИИ

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ЛАБОРАТОРИЯ ПУБЛИЧНОЙ СОЦИОЛОГИИ ИЛИ КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ЛАБОРАТОРИЯ ПУБЛИЧНОЙ СОЦИОЛОГИИ 18+

Приходилось ли вам слышать выражение «историческая Россия»? Наверняка — ведь оно все чаще появляется в речах Путина в последние десять лет. «Историческая Россия» — это идиома, которая позволяет Кремлю оправдывать путинский режим как неизбежное, закономерное следствие неких естественных процессов, по которым на протяжении сотен лет развивается Россия. Грубо говоря, если вам хочется жить достойно — слушайте своего вождя, через дела которого проступает сама историческая Россия, логика ее развития. Чтобы порвать с этой логикой, говорят исследователи, нужно понять историческую случайность путинского режима.

Еще одно клише, которое мы постоянно слышим из уст российских чиновников и политиков — это «традиционные ценности». Но вот ведь сюрприз: не существует никакой конкретной «традиции», к которой отсылали бы эти так называемые «традиционные» ценности. Сам Кремль предлагает опираться на эти ценности вместо идеологии. Идеология в соответствии с такой логикой — это что-то «политизированное», «грязное», тогда как «традиционные ценности» — это чистое нравственное чувство, якобы испокон веков присущее русскому человеку. Иными словами, путинский режим выдает свою идеологическую программу за нечто вне-политическое, вечное, якобы вытекающее из устоев общества как таковых. И это, вместе с верой в «историческую Россию», один из главных (само)обманов текущего российского политического режима.

Это — анализ современной российской идеологии от наших товарищей и коллег. Левый аналитический ресурс на русском языке «После» запустил новый видеоблог в формате разговоров с авторами статей, опубликованных на «После». И первый такой разговор — с Андреем Олейниковым об «исторической России» и с Мариной Симаковой о «традиционных ценностях».

Наши собственные исследования восприятия войны и режима «обычными», неполитизированными россиянами показывает, что эти идеологемы —не то, что заставляет таких россиян поддерживать режим. Обычный россиянин все еще не мыслит такими категориями, обращая больше внимания на успехи государства в решении экономических проблем. Однако будут ли будущие возможные успехи режима делать эти категории более привычными, более удобоваримыми для россиян? Это важный вопрос. Другой важный вопрос заключается в том, может ли усвоение этих идеологем вести не к поддержке, а к сопротивлению режиму. Наше исследование движения «Путь домой» дает положительный ответ на этот вопрос: жены мобилизованных использовали риторику «традиционных ценностей» для того, чтобы критиковать государство за нарушение продвигаемых им же принципов.

Пока мы все дожидаемся будущего, рекомендуем послушать анализ коллег по ссылке 👇🏻

ПОЧЕМУ КРАЙНЕ ПРАВЫЕ СТАНОВЯТСЯ ПОПУЛЯРНЕЕ В ЛИБЕРАЛЬНЫХ ДЕМОКРАТИЯХ

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ЛАБОРАТОРИЯ ПУБЛИЧНОЙ СОЦИОЛОГИИ ИЛИ КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ЛАБОРАТОРИЯ ПУБЛИЧНОЙ СОЦИОЛОГИИ 18+

Победа Трампа на американских президентских выборах. Взлет рейтингов «Reform UK», партии ультраправого политика Найджела Фараджа, в Великобритании. Электоральные успехи крайне правой партии «Национальное собрание» Марин ле Пен в сегодняшней Франции. Чем можно объяснить эту популярность крайне правых популистов, при чем не где-нибудь, а в либеральных демократиях? И почему за них голосует рабочий класс, традиционно — опора левого движения? На эти вопросы отвечает Илья Матвеев в своей новой статье для DOXA.

Рост популярности крайне правых в развитых демократиях — это, увы, не миф, а факт сегодняшней политической жизни. Если какое-то время назад вместе с ним росла популярность и левых партий, сегодня крайне правые вырываются вперед одни. Они тянут за собой всю западную демократическую политику — например, центристы, чтобы конкурировать с правыми, перехватывают их лозунги и программы.

Но кто такие современные ультраправые? Их объединяет нативизм (ненависть к «чужакам») на грани расизма, экономический национализм, критика наднациональных политических институтов, дискриминация не-граждан в социальной политике, репрессии под лозунгом наведения порядка, популизм (то есть риторика от имени «народа», которому противостоят предательские «элиты»).

В чем же секрет их успеха? Сами крайне правые утверждают, что они защищают здравый смысл от левых, которые стали слишком радикальными в своих требованиях, мировоззрении, культуре. В своей статье Илья Матвеев объясняет, почему эта претензия не соответствует действительности. На самом деле причины подъема правых сил (а также их популярности среди рабочего класса) другие.

Так, важную роль играет экономика: рабочие проиграли от глобализации, многие потеряли работу, поэтому им близка политика «промышленного ренессанса», то есть, открытие новых заводов в своих собственных странах, взятая на вооружение правыми. При этом экономическая повестка — не основная у правых партий и лидеров, она вторична по отношению к политике ненависти. А сами экономические проблемы окрашиваются в риторике правых в культурные и расовые тона. Другими словами, экономические причины недовольства с подачи правых осознаются их последователями не рационально, а крайне эмоционально. «“Ответы”, предлагаемые крайне правыми, не имеют никакой объективной связи с фрустрациями, побуждающими людей за них голосовать, — пишет Матвеев. — Напротив, эта связь психологическая и субъективная … Когда растет безработица, а целые индустрии или регионы приходят в упадок, люди теряют свой привычный повод для гордости. Они ищут новую надежную идентичность, с которой можно себя связывать и которой можно гордиться. Такой идентичностью становится национальная».

Советуем не ограничиваться нашим пересказом, а прочитать статью целиком. Несмотря на небольшой объем, в ней вы найдете пересказ новейших исследований, интересную статистику, рассказ о разных национальных кейсах.

ИСТОРИЯ РАБОЧЕЙ БОРЬБЫ И ПОЧЕМУ В РОССИИ СТАНОВИТСЯ МЕНЬШЕ РАБОЧИХ ЗАБАСТОВОК?

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ЛАБОРАТОРИЯ ПУБЛИЧНОЙ СОЦИОЛОГИИ ИЛИ КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ЛАБОРАТОРИЯ ПУБЛИЧНОЙ СОЦИОЛОГИИ 18+

Канал левых активистов, анархистов и антифашистов No future на днях выпустил ролик, посвященный истории рабочей борьбы в 20 и 21 веках. В нем — всякое важное про рабочую и профсоюзную политику в США, Западной Европе и России, снабженное комментариями экспертов. С анархистской перспективой интерпретации анализа событий могут согласиться не все левые (включая нас), но это не отменяет того, что видео получилось качественным и вдохновляющим. И вообще коллеги из No future пишут про подполье и жизнь левых эмигрантов, растущие националистические настроения в России, беспредел силовиков и чиновников, активизм, горизонтальные инициативы и самоорганизацию в России — всячески рекомендуем, в общем.

А в уже упомянутом ролике об истории рабочей борьбы речь идет и о правах и борьбе рабочих в сегодняшней России военного времени. И об этой проблеме мы хотели бы сказать пару слов как эксперты.

Итак, из-за репрессий политический потенциал независимых профсоюзов в современной России падает — об этом говорят и упомянутые в ролике исследования, регистрирующие снижение забастовок и рост петиций и видео-обращений рабочих к власти. В то же время, сегодняшняя макроэкономическая политика Кремля — это военное кейнсианство, которое улучшает позиции рабочего класса на рынке труда. Бюджетные траты приводят к расширению производства (не только военного), созданию новых рабочих мест и росту зарплат. Причем выигрывают от этого не в последнюю очередь именно рабочие самых разных профессий. Логично предположить, что результатом именно такого усиления позиции рабочих на рынке труда в контексте политических репрессий станет не рост независимого, боевого профсоюзного движения, а рост относительно независимых, но политически лояльных, корпоративных рабочих организаций. Такие организации будут защищать права экономически окрепшего рабочего класса, но в то же время будут не допускать слишком уже большого роста зарплат, который может привести к огромной инфляции. А еще такие организации будут купировать политизацию рабочих, пугая их экономическим хаосом, к которому могут привести забастовки.

АНТИФАШИЗМ ДЛЯ ВСЕХ

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ЛАБОРАТОРИЯ ПУБЛИЧНОЙ СОЦИОЛОГИИ ИЛИ КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ЛАБОРАТОРИЯ ПУБЛИЧНОЙ СОЦИОЛОГИИ 18+

Вышло новое издание книги нашего друга, поэта, музыканта и активиста Кирилла Медведева. Книга называется «Антифашизм для всех. Исправленный и дополненный». Она состоит из авторских публицистических статей на темы антифашизма, национализма и империализма, а также переводов текстов западных левых авторов на те же темы (Энцо Траверсо, Пол Мейсон, Билли Брэгг).

Авторские статьи посвящены истории антифашистской идеи в России и в западных странах, современным теориям национализма и фашизма и российской антифа-среде (в том числе, наследию убитого нацистами левого адвоката Станислава Маркелова). Впрочем, двигаясь от начала книги к ее концу, читатель понимает, что антифашизм – это не только тема, но метод. Обращение к нему – это способ поставить вопрос о политическом универсализме, то есть такой политической практике и мысли, которые в пределе направлены на эмансипацию всего человечества, а не только отдельных групп. Утратили ли наши общества сегодня этот универсалистский горизонт мысли и практики? И может ли обращение к антифашистской традиции вернуть нам этот горизонт?

Задаваясь этими вопросами, Медведев критически анализирует политику и идеологию как в России, так и в западных странах. Российское военно-политическое руководство сегодня пытается взять антифашистскую риторику на вооружение в своей внешней политике и предложить универсальные ценности (жизнь, достоинство, права и свободы человека, патриотизм) в качестве главных, объединяющих общество. Однако, оказывается, что в действительности подразумевается, что главными ценностями должны быть семья и религия, которые являются делом частным, вопросом личного выбора. «Этот зазор между декларируемой универсальностью и подразумеваемой партикулярностью имеет принципиальный смысл для идеологической архитектуры сегодняшней РФ» – заключает Кирилл Медведев.

Из этой же перспективы Медведев анализирует партикуляризм западноцентричных идеологий. Например, он критикует попытку постсоветских и восточноевропейских националистов присвоить идею демократической Европы в борьбе с коммунистическим наследием. Но разве сама свободная, демократическая Европа не является частью этого наследия? «Какая Европа интересует нас сегодня? – спрашивает Медведев, и отвечает – Европа рабочей борьбы и массовых профсоюзов, Европа Сопротивления, Европа голландской антинацистской забастовки в поддержку евреев 1941 года. Европа “refugees welcome” <…> нам еще предстоит дорабатывать свои повествования — об универсальных правах человека, о правах женщин и меньшинств».

Кстати, книга только вышла, а ультраправые уже успели сорвать ее авторскую презентацию в Москве. А значит, эта книга важна. Пишите в бот издательства «Напильник» (@napilnik_bot), чтобы приобрести ее. А еще – подписывайтесь на канал Кирилла Медведева.

МАЙКЛ БУРАВОЙ (1947-2025) И ЕГО СОЦИОЛОГИЯ

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ЛАБОРАТОРИЯ ПУБЛИЧНОЙ СОЦИОЛОГИИ ИЛИ КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ЛАБОРАТОРИЯ ПУБЛИЧНОЙ СОЦИОЛОГИИ 18+

3 февраля 2025 года погиб Майкл Буравой, выдающийся социолог и антрополог, марксист и профессор университета Беркли. Майкл Буравой был одним из тех ученых, чьи работы вдохновляли нас.

Майкл поддерживал множество молодых исследователей, включая нас. Около десяти лет назад, например, он опубликовал наш манифест в журнале Международной социологической ассоциации Global Dialogue. Он регулярно комментировал наши черновики, а однажды отдал одному из нас свой гонорар за публичную лекцию в России :) После того, как мы вместе выступили в Европейском университете в Санкт-Петербурге, он написал: «I was blown away by the radicalism of the presentations of the Public Sociology Lab. Made me feel like a pathetic old professional sociologist!» 🥰

Буравой интересовался Россией, часто приезжал в нашу страну, много общался с российскими социологами. Будучи вице-президентом Международной социологической ассоциации, он «официально» поддержал протест OD-Group против коррумпированного ультраправого официоза на соцфаке МГУ, из которого во многом выросла Лаборатория публичной социологии.

Но самое главное – это, конечно, его работы, которые мы читали и перечитывали. Его тексты можно найти на его личном сайте. А тут мы перечислим те из них, которые особенно повлияли на нас самих – на всех вместе и на некоторых из нас по отдельности.

Буравой сформулировал тезис о переходе постсоветской России к капитализму как об инволюции, то есть, процессе, который обращает вспять советскую модернизацию. На русском об этом можно прочитать здесь и здесь, а на английском – тут.

Буравой писал о «публичной социологии» как особом типе социологического знания наряду с профессиональной, критической и прикладной социологиями. Он выступал за публичную социологию и в то же время анализировал сложные отношения между этими четырьмя видами социологии в конкретные исторические моменты. Вот тут – русский перевод нашумевшего текста «За публичную социологию», а тут – рассуждения Буравого о судьбе публичной социологии в России.

Буравой соединял марксизм и этнографию. Изучая методом включенного наблюдения (да-да, он работал на заводе и не на одном!) труд в США, Венгрии, Замбии и России, он написал несколько очень важных работ о политической функции труда при капитализме на его разных стадиях и в его разных вариациях. Вот его самая знаменитая книга на эту тему, про США. А вот – сравнение американского, российского, венгерского и замбийского кейсов, которое легло в основе его методологической работы про extended case method.

Буравой писал и о других важных темах: постколониальной Африке (на примере Замбии); об отдельных теоретиках (о Бурдье, Карле Поланьи, Фаноне и других авторах, с которыми он находился в непрерывном мысленном диалоге); о судьбе университета в современном мире и так далее.

RIP, дорогой Майкл, а твое дело будет продолжено